Российский вариант финского лютеранства, вне всяких сомнений, консервативнее, а по мнению самих ингров, здоровее европейского и может служить последнему ориентиром.
Надо заметить, что ингерманландское лютеранство вообще намного поэтичнее западного, сильно рационализированного и засушенного. Русское стереоскопическое восприятие мира одновременно через богословский разум и религиозную интуицию полностью присуще Церкви Ингрии, и потому она в России – дома. Ни догма, ни традиция не сковывают молодую Церковь, находящуюся в богословском и литургическом творческом поиске. Естественным образом под влиянием русской Церкви укоренились крестное знамение (справа налево), некоторые православные песнопения. Вспоминая традицию алтарных картин, рассуждают о возможности украшения храмов православными иконами. Это в свою очередь провоцирует дискуссию об иконопочитании, совершенствовании и усложнении обряда и так далее. Как-то, сидя на берегу самой большой реки в Ингерманландии – Неве, Арво Сурво сказал сталкеру: «Евхаристия – это общая трапеза. Обряд – красивая сервировка стола. Мы, лютеране, уже давно едим прямо из холодильника».
Двуязычная Церковь Ингрии конечно же занимается миссионерством, в первую очередь среди своих кровных братьев – угро-финских народов России, шагающих сегодня семимильными шагами в свое древнее национальное язычество: мокшан и эрзян, коми и карелов, удмуртов и марийцев. Сталкер, много путешествовавший по Северо-Западу, подробно рассказывал автору этой статьи о панфинской идее, распространяющейся сегодня в Финляндии и российской Карелии среди политиков с ущемленным сознанием. Им грезится Великая Суоми от Балтии до Уральских гор с финским правительством, финским языком и могучей финской армией. Миссионеры же Церкви Ингрии уверены в необходимости организации не единой «имперской» лютеранской церкви, подчиненной Церкви Ингрии, но в устройстве небольших национальных церквей, разбросанных по угро-финским районам. Эти двуязычные национальные церкви будут неизбежно русеть и в пику сторонникам панфинской идеи явятся закваской будущего русского лютеранства, той формы русского протестантизма, которая, вероятно, вытеснит протестантские деноминации, не имеющие глубинной связи с Россией, той глубинной связи, что существует между Россией и угнездившейся в ее лоне тихой христианской Ингерманландией.
Есть среди четырех пробств Церкви Ингрии одно особенное – русскоязычное пробство, в приходы которого стекаются все, кто не говорит по-фински. История первого русского прихода на Васильевском острове в церкви св. Михаила восходит еще к довоенному времени. Сегодня же русские приходы можно встретить не только в Петербурге и его окрестностях, но и в Москве, в Саранске, Йошкар-Оле, Нижнем Новгороде… Собственно русских в Церкви Ингрии немного, но, как водится, русские лютеране слегка преувеличивают свое число и, с симпатией относясь к православию, реалии которого знают неважно, пересказывают друг другу «апокрифы» лютеранской жизни. Один из них невольно подслушал и наш сталкер. Вот он.
Служил у митрополита Нижегородского и Арзамасского Николая Кутепова иподьяконом богобоязненный юноша, проводивший дни и ночи в молитвах и трудах. Все его сверстники предавались легкомыслию, забывая о краткости дней земны, х и посмеивались над юношей, выбравшим путь, преизобилующий искушениями и духовными подвигами. Все духовные лица, посещавшие митрополита, предрекали великое будущее скромному юноше, и даже, говорят, сам Святейший заметил его. В общем, мог он стать украшением любой церкви от Данилова Монастыря до Святого Престола. Но однажды после нелегких иподьяконских трудов почувствовал юноша томление духовное, и явился ему ангел и сказал: «Оставь дом твой и ступай в Церковь новую, где нужны твои силы и духовные таланты». Наутро подошел юноша к митрополиту Николаю, опустился на колени и молвил: «Владыко святый, есть на Севере страна Ингерманландия, и есть в ней Церковь малая и слабая. Нужна ей помощь православная, ибо угрожают ей враги сильные. Отпусти!..» И ответил седой митрополит: «С миром изыди!». И благословил юношу «своим епископским перстнем».
Такой неожиданной подробностью «с перстнем» заканчивается этот незамысловатый рассказ, который свидетельствует, однако, и о симпатиях к православию, и о гордости за свою церковь, и о векторе потенциального развития, и о потаенных надеждах.
Остается добавить, что в январе 1996 года епископ Лейно Хассинен ушел на покой и Церковь Ингрии впервые возглавил «русский» епископ Аррэ Матвеевич Куукауппи, гражданин России, выпускник Высшего художественно-промышленного училища имени Мухиной. Во время «концекрации», совершенной пятью епископами из разных стран, мессу служили два пастора: Арво Сурво и Олег Севастьянов. Петербуржец и москвич. Сын Ингерманландии и сын России. Впервые лютеранский «Епископ Ингрии, Карелии и всей России» говорит по-русски! – умилялась светлоглазая паства.
Каждый сталкер хвалит свое болото. Прощаясь в конце нашего недолгого путешествия, он сказал: «Если лютеране Ингрии и православные сохранят верность Слову Божиему, это Слово станет в России обоюдоострым мечом против притупленной либерализмом европейской шпаги. И как знать, не окажемся ли мы – лютеране Ингрии и наши православные братья – по одну сторону баррикад, а феминизированное западное христианство – по другую».
1998, май. Публикуется впервые.
Сегодня я расскажу вам о том, какие невероятные религиозные коллизии порой случаются в некоторых регионах нашей, несмотря ни на какие урезания, необъятной родине. Речь пойдёт о Калмыкии.
Формально калмыки считаются буддистами, но многие из них крестят детей, соблюдают православные праздники, держат в домах иконы. Буддизм в Калмыкии претерпевает реформацию, но сейчас поговорим об иных вероисповеданиях, появившихся в последние годы в Калмыкии.
Своеобразное религиозное состояние Калмыкии во многом определяет её президент – Кирсан Илюмжинов, который, будучи человеком творческим и ищущим, является, на мой взгляд, носителем своеобразной религиозной идеологии, которая отчасти выражена в его книге «Калмыкия – земля духа: национальная идея».
Илюмжинов утверждает существование некоторого «единого потока духа», который объединяет эпическую мудрость, язычество и буддизм. Но Илюмжинов не ограничивается этномудростью одного калмыцкого народа. Большое почтение он проявляет к РПЦ, регулярно, до самой смерти болгарской прорицательницы Ванги ездил к ней за советом, имел аудиенции у Иоанна Павла II в Ватикане.
Улицы Элисты и даже гостиничные номера обклеены портретами Илюмжинова то в обществе Далай-ламы, то в обществе патриарха Алексия.
В начале своего правления Илюмжинов выступил с проектом строительства храма Всех религий, но потом забросил эту идею, убедившись в её неосуществимости.
Идея объединения религий Востока и Запада, некой «планетарной веры» оказалась созвучной мунизму. Муниты в течение нескольких лет поддерживались калмыцкими властями и даже получили допуск в школы и вузы. Потом и это надоело Кирсану. Мунитов выгнали из Калмыкии.
А в 1995 году в республике была организована самостоятельная православная епархия, которую возглавил епископ Зосима.
Епископ Зосима человек энергичный и умелый политик. Одно время он был депутатом калмыцкого парламента и поддерживал Илюмжинова на выборах калмыцкого президента.
Элистинская епархия – одна из самых крохотных в РПЦ. Наибольшая сложность заключалась в упорядочении отношений с буддистами. По приглашению буддистов епископ Зосима побывал на Тибете и всячески подчёркивал уважение к национальной религии калмыков и главе калмыцкого народа, который на свои личные и на бюджетные средства строит в республике не только хурулы (дацаны), но и православные церкви.
В калмыцкой среде можно встретить не только буддистов и православных, но и баптистов, и пятидесятников, и адвентистов, и даже – католиков. В моей записной книжке, хранящей жар калмыцких степей, сохранился рассказ о том, как неожиданно волею одного-единственного калмыка Римо-Католическая церковь оказалась на просторах Прикаспийской низменности.
Жил-был в Элисте в начале 90‑х годов калмыцкий интеллигент Алексей Кикшаев. Он занимался изучением различных верований и пришёл к выводу, что истинная вера – католичество. Поскольку в Калмыкии в ту пору живой католик был такой же редкостью, как эвенкийский шаман, Алексей отправился на Украину, в город Львов и разыскал там костёл латинского обряда. Со словами «Я католик!» он бросился к проходящему священнику и потребовал незамедлительно крестить его.
