В половине января А. Т. Васильев принес мне доклад, в котором сообщались сведения о двух политических кружках, существовавших в Петрограде: салон графини Н. С. Шереметевой[*], где собираются оппозиционно настроенные гвардейские офицеры, и салон графини С. С. Игнатьевой, где собираются правые. В докладе сообщалось, что в одной из гвардейских частей настроение очень повышенное: офицеры собираются вместе с солдатами, произносятся революционные речи, бранят царя (что было еще в докладе — не помню). А. Т. Васильев сказал мне, что доклад он получил от лица, очень осведомленного о происходящем движении в высшем обществе и в офицерской среде. Это лицо соглашалось сделаться постоянным сотрудником департамента полиции. П. Г. Курлов, присутствовавший при этом разговоре с А. Т. Васильевым, высказал предположение, что сведения дал Кюрц. А. Т. Васильев ответил Курлову, что он ошибается, но имени сотрудника не назвал. О Кюрце я слышал раньше от В. П. Литвинова-Фалинского, который говорил, что Кюрц, учитель французского языка, бывает у И. Л. Горемыкина и других сановников, очень осведомлен о происходящем в высшем обществе. П. Г. Курлова и А. Т. Васильева о Кюрце я не расспрашивал; я понял, что он и раньше был сотрудником департамента полиции. Доклад я принял к сведению, царю о нем не говорил: не хотел передавать ему неприятного; не послал доклада ни военному министру, ни председателю совета министров, потому что не любил Д. С. Шуваева, а кн. Голицыну не давал всех сведений, которые получал: хотел быть более осведомленным, нежели он, при докладах царю. У графини С. С. Игнатьевой я был два раза: хотел узнать какие собрания у нее происходят. Она мне сказала, что она оставила политическую деятельность, и собраний у нее более не бывает.
Я находил, что стражники, которые во многих губерниях были расставлены по одному в селах и деревнях, перестают быть солдатами, часто портятся, начинают брать взятки, пьянствовать и притеснять население; уезды же остаются без охраны на случай возникновения беспорядков. Таким образом, цель, которая намечалась при введении уездной полицейской стражи, не достигается. Я решил повсеместно в уездах свести стражников в отряды, образовав, в зависимости от возможности их расквартировать и надобности иметь охрану, только в уездном городе, или еще в другом пункте уезда, — один или два отряда в каждом уезде. В начале октября 1916 г. я поручил П. Г. Курлову сообщить губернаторам мое предложение о сведении стражников в отряды.
Думая о предстоящей после войны демобилизации, я предполагал, что ее надо будет проводить медленно и постепенно, чтобы не скопился сразу в деревнях и городах недовольный элемент, и не произошли бы беспорядки, как в 1905 году. По сведениям департамента полиции, в Австрии, некоторых из наших пленных нарочно революционизировали в особых школах; я опасался возвращения этих пленных, имел в виду необходимость особого за ними наблюдения или их ареста. Я говорил А. Т. Васильеву: нельзя ли как-нибудь узнать, кто прошел эти школы. А. Т. Васильев мне ответил, что это может быть и удастся узнать. Ко времени демобилизации я предполагал образовать, кроме отрядов стражников в уездах, команды (роты) из бывших на войне солдат, под начальством отставных офицеров, или производить обучение новобранцев, если будет призыв в уездных городах.
Думал также о необходимости скорее провести волостное земство; подготовить план раздачи земель из банковского фонда и фонда земель, отобранных у немецких колонистов, георгиевским кавалерам и лицам, отличившимся на войне; облегчить крестьянам кредит на улучшение их хозяйств; провести реформу церковного прихода, выдачу пенсий увечным и раненым и других мер, направленных к удовлетворению возвращающихся с войны солдат и крестьянского населения вообще. О таких предположениях говорил со своими сотрудниками; начал проводить волостное земство, старался ускорить проведение закона о реформе прихода, предложил образовать отряды из стражников. Царю о своих предположениях о демобилизации я не говорил; обратил лишь его внимание на необходимость проводить ее медленно и постепенно и предупредил, что неосторожно проведенная демобилизация повлечет за собою беспорядки, как в 1905 году. Мне вспоминается, что, когда я говорил П. Г. Курлову о своем предложении образовать в уездах, перед демобилизацией, команды из бывших на войне солдат или когда я ему предложил передать губернаторам мое распоряжение об образовании отрядов из стражников, он мельком сказал: «хорошо бы достать для них пулеметы». Я ему не возражал, даже, помнится, ответил: «разве ты думаешь, что это возможно?» Я не ясно помню свой разговор с П. Г. Курловым точно ли я его передаю — ручаться не могу. После я ни от кого не слышал о рассылке пулеметов в отряды стражников и о получении их не делал никаких сношений.
Кажется, в половине января на заводах Айваз и другом соседнем заводе (названия не знаю) произошла забастовка рабочих. Они вышли на шоссе, около казарм 181-го запасного батальона с пением революционных песен. Человек 8 городовых стали их разгонять. Солдаты перелезли через ограду вокруг казармы, смяли и избили одного городового и другого ранили пулей, остальные бежали. Небольшой отряд конных стражников с полк. Шалфеевым (кажется) прибыл на место происшествия, пытался собрать бежавших городовых и произвести аресты зачинщиков. Это не удалось, так как солдаты увели с собою рабочих в казарму. О происшедшем мне рассказал А. Т. Васильев, сообщивший о том же, по моему предложению, С. С. Хабалову. Я распорядился, чтобы дознание произвел ген. Никольский; это оказалось невозможным: военные власти сами произвели дознание; ген. Никольский на дознании присутствовал. Он представил мне письменный доклад и устно подтвердил рассказ А. Т. Васильева. Его письменный доклад я не помню кому отдал, — мог отдать А. Т. Васильеву, А. А. Вырубовой или В. Н. Воейкову. Я говорил командующему войсками округа С. С. Хабалову о необходимости вывести из Петрограда 181-й зап. батальон. С. С. Хабалов отказывался, говоря, что некуда, нет свободных казарм. Только после настояний кн. Н. Д. Голицына, которому я рассказал дело, прося поддержать меня, С. С. Хабалов, указывавший кн. Н. Д. Голицыну на недостаток перевозочных средств, после предложения И. К. Григоровича помочь перевозке батальона, согласился перевести 181-й зап. батальон в Кронштадт. О происшедшем я докладывал царю. Раненому городовому было дано пособие в 100 руб.
Организации департамента полиции я не знаю, поэтому и не могу изложить, как устроена его агентура. Знаю, что департамент имел агентов и сотрудников и получал сведения от тех и других. Агенты исполняли поручения своего начальства по охране, наблюдению и сыску. Агентов посылали охранять некоторых министров и других лиц: Б. В. Штюрмера, И. Г. Щегловитова, А. Ф. Трепова и др. Министр внутренних дел был охраняем особо тщательно, за ним было и наблюдение. Охраняли и Распутина, о чем я спрашивал А. Т. Васильева. За лицами, известными своею оппозиционною деятельностью, или теми действиями, которых у министра внутренних дел или департамента полиции имелись и другие поводы интересоваться, устанавливался надзор или наблюдение. Наблюдение было установлено за А. И. Гучковым, В. М. Пуришкевичем, П. Н. Милюковым, генералом Гурко, английским посольством. «Сотрудники» департамента полиции были случайные и постоянные. Последние получали определенное жалование, случайные сотрудники — вознаграждение, смотря по важности сообщенного ими сведения. Имена своих сотрудников, и места, где они у него имелись, департамент полиции держал в секрете: он их имел в рабочей среде, на фабриках и заводах, общественных организациях и всюду, где это представлялось ему нужным и где можно было найти подходящих людей, желавших сообщать сведения за плату. В войсках, я думаю, департамент полиции имел лишь случайных сотрудников.
Желая предупредить рабочие беспорядки и забастовки, я говорил, что нельзя давать рабочим сорганизоваться и допускать в их среде брожение. Департамент полиции приводил мое указание в исполнение, старался арестовать и выслать «главарей» и «зачинщиков» движения, не допуская их сорганизовать и возбуждать рабочих. Считались опасными три политические группы: социалисты-демократы, которые были более сорганизованы; социалисты-революционеры считались не сорганизованными, как и анархисты. Анархистов числилось в Петрограде около 40 человек. Среди лиц, принадлежащих к этим партиям, главным образом, и производились обыски, аресты и высылки, причем исключение делалось для членов Государственной Думы, так как опасались недовольства Думы, которое было бы этим вызвано; за этими лицами только следили. Раз в неделю все сведения департамента полиции сводились в письменный доклад, объяснения которому мне давал А. Т. Васильев; иногда я звал П. Г. Курлова, ген. Глобачева и других лиц, объяснения которых считал полезными. Я составил заметки обыкновенно на самом же докладе, по этим заметкам устно докладывал царю. Из полученных докладов и других случайных сведений, у меня сложилось убеждение, что петроградские рабочие готовы решиться на забастовку и на шествие к Государственной Думе 14 февраля, только еще не сорганизованы. Лица, могущие их сорганизовать, «главари» и «зачинщики» движения, были известны в полиции, — в том числе были и члены рабочей секции военно-промышленного комитета. Я считал опасным введение рабочих секций в состав центрального комитета и военно-промышленных комитетов, образованных на местах. Я видел в этом организацию рабочих по всей России, центральный орган которой находится в Петрограде. Я находил эту организацию повторением организации Хрусталева-«Носаря» в 1905 году. Говорил об этом царю. Секция рабочих депутатов центрального военно-промышленного комитета, по моему мнению, служила связующим звеном между революционно настроенным рабочим населением и оппозицией. Оппозицией я считал партии, входившие в прогрессивный блок Государственной Думы (с конституционно-демократической партией во главе). Оппозиция считала необходимым немедленное проведение в жизнь назначения в правительство лиц, пользующихся общественным доверием, что являлось по моему мнению скрытою формою ответственного перед Думою министерства. Для достижения этой цели оппозиция должна была опереться на рабочих, могущих произвести забастовку и демонстрацию перед Государственною Думою, что заставило бы царя уступить и дать требуемую реформу. Мне казалось, что надо прервать связь между оппозицией и рабочими, т.-е. арестовать членов рабочей секции военно-промышленного комитета. Также казалось нужным не дать возможности рабочим сорганизоваться далее и согласиться на аресты «зачинщиков» и «главарей» рабочего движения; я так и сделал. Всего за время с половины января и до половины февраля было арестовано около 130 человек. Поводом для ареста рабочей секции были сообщенные сотрудниками департаменту полиции сведения о присутствии на собраниях секции посторонних лиц, произносимые рабочими депутатами речи и постановленные резолюции.
