весь план города с запада на восток: линии А, В, С, D.
Затем — зачистка всего квартала и соединение с ротами-соседями. На этих линиях приходится стоять и ждать до тех пор, пока соседи не выйдут на ту же высоту и штаб полка не отдаст приказ на продолжение атаки. Таким образом, все шесть рот ведут бои всегда на одной высоте.
Та рота, которая быстрее продвинется вперед, не может быть атакована противником с фланга. За счет этого ход боев в безбрежном лабиринте домов и улиц всегда и надежно контролировался командованием. После того как роты 1-го и 3-го батальонов освобождают свой квартал, Рейнхардт тотчас же приказывает шести ударным клиньям ещё раз выдвинуться. Они должны «собрать урожай» и обыскать дома поблочно, с крыш до подвалов. Все гражданские лица, в том числе дети и женщины, выводились из зоны боевых действий к определенным сборным пунктам. Те, кто не в состоянии бросить гранату или вести огонь из автомата, остается в домах в тылу штурмовых ударных групп. Роты, ведущие бой впереди, должны держать тыл свободным.
План срабатывает. Наверное, благодаря ему Ростов был взят так быстро: в ходе 50-часовых упорных и жестоких боев.
Генерал Рейнхардт докладывает в своем донесении: «Бои за центр города Ростова были беспощадными. Защитники его в плен не сдавались, дрались до последнего, вели огонь будучи раненными или, если оставались в нашем тылу, в том числе из укрытий, пока не убьют. Наших раненых мы укладывали в бронетранспортерах и охраняли;
если мы не успевали этого сделать, то находили их заколотыми или забитыми насмерть».
Самые тяжелые бои — на Таганрогской улице, ведущей прямо к въезду на мост через Дон. Здесь атаки неоднократно захлебываются, так как невозможно нейтрализовать хорошо замаскированных пулеметчиков НКВД.
«Бюзинг!» — кричит Рейнхардт. Обер-лейтенант, командир 13-й роты ползком пробирается к полковнику. Рейнхардт показывает на балкон третьего этажа: «Вон там, Бюзинг, балкон с оранжевым ящиком. Только что там взметнулась пыль. Там Иван залег. Сними его!» Бюзинг отпрыгивает назад к своему орудию. «Огонь!» — и после второго выстрела балкон падает вниз.
В старом городе и в квартале, где расположен речной порт, дела становятся хуже некуда. До этого места в улицах ещё можно было как-то сориентироваться, но здесь они смыкаются с лабиринтом извилистых переулков. Там не поставишь орудия да и с пулеметом не очень-то развернешься.
Ближний бой! Подползаешь вплотную к окнам подвальных помещений, дверь, угол дома — вот они. Чувствуешь дыхание вражеского солдата. Слышишь, как он передергивает затвор своего карабина, слышишь с бьющимся сердцем, как он перешептывается с соседом. Автомат сжимаешь крепче. Поднимаешь чуть выше. Очередь. И снова — в укрытие. Деревянные дома горят. Едкий дым мешает вести бой, несмотря на благоприятное направление ветра, относящее дым к Дону. Когда, наконец, достигнута линия D, становится темно. Лишь какая-то пара сотен метров отделяет роты пехотинцев от боевых групп танковых частей на северном берегу Дона по обе стороны моста и дороги на Батайск. Опускается ночь, солдаты лежат меж деревянных сараев, складов, куч мусора. Пулеметный огонь вспарывает своим лаем тишину ночи. Трассирующие пули на доли секунды освещают снова и снова немыслимый «пейзаж», ярко, как днем.
25 июля ни свет ни заря штурмовые роты 125-й пехотной дивизии снова идут в атаку. Но вдруг дело у них идет легко. Последние подразделения противника, располагавшиеся на берегу реки, ночью отошли за Дон. В 5.30 все штурмовые роты полка выходят к Дону. Тем самым Ростов оказывается в наших руках.
Но Ростов приобретает свое значение как ворота на Кавказ только тогда, когда в наших руках оказывается путь к ним: и мост через Дон, и заключительные шесть километров по плотине, проходящей по заболоченной местности, смыкающейся с мостом на Батайск. За Батайском — равнина, свободный простор для рывка на юг, к Кавказу. Этот путь к воротам окончательно открывают «бранденбуржцы», эти овеянные тайной необычайно отважные отряды отчаянных добровольцев 2. Удается самое важное: заполучить мосты перед Батайском, прежде всего трехкилометровый виадук на южном берегу Дона, состоявший из множества маленьких мостов и по которому единственная дорога вела на юг.
В 2.30 обер-лейтенант Граберт с передовой группой проникает на мост. Как тени, они скользят вперед. Короткими интервалами вслед за ними следуют оба других взвода. И тут русские что-то замечают. Они бьют из пулеметов и минометов. Огневой вал немцев следует за этим также из всех стволов. Теперь все зависит от того, удастся ли Граберту пройти. Ему это удается, он опрокидывает сильное охранение моста и создает небольшой плацдарм. Он удерживает его в течение 24 часов, отразив все контратаки противника.
Роты и их командиры поистине жертвуют собой за мост. Обер-лейтенант Граберт и лейтенант Хиллер, из «бранденбуржцев», гибнут. Гибнут унтер-офицеры и солдаты под ураганным огнем советских войск. В последнюю минуту поспевают солдаты штурмовых подразделений. Затем — первые подкрепления по насыпи и по мосту. Под последним пролетом лежит Зигфрид Граберт. В 200 метрах от него, в луже, — лейтенант Хиллер. Рядом с ним, с зажатым в руке перевязочным пакетом, — санитар, сраженный пулей в голову. А по мостам 27 июля идут танки и пехотные роты 57-го танкового корпуса. Они идут на юг, к Кавказу.
5. Высокогорный фронт
Бункер под Винницей — Директива фюрера № 45 — На штурмовых лодках в Азию — На подступах к Кавказу — Гонка по Кубанским степям — В стране черкесов
В июле 1942 года ставка фюрера находилась в глубине русской территории, под Винницей на Украине. Рабочие штабы Главного командования сухопутных войск вместе с начальником Генерального штаба занимали отведенные им помещения на окраине Винницы. Для Гитлера и его штаба организация Тодта построила под высокими соснами обширного лесного массива хорошо замаскированные бункера. 16 июля там поселился Гитлер. Это были дни, раскаленные жарой. Тени источавших хвойный аромат деревьев не давали прохлады. По ночам воздух был также сильно прогрет; было душно и тяжко. Местный климат Гитлер не переносил и большей частью находился в плохом
