Ранение легкого
День закончился, было уже темно (ноябрь 1987-го года), когда в Кабульский госпиталь с аэродрома был доставлен раненый в левую половину грудной клетки в очень тяжелом состоянии. Было известно, что ранение было огнестрельным и сопровождалось массивным гемотораксом. Их обстреляли по дороге в Кабул. Лейтенант Т-дзе, грузин, сидел на броне. Вражеская пуля, срекошетировав, пробила грудную клетку, В клинике превалировали последствия резкого смещения средостения вправо с развитием острой дыхательной и сердечно-сосудистой недостаточности и явления геморрагического шока. В медроте до отправки в Кабул, вероятно, была предпринята попытка ликвидации гемоторакса, чтобы спасти ситуацию, но гемоторакс тотчас же накапливался.
Раненый тяжелел, и поэтому рискнули отправить его в Кабул, где была возможность оказания квалифицированной хирургической помощи.
После доставки раненого в госпиталь его из приемного отделения после рентгенографии легких сразу отвезли в операционную. Я затесался среди персонала операционной и все видел и слышал. Чем можно было объяснить устойчивость накопления крови в плевральном мешке слева? Ранением легочной ткани? Под наркозом вскрыли грудную клетку слева. Выявили участок ранения легкого, ушили его, но плевра вновь наполнилась кровью. Ее реинфузировали через правую подключичную вену, где поставили подключичный катетер.
Уточнили ход ранения. Пуля рванула левое легкое и, ранив подключичную вену, «упала» в задний синус. Здесь пулю нащупали и извлекли. К сожалению, поздно и с трудом вышли на раненую вену – источник кровотечения. Ушили и ее. Но раненый в силу всей совокупности причин, несмотря на перфузию ему за все время до 8 литров крови, включая реинфузию крови из плевры, буквально истек ею. В реанимацию из операционной раненого привезли в час ночи.
У хирургов тяжелая и часто неблагодарная работа. Не выжил, погиб этой же ночью лейтенант Т-дзе. Это наблюдение было приведено в моей книге «Кабульский дневник военного врача» (Саратов, 1996).
В 1972 году в нашу клинику доставили Надю К-ву, только что окончившую школу. Головные боли, рвота. Обследование с участием нейрохирургов выявило аневризму одной из центральных мозговых артерий. Режим был постельный, но девушка вела себя активно, даже писала дневник. Вскоре произошел разрыв аневризмы и развился геморрагический инсульт. Больная продолжала оставаться в реанимационной палате терапевтической клиники, так как перевод ее в нейрохирургический стационар был уже невозможен. Вели ее консервативно, апоплексическая кома сохранялась.
Было удивительно, но на фоне обездвиженности и отсутствия глотательного рефлекса, взгляд ее казался совершенно осознанным. Более того, когда с ней заговаривали, особенно негромко, в глазах ее появлялись слезы. Слезы текли по щекам, и их приходилось вытирать. Прежде всего, она реагировала на общение с ней родных и друзей. Это казалось невероятным, но было ощущение, что она все-таки что-то видит и слышит. Эту девушку в клинике знали, и поэтому плакала не только она.
Вскоре состояние ее ухудшилось, кома стала глубже, глаза потускнели и провалились в глазницах. Она умерла.
Складывалось впечатление, что гибель мозга даже в процессе возникновения инсульта какое-то время частична, и возможность сознания, зрения и слуха в это время сохраняется.
Прошло 6 лет. В Окружном госпитале в Куйбышеве мне пришлось консультировать офицера, госпитализированного с целью освидетельствования перед увольнением из армии. Он болел хроническим миелолейкозом. Диагноз сомнений не вызывал: в его пользу свидетельствовали картина крови и костного мозга (лейкоцитоз, гиперплазия белого ростка без лейкемического провала), увеличение печени и селезенки, похудание). Тем не менее, самочувствие его оставалось удовлетворительным.
Внезапно, днем, во сне, у него возникла картина инсульта. Паралич движений, арефлексия, утрата контакта с окружающими. Это возможно при хроническом миелолейкозе за счет поражения мозга лейкемоидной тканью. Происходит своеобразный «десант» этой ткани. Возникает состояние, аналогичное по последствиям и сходное с сосудистым инсультом. Я осматривал больного неоднократно и обратил внимание на то, что взгляд его глаз оставался совершенно осознанным. Казалось, что не только я на него смотрю, но и он смотрит на меня. Его консультировали и гематолог, и невропатолог, ему ставили капельницы. Невропатолог не мог дать объяснения тому, что я про себя называл «глазами инсульта». Спустя двое суток больной скончался. Перед этим взгляд его утратил кажущийся осознанным характер. Глаза потускнели, и их закрыли, как это обычно делается умершим.
На секции диагноз основного заболевания был подтвержден, а в головном мозге выявлен очаг лейкемоидной ткани.
Мы думаем, что жизнь кругла и сочна,
как яблоко, на самом деле она тонка,
как его кожица.
В 1944-м году (мне тогда было 11 лет) отец взял меня в туберкулезный санаторий, который размещался в усадьбе «Болдино» в Горьковской области. Мы должны были навестить маму, уже 2 года болевшую туберкулезом. Все это время она лечилась в Областной туберкулезной больнице в Москве, на ул. Новая Божедомка. Шла война. Тогда было много калек, инвалидов и больных.
Усадьба, где размещался санаторий, представлялась особняком с высокими колоннами и флигелями по краям. Она очень напоминала пушкинское Болдино, известное по картинам и литографиям той поры. Я и сейчас думаю, что это Болдино было пушкинским. Помните его «Болдинскую осень»?
К нашему приезду маме стало легче. Она ходила в пуховом платке, часто кашляла и всякий раз сплевывала мокроту в специальную баночку с завинчивающейся крышкой. Кровохарканья не было. Нам разрешили, и мы вышли с мамой в громадный парк и гуляли там целый час.
В самом особняке имелась широкая красивая парадная лестница. По ней и в холлах медленно, как тени, ходили больные, одинаково бледные и худые, в одинаковых серых халатах. Когда они проходили мимо нас, то улыбались и почему-то хвалили меня за то, что я не забываю свою маму.
Неожиданно к нам быстрой походкой подошла девушка. Глаза ее были влажные, щеки румяные, почти пунцовые. Она оживленно заговорила с мамой, расспросила меня о Москве, об успехах в школе. Много смеялась. Девушка была прекрасна и совершенно не похожа на окружавших нас больных. Казалось, что ей жарко. Поговорив с нами, она также быстро покинула нас, сказав, что идет на процедуру.
Мы все трое еще посидели вместе на скамейке, но объявили, что отца и меня уже ждут в автобусе, который отвезет нас в Москву.
Прошел год, и как-то мама с грустью сообщила мне, что девушка, с которой мы встретились в санатории, умерла. У нее был инфильтративный туберкулез с распадом, быстро перешедший в чахотку. Умерла от легочного кровотечения. Мне подумалось тогда, что прекрасную птицу подстрелили на взлете. Мама пережила ее на 1,5 года.
В 1987-м году в нашу клинику госпитализировали молодого человека, 23-х лет. Он пришел в палату вместе с матерью. Жаловался на сильную слабость, головную боль, озноб. Было известно, что он только что окончил Саратовский университет и накануне ездил на соревнования в Венгрию.
Обследование предположительно говорило о сепсисе. Лихорадка, появление желтухи, гематурия, а главное, прогрессирующее поражение головного мозга за две недели совершенно изменили пациента. Он переставал узнавать врачей, соседей по палате, даже свою мать, общался охотно только со своей молодой женой, с которой расписался за неделю до госпитализации к нам.
Мать его постоянно твердила, что он заразился СПИДом, будучи в Венгрии и посещая там злачные места. Ни я, ни зав. отделением М.Н.Костюнина, ничего определенного об этом заболевании не знали. Инфекционист не имел лабораторных возможностей подтвердить или исключить этот диагноз.
Симптоматика нарастала, мозговые нарушения прогрессировали до степени распада личности. Больной перестал узнавать и свою жену. Наконец, наступила кома, и больной умер. Диагноз оставался неясным. Исследования на сифилис дали отрицательный результат. В крови микробы не высеялись. Пришлось думать о сепсисе или о неизвестной нам злокачественной нейроинфекции. Секции не было.
Интересно, что в это же время на Военно-медицинском факультете коллективу преподавателей главный терапевт МО СССР генерал-лейтенант м/с, академик Е.В.Гембицкий прочел лекцию о ВИЧ-инфекции. Он говорил, что эта инфекция в СССР редка (отмечена только в портовых городах, таких как Одесса, Ленинград, Владивосток), а на Западе быстро распространяется. Он предвидел, что вскоре СПИД станет проблемой и для нашей страны.
Август. Жара такая, что асфальт плавится. В медпункт заходит отставник, бывший командир дивизии, генерал. Он часто заходит в часть – по привычке. Ему за 60. Очень демократичен и общителен. Вот и на этот раз: «Разрешите к вам, в холодок?»– обращается он к присутствующим.
