Кстати, новое имя городу – Новосибирск – предложил именно В. А. Итин.
В 1926 году на Первом Сибирском съезде писателей Вивиана Итина избрали секретарем Правления; в 1934 году он – ответственный редактор «Сибирских огней», Председатель Правления Западно-Сибирского объединения писателей, а также делегат Первого Всесоюзного съезда писателей.
«Помню его выступление по вопросам архитектурного оформления Новосибирска на одном из больших собраний, – писал Афанасий Коптелов. – В том году на углу нового дома в центре города была взгромождена нелепая башенка с колоннами, нечто среднее между часовенкой и беседкой из богатого помещичьего сада. Это дикое украшательство возмутило писателя, и он, саркастически усмехаясь, сказал:
– Я обращаюсь с просьбой к командующему войсками: вызовите батарею трехдюймовок и дайте залп по этому сооружению. Чтобы не торчало чучело перед глазами и не портило облика города. Архитекторам будет урок. Пусть скорее отказываются от эклектики и при создании проектов не теряют здравого смысла. А строители пусть не тратят напрасно государственные средства…»
«Несмотря на большую общественную работу в Союзе писателей, – вспоминала дочь Итина, – он вплотную занимается проблемами Северного морского пути и сотрудничает с организацией „Комсеверпуть“. Летом 1926 года Вивиан Азарьевич участвовал в гидрографической экспедиции по исследованию Гыданского залива, в 1929 году – в Карской экспедиции. В 1931 году В. А. Итин выступил с докладом „Северный морской путь“ на Первом Восточно-Сибирском научно-исследовательском съезде в Иркутске, Там же докладывал академик А.Е. Ферсман. Итин писал: „Его прекрасный и строго научный доклад „О некоторых свойствах кислых магм“ потом долго называли „геохимической поэмой“ в пику нашим литературоведам и критикам. Это действительно была поэма, если брать столь избитое сравнение, потому что, как поэт заставляет видеть гораздо больше того, что выражено словами, так и речь академика, на специальную и не легкую для ясного понимания тему, заставляла видеть дальше слов и дальше диаграмм…“
На этом же съезде Вивиан Азарьевич получил приглашение от управляющего Якутским отделением Комсеверпути Лежава-Мюрата принять участие в предстоящем морском колымском рейсе. Он и пошел в этот рейс. На судне «Лейтенант Шмидт» с капитанами Миловзоровым и Сергиевским. «Лейтенант Шмидт» достиг устья Колымы, а Вивиан Азарьевич возвратился в Новосибирск сухопутным путем, передвигаясь на собаках и оленях… По материалам северных путешествий отец написал ряд книг: «Восточный вариант», «Морские пути Советской Арктики», «Колебания ледовитости Арктических морей СССР», «Выход к морю» и др. Это не легкое чтение – это сама жизнь, история, экономика, география и этнография. Очерки о путешествиях снабжены историческими справками. В них не только описаны и участвуют мужественные капитаны (В. И. Воронин, Н. И. Евгенов и др.), путешественник на велосипеде по арктической тундре – Глеб Травин, летчик Б.Г. Чухновский и другие интересные люди той эпохи, но и приводятся экономические обоснования необходимости подобных рейсов (тогда еще надо было доказывать выгодность доставки грузов Северным морским путем, а не строительства железной дороги в зоне вечной мерзлоты). Всё это требовало широких, обстоятельных знаний, которые отец приобретал путём самообразования, поднимаясь до уровня подлинного учёного, что и отмечено в профессиональном очерке доктора географических наук С. Д. Лаппо, профессора МГУ, который сам много путешествовал (в том числе с известным полярником И. Д. Папаниным), и был знаком с В.А. Итиным по работе в Комсеверпути…
Отец тоже познакомился с И. Д. Папаниным в одном из своих путешествий. Вивиан Азарьевич был в меховых оленьих сапогах и топтался нерешительно на борту – причала не было. Под ногами была вода. Коренастый человек предложил прокатиться на его спине. Отец не отказался. На берегу познакомились – оказалось, что это И. Д. Папанин…
На ледоколе «Красин» Вивиан Азарьевич оказался на койке, на которой ранее спал Мариано, один из участников экспедиции Нобиле, спасенный вместе с Цаппи моряками ледокола. Под впечатлением рассказов моряков отец написал повесть «Белый кит». В этой повести обобщен опыт разных полярных экспедиций. Герой повести Нордаль – синтез образов великих исследователей севера: Норденшельда, Амундсена и Нансена, Печонкин же объединяет черты отрицательных персонажей: Цаппи, матроса Кондрата со «Святой Анны». Вместе с тем в книге участвует и вполне реальный капитан В. И. Воронин, что сближает повесть с очерком…
С севера отец всегда возвращался в хорошем настроении, полный впечатлений и замыслов. Много рассказывал о быте северных народов, привозил их изделия из клыков моржей и оленьих шкур. Возможно, некоторые впечатления он не рассказывал при детях, – в местах его путешествий лагеря ГУЛАГа росли тогда, как грибы…
Известность. Интересная работа. Была ли жизнь отца безоблачной? Увы, далеко нет.
Мне рассказывала писательница Н. В. Чертова, в то время возглавлявшая партийную писательскую организацию в Новосибирске, как отец просил её записать подробно некоторые его биографические данные перед партийной чисткой 1929 года. Как она сказала, всё было записано добросовестно, чистка прошла благополучно…
Недружелюбная критика, часто отсутствие взаимопонимания, такта, борьба литературных течений, скрывающая борьбу за власть. Когда-то Вивиан Азарьевич в письме к Максиму Горькому процитировал самого же Горького: «Но я был храбр, решил дойти до конца страха». Только этим можно объяснить смелость многих поэтических высказываний (В. А. Итина, – Г.П.). В журнале «Сибирские огни» он печатает главы романа, оставшегося незаконченным – «Конец страха» («Ананасы под березой» и другие). Под видом перевода из Эдгара По в роман включены такие строки:
Шуты украли образ Бога,
И странно озарен им ад.
Марионетки! Как их много!
Идут вперед, идут назад.
По приказанью некой вещи -
То знаменитый режиссер,
Парящий в бездне дух зловещий,
Из бездны свой бросает взор,
Как кондор, в глубь скалистых трещин…
Но вот средь сборища шутов,
Исчадье мутных злобных снов -
Встает кроваво-красный зверь.
Шуты безумствуют теперь.
У отца в доме часто бывал В. Д. Вегман, большевик с дореволюционным стажем, свой человек среди многих видных деятелей партии. Он поражал мое детское воображение своей марксовой бородой и трубочкой в горле, через которую он дышал. Я помню разговоры об его аресте и гибели по пути в Москву: он вынул из горла свою серебряную трубочку… Помню поход к семье писателя М. И. Ошарова после его ареста… За несколько дней до ареста отца, я зашла, как обычно, в его кабинет. Он лежал на своей узкой железной кровати и смотрел на крышку коробки с папиросами «Казбек». Там была нарисована азбука перестукивания в тюрьме. Совершенно неожиданно для меня, отец начал рассуждать вслух: «Я бы к ним не присоединился, если бы они не дали все права евреям…» Это не было понятно мне девочке в одиннадцать лет, но, я думаю, отец рассчитывал, что я запомню…»
В январе 1928 года литератор А. Топоров, знакомивший крестьян с новыми книгами, прочитав «Страну Гонгури», писал Итину: «Холодная философия, смягченная водичкой ультра-интеллигентского „сверхчеловеческого“ эстетизма и выраженная заумными вывертами речи, претит крестьянам. Они говорят о полной ненужности ее в деревне и совершенно отказываются понимать, зачем печатают такую дворянщину в советских книгах?» – Итин ответил с горечью: «Если бы Вы знали, на какую сволочную мельницу Вы сейчас льете воду». Он имел в виду группу «Настоящее», выпускавшую в Новосибирске злобный журнальчик под тем же названием. Литераторы из этой группы проповедовали так называемую «литературу факта». Конечно, фантастический роман о чрезвычайно далеком будущем был им далек, непонятен, поэтому они пытались подвести некую свою «политическую» базу под неясную им работу писателя.
«30 апреля 1938 года В.А. Итин был арестован по обвинению в шпионаже (в пользу Японии, – Г.П.). Постановлением «тройки» УНКВД Новосибирской области 17 октября 1938 года он осужден по статье 58-6 УК РСФСР и приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 22 октября 1938 года в Новосибирске. Сведений о месте захоронения нет. Ходили слухи, что он в состоянии крайнего истощения был пристрелен конвоем где-то в болотах Оби. Отголоски этих слухов проникли в литературу, но подлинные документы НКВД опровергают эту версию».
Писатель погиб.
Но осталась «Страна Гонгури».
Остались книга стихов «Солнце сердца» (1923), повесть об авиаторах «Каан-Кэрэдэ» (1926). Остались многочисленные повести, очерки и рассказы, собранные в книгах «Высокий путь» (1927) и «Выход к морю» (1930). 11 сентября 1956 года писатель был реабилитирован (посмертно) – за отсутствием состава преступления. Справку о реабилитации подписал Заместитель Председателя Военного Трибунала Сибирского Военного Округа полковник юстиции В. К. Шалагинов. Я хорошо помню этого плотного молчаливого человека с жесткими выцветшими глазами. Он был известен в Сибири, как автор неплохого романа «Кафа» и вполне официозных книг «Перед лицом закона», «Конец атамана Анненкова» и «Защита предоставляется Ульянову». Так сказать, записки военного юриста. Наверное, Вениамин Константинович был хорошо знаком с расстрельным делом писателя В. А. Итина, возможно, знал место захоронения. Но в те годы (70-е) спросить об этом было невозможно, да я ничего и не знал тогда о бурной прошлой жизни Шалагинова. А теперь возможности поговорить нет. Как говорил великий трагик: «И все они умерли, умерли». И правые, и неправые.
