Ознакомительная версия.
73
Оно было помещено наряду с другими сочинениями той поры в томе «Дополнений к Деяниям Петра Великого, мудрого преобразителя России», составленных И. И. Голиковым – книга эта была у Пушкина в Михайловском и наряду с «Историей» Карамзина использовалась в работе над пьесой (см.: Листов В. С, Тархова Н. А. Труд И. И. Голикова «Деяния Петра Великого…» в кругу источников трагедии «Борис Годунов» // Временник Пушкинской комиссии. 1980. Л., 1983).
В сентябре 1825 года Пушкин писал П. А. Катенину: «Послушайся, милый, запрись да примись за романтическую трагедию в 18-ти действиях (как трагедии Софии Алексеевны). Ты сделаешь переворот в нашей словесности, и никто более тебя того не достоин» (XIII, 225). В данном случае Пушкин ориентировался на статью из журнала «Северный архив», где, в частности, говорилось: «Во время малолетства государя Петра I играны были в Заиконоспасском монастыре комедии, как духовные, так и светские, а царевна София Алексеевна с приближенными девицами и знатнейшими царедворцами сама игрывала в комнатах у себя. По преданиям известно, что она сочинила одну трагедию» (Северный архив. 1822. Ч. 4. № 21. С. 180).
См.: Городецкий Б. П. Драматургия Пушкина. М.; Л., 1953. С. 181.
Русский драматический театр. М., 1976. С. 15, 13. Представление «Царя Максимилиана» в омском остроге позже опишет Ф. М. Достоевский в «Записках из Мертвого дома».
Рассадин С. Драматург Пушкин. М., 1977. С. 32–34. Пьеса Пушкина здесь рассматривается в качестве последовательного соединения трех маленьких разнохарактерных трагедий: драмы с элементами комизма, собственно трагедии в чистом виде и драматической хроники.
Фельдман О. Судьба драматургии Пушкина. М., 1975. С. 65. О комическом элементе драмы Пушкина см. также: Митина Л. С. Трагедии Пушкина. Жанровый аспект. Автореф. канд. дисс. М., 1989; Бочкарев В. А. Трагедия А. С. Пушкина «Борис Годунов» и отечественная литературная традиция. Самара, 1993. С. 13–16.
Противоречие это отмечено: Городецкий Б. П. Драматургия Пушкина. С. 133; Серман И. 3. Пушкин и русская историческая драма // Пушкин. Исследования и материалы. Т. VI. Л., 1969. С. 122–126.
Смех в Древней Руси. С. 116.
Ср. в Притчах Соломона: «И при смехе иногда болит сердце, и концом радости бывает печаль» (Притч 14, 13).
Такая наша трактовка финала ранней редакции пьесы вызвала негодующий отклик: «Трудно представить себе более нелепой трактовки пьесы, и в особенности последней сцены, чем эта. О каком комизме может идти речь, когда практически на глазах (?) изумленного народа убивают молодого царя Федора, его мать и сестру (?), когда из дома доносятся их предсмертные крики и шум последней схватки, когда клевреты Самозванца, выйдя из дома, нагло врут народу, глядя прямо ему в глаза, где и над чем здесь можно смеяться? (…) В целом подобные интерпретации являются доказательством беспомощности и бессилия перед произведением как единой саморазвивающейся системой, в которой все элементы между собой неразрывно связаны, образуя единое полотно, поэтому любая попытка разорвать данное полотно на составные части неизбежно обречена на провал, поскольку не учитывает внутренней логики текста» (Мухамадиев Р. Первая русская трагедия//Москва. 2000. № 10. С. 179–180). Логики в итоговом восклицании народа действительно мало, как и в том, что на Девичьем поле баба бросала обземь своего ребенка. Но юмор (черный юмор!) имеется. Пушкинская же логика заключается в том, что драматург – в отличие от негодующего критика – не идеализирует народ, способный на мгновенные нелепые поступки, но имеющий собственное мнение о правителях.
Бочаров С. Г. Сюжеты русской литературы. М., 1999. С. 50.
Винокур. Комментарий. С. 413–415,427.
Чапек К. Л. 7. С. 317–318.
См.: Желанский А. Сказки Пушкина в народном стиле. М., 1936 (глава «Загадки „Медведихи“»); Волков Р. М. Народные истоки творчества А. С. Пушкина (баллады и сказки). Черновцы, 1960 (глава «Сказка о медведихе»); Зуева Т. В. Сказки Пушкина. Книга для учителя. М., 1976 (глава «Сказки первой Болдинской осени»).
А С. Пушкин: Pro et contra. Личность и творчество Александра Пушкина в оценках русских мыслителей и исследователей. Антология. Т. 1. СПб., 2000. С. 161.
Миллер Вс. Пушкин как этнограф // Этнографическое обозрение. 1899. № 1. С. 178.
Ряд исследователей считает (но это противоречит обычной сказочной практике Пушкина), что данный замысел был вполне самостоятельным, не предполагавшим никаких традиционных фабульных параллелей. См.: Слонимский А. Мастерство Пушкина. М., 1959. С. 420; Леонова Т. Г. Русская литературная сказка XIX века в ее отношении к народной сказке (поэтическая система жанра в историческом развитии). Томск, 1982. С. 39; Поддубная Р. Творчество Пушкина Болдинской осени 1830 года как проблемно-художественный цикл // Studia rossica posnaniensia. Zesk. 12. 1979. С. 11.
Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. СПб., 2000. С. 335.
См.:Азадовский М. К. Источники сказок Пушкина// Азадовский М. К. Литература и фольклор. Л., 1938. С. 99; Новиков Н. В. Русские сказки в записях и публикациях первой половины XIX века. Л., 1961. С. 121; Пропп В. Я. Русская сказка. Л., 1984. С. 70. М. К. Азадовский (с. 102) также указал текст, напечатанный в 1872 году Гильфердингом, в котором упоминаются вслед за птицами и звери, – в частности, медведь («кожедерник») и волк («овчинник»). Эта песня «Протекало теплое море…», вероятно, была известна Пушкину, так как упоминалась в предисловии Н. И. Гнедича к переведенным им песням греков (см.: Ковник В. А. Фольклорные истоки «Сказки о медведихе» //Университетский Пушкинский сборник. М., 1999. С. 185).
Народно-поэтическая сатира. Л., 1960. С. 61–62. От этой старины отталкивался А. П. Сумароков (по другой версии, Ф. Г. Волков) в сатирическом «Хоре ко превратному свету»: Прилетала на берег синица, / Из-за полночного моря, / Из-за холодна океяна: / Спрашивали гостейку приезжу, / За морем какие обряды… (Сумароков А. Л. Стихотворения. Л., 1933. С. 312). Данная перекличка отмечена в кн.: Леонова Т. Г. Русская литературная сказкаXIX века в ее отношении к народной сказке. Томск, 1982. С. 41–42.
В черновике намечалось продолжение: «У лисички походочка…», – а рядом с этой строкой нарисована лисья морда. Такое внимание к лисице не случайно: в сказке о зверях она часто выступает хитрой советчицей. О подьячих же (приказных служителях, «крючках») народ судил всегда саркастически: «У подьячего светлая пуговка души заместо», «Подьячего бойся и лежачего», «У подьячего локти на отлете», «Подьячий и со смерти за труды просит» и т. п. (Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. Т. 2. СПб.; М., 1882. С. 219).
Вероятно, вспомнил о скоморохе Пушкин здесь не случайно. В черновике сначала намечалось: «купчик горностаюшка», «ярыжка горностаюшка».
Лихачев Д. С, Панченко А. М., Понырко Н. В. Смех в Древней Руси. Л., 1984. С. 21.
Ср.: «В этой связи поучительна история с атрибуцией одной из ранних работ художника В. А. Серова, которая при первой публикации, в 1951 году (в альбоме „В. А. Серов. Рисунки к басням Крылова“), сопровождалась упреком комментатора: рисунку, по мнению искусствоведа, недостает динамичности, столь характерной для басенного жанра. Спустя десятилетие С. Г. Арбузов доказал, что этот рисунок пером относится не к басне Крылова „Мор зверей“, а к пушкинской „Сказке о медведихе“» (Медриш Д. Н. «Сказка о медведихе» А. С. Пушкина в свете народно-поэтической традиции // Скафтымовские чтения: Материалы науч. конф. Саратов, 1993. С. 88).
Сохранился пушкинский перевод поэмы со старофранцузского на современный французский язык (см.: Рукою Пушкина. М., 1997. С. 65–82). «Прелесть этого рассказа (…), – замечал Э. Б. Тайлор, – заключается преимущественно в остроумном сочетании свойств животного со свойствами человека» (Тайлор Э. Б. Первобытная культура. М., 1980. С. 202).
Гете И. В. Рейнеке-лис/ Пер. Л. Пеньковского. М., 1984. С. 51.
Костюхин Е. А. Типы и формы животного эпоса. М., 1987. С. 94–95.
Народные русские сказки А. Н. Афанасьева. Т. 3. М., 1957. С. 461–462.
См.: Тарланов Е. 3., Савельева Л. В. Фольклорные традиции в поэтике «Сказки о медведихе» А. С. Пушкина//Язык русского фольклора. Петрозаводск, 1992. С. 120–123.
Ср.: «Непонимание зверем смысла человеческих поступков – источник комического (…) в сказке „Озорной пахарь“ (AT 152В*), где оно приобретает обсценный характер (Вот сюжет об озорном пахаре в изложении С. Томпсона: "Горячим железом он делает узоры на боках волка, откручивает вороне ногу, втыкает слепню в зад соломинку; деревенская девка приносит ему завтрак, и он начинает с нею забавляться; волк: „он делает узоры на ее боках“; ворона: „он откручивает ей ногу“; слепень: „он втыкает ей соломинку в зад“») (Костюхин Е. А. Типы и формы животного эпоса. С. 92).
Ознакомительная версия.
