Ознакомительная версия.
Честно говоря, такой вариант развития событий мне даже в голову не приходил. Ваня по большому счету был прав. Маша без волшебной палочки была его сестрой. Маша с волшебной палочкой автоматически становилась феей.
– Да, я буду феей, – подтвердила Маша. – Но я никуда не улечу. Я буду жить с вами.
Мне было интересно, что он на это скажет. Должны же быть какие-то еще аргументы.
– Хорошо! – удовлетворенно ответил Ваня.
Его Машин ответ, оказывается, вполне устраивал.
Ну а что я? Я маленький человек. В конце концов, у меня нет задачи во что бы то ни стало не покупать ребенку волшебной палочки. Я не боюсь к тому же, что Маша улетит от меня. Я давно приучил себя к этой мысли. Но это произойдет еще очень нескоро.
Вечером дети сидели и обсуждали, кто придет к Маше на день рождения. Им было обещано сказочное представление, и они имели полное право выбрать его героев. На равных правах фигурировали Синяя борода, Буратино, Питер Пэн, Серая шейка.
– Мама, – сказала наконец Маша, – давай придет Дюймовочка.
– А что, хорошая идея, – обрадованно сказала Алена, быстро найдя в Интернете среди ассортимента сказочных героев требуемую Дюймовочку.
– Договорились, – кивнула Маша.
– И жаба, – прошипел Ваня.
– Что? – переспросил я.
– И жаба придет. Жаба! Придет жаба!
Ему доставляло огромное удовольствие с чувством повторять это слово.
Я вспомнил, что в сказке про Дюймовочку и правда фигурирует жаба.
– Я не хочу жабу, – заплакала Маша. – Это мой день рождения! Пусть Ваня на свой день рождения приглашает жабу!
– К тебе придет жаба! – как заведенный повторял Ваня. – То-о-олстая такая!
– К тебе, Маша, придет эльф, – твердо сказала Алена. – Устраивает?
– Да, – кивнула Маша сквозь рыдания.
Через пару дней эльф и в самом деле пришел, и не один. Он принес с собой мышонка. Производитель постарался, чтобы соответствие с живым мышонком было максимальным, и это ему удалось.
– Вот к тебе пришел мышонок, Маша! – торжественно сказал эльф. – Он у тебя останется жить.
– А чем его надо кормить? – тихо спросила Маша. Она была потрясена. Мягкая игрушка и в самом деле казалась ей живой.
– Конфетами, – не задумываясь, ответил эльф. Маша быстро закивала. Ее глаза слезились от восторга.
– Вы что?! – закричал перепуганный Ваня. – Нам нельзя!
– Почему, мальчик? – удивился эльф.
– У нашего папы аллергия!
– На конфеты или на мышонка? – обеспокоенно переспросил эльф.
– На мышонка, – сказал Ваня. – У него же есть шерсть.
– Ничего. Папа переживет, – успокоил его эльф и снисходительно посмотрел на меня.
А на самом деле у меня уже была аллергия на эльфа.
После Олимпийских игр в Турине я еще некоторое время не мог остыть, и поэтому через неделю после того, как они закончились, мы, уже в Москве, с Машей и Ваней пошли на фигурное катание. В «Лужниках» было ледовое шоу, которое называлось, по-моему, «Россия ждет». А может, как-нибудь по-другому, «Россия дождалась» или даже скорее «Россия не дождется».
И вот мы поехали на это шоу. Для начала мы, конечно, опоздали. В этом виноват я. Но все равно моей жене не следовало из-за этого говорить детям, что я обманщик. Да, Алена больше, чем они, хотела посмотреть на фигуристов, это я понимал; и даже не на всех без исключения фигуристов, а на одного, господина Плющенко, выдающегося спортсмена своего времени. Это я тоже понимал. Но я не поэтому опоздал на шоу. Весь этот день я занимался подготовкой к выходу в свет своей книжки «Олимпийские игрища», в которой господин Плющенко, как и остальные фигуристы, занимает, прямо скажем, не последнее место, и опоздал на шоу по той причине, что никак не мог придумать, как получше подписать фотографию, на которой господин Плющенко склонился с безмятежным видом и с телефоном возле уха к плечу своей мамы на трибуне туринского стадиона. То есть причина опаздывать была, убежден, уважительная. Я мог подписать, например, так: «Евгений Плющенко говорит по телефону, и явно не со своей мамой». Но я же этого не сделал. Я сидел и думал, как подписать эту фотографию. Шоу с его участием уже было в разгаре. Я в этом отдавал себе, конечно, отчет. Но все равно удивился, когда позвонил из издательства домой и Маша, взяв трубку и услышав, что я заеду за ними через пятнадцать минут, закричала:
– Ой, Ваня! Папа приедет! Он не обманщик! Мама, он честный парень!
После этого у меня по дороге в «Лужники» случился разговор с Аленой, в котором она в какой-то момент участвовать перестала. И только Ваня говорил мне:
– Папа, что ты так громко разговариваешь с мамой? Ты глухой?
Впрочем, как и следовало ожидать, мы успели. Мы пришли, когда выступала Ирина Слуцкая. Мы как раз шли вдоль бортика на трибуну, когда она пролетела мимо нас в тройном ритбергере и неплохо приземлилась. На Олимпиаде этот прыжок получился у нее хуже. Маша, увидев прямо перед собой летящую и к тому же кружащуюся в воздухе фигуристку, не поняла, что произошло. Мы уже сели на свои места, а она все обдумывала увиденное.
– Папа, – спросила она, – ты так можешь? Я уверенно кивнул.
– А я? – спросила Маша.
– А ты хочешь? – задал я, мне кажется, удачный вопрос, ибо сообразительная девочка не должна была, почувствовав подвох, отвечать на этот вопрос утвердительно.
Маша молчала, и я оторвался от созерцания танцующих теперь на льду Татьяны Навки и Романа Костомарова, чтобы поглядеть на нее. Да, она хотела. В этот момент она хотела этого больше всего на свете. И в следующий тоже. И через час. И до сих пор хочет.
Ваня реагировал спокойнее, потому что, перед тем как зайти в зал, попросил купить ему попкорна и теперь доедал его, умудрившись отвернуться от Маши и от меня (а он сидел между нами) и накрыв бумажный пакет с попкорном всем корпусом. Фигуристов на льду, как и сам лед, он заметил, только когда с попкорном было покончено.
Между тем Маша вдруг встала со своего места и спросила:
– Папа, где наш флаг?
Я ждал этого вопроса. Дело в том, что, когда я был на Олимпиаде, дети один раз увидели меня по телевизору на хоккее с огромным российским флагом в руках. Мы держали его вчетвером и были счастливы, потому что наши только что забили первый гол канадцам в четвертьфинале. Когда я на следующее утро позвонил домой, Маша задала мне только один вопрос:
– Ты привезешь нам флаг?
Я пообещал и даже выполнил свое обещание. Правда, я привез не такой большой флаг. Но это был настоящий флаг. И, когда Маша спросила меня, что я кричал тогда, я честно крикнул:
– Рос-си-я!
Следующие два дня дети, возвращаясь из детского сада, жили, либо закутавшись в этот флаг, либо тряся им с душераздирающим криком: «Рос-си-я!», приводившим в состояние аффекта даже Алену, которая быстро начинала скандировать в ответ: «За-мол-чи-те!»
И вот Маша спросила, где флаг. Я благодарил бога, что захватил его на всякий случай, когда заехал за ними. Маша взяла флаг, подняла доевшего попкорн Ваню и закричала:
– Рос-си-я!
Я был удивлен, как правильно она все делает. Во время Олимпиады неопытный болельщик, появляясь на трибунах, в совершенстве обучался этому приему только, по моим подсчетам, к концу второго дня. У Маши с Ваней это получилось сразу. Я поддержал их – и только тут, кажется, наконец осознал, что Олимпиада закончилась. Люди вокруг смотрели на нас с недоумением, если не с испугом.
Маша между тем только начала. Она заставила меня держать флаг, потому что ей неудобно было аплодировать и танцевать в такт музыке. Она далеко не всегда ведет себя так однозначно. Я, можно сказать, даже не понимал, что с ней происходит. В какой-то момент Алена спросила ее:
– Маша, ну какая «Рос-си-я!». Смотри, все сидят тихо.
– Русская Россия, мама! – крикнула девочка.
Я подумал, не получилось ли похоже на «Россия – для русских!», и не пришел к однозначному выводу.
Шоу продолжалось. Было уже почти 11 вечера, дети были, мне казалось, вымотаны физически и психологически, хотя они так не считали и уходить не собирались. Маша, кажется, сорвала голос. Я принял решение все-таки идти к выходу. Мы уже стояли в проходе у бортика, когда ведущий Илья Авербух объявил, что сейчас снова выступит Ирина Слуцкая. Этого я не мог пропустить, и мы задержались. Ваня пытался бегать за фигуристкой вдоль бортика, но не мог догнать. Маша сидела у меня на плечах и шептала:
– Очень, очень хорошо!
Тут к нам подошла девушка и застенчиво спросила меня:
– А можно у Маши попросить автограф для Васи? Маша писать-то не умеет, хотел сказать я, но девушка об этом уже подумала и сказала:
– Напишите что-нибудь, а она подпишется.
Я написал «Васе на долгую память» (хотел на «вечную», но в последний момент рука дрогнула, и я передумал).
Девушка поблагодарила меня, и мы вышли из зала. Но тут я услышал, как объявили выход господина Плющенко. По просьбе Алены мы вернулись. Потом снова пошли к выходу. Но тут опять объявили Плющенко. Потом опять Слуцкую. В общем, мы без конца уходили и возвращались, пока шоу не закончилось.
Ознакомительная версия.
