Ознакомительная версия.
– Отстань, паразит! – прохрипел Кирпич. – Кто это?!
– Серёга?! Ты, что ли? – Никита безуспешно пытался вывернуться.
Десантник-художник Дмитрий скорчил свирепую гримасу и замахнулся тростью на подкравшегося «душегуба».
– Не тронь! Я свой! – упредил «душегуб». – Сейчас добью этих, и будем вместе пить. Нам больше достанется!
Хрен тебе, душегуб, а не больше! Кирпич всё же выкрутился из цепкого удушающего захвата, принял стойку, коротко замахнулся – целя в челюсть! Челюсти даже у суперпуперменов – «стеклянные». И… расхохотался Кирпич:
– Серёга! Точно! Здорово, Большеногин! Привет, сволочь!
– Я ему сейчас эти его большие ноги обломаю! – грозно пошутил Никита. – Безногиным сделаю или Одноногиным!.. Извини, брат. – Он поймал себя на неловкости перед художником Дмитрием с протезом. – Безуховым сделаю! Будешь, как подстреленный моджахед!
– Но-но! Не тронь! Зашибу! – рыкнул «душегуб» отстраняясь и бросился обнимать друзей.
В его железных руках заскрипели кости даже у крупномасштабного Кирпича:
– Ну, ты! «Железная лапа»! Полегче! Я ж тебе не Маугли. Шею сомнёшь, а мне завтра работать!
– Откуда ты объявился, скотина? – по-мужски ласково спросил Никита. – Десять лет ни гу-гу – и на тебе, нарисовался! Представляешь, Вовка, я ему пишу письма, в гости зову, а он мне телеграмму присылает: «Спасибо, друг, что помнишь, скоро напишу!». Проходит год, я вновь ему письмо, а он мне опять телеграмму: «Никита! Рад твоему письму, спасибо, скоро напишу!». Я через полгода опять царапаю весточку, зову на встречу ветеранов-однополчан, а в мой адрес очередная благодарственная телеграмма. Ну, тут у меня бумага кончилась, да и ручка писать перестала.
– Никита! Прости засранца! Каюсь, виновен, больше не буду, исправлюсь!
– Врёшь! Будешь и не исправишься! Знаю я тебя!
Обнялись, расцеловались. Тут же – по стопарю.
– Знакомьтесь, что ли! – Никита представил: – Дима-десантник, теперь художник. А это Серж, мой бывший вечный подчиненный. Взводный, потом ротный. Краса и гордость нашего мотострелкового полка! Граф, орденоносец, командир лучшего взвода, но разгильдя-а-ай!
– Сам такой!
– И я сам такой, – охотно согласился Никита с Большеногиным. – Ты откуда? Каким ветром, Серж?
– Да на денёк всего. Завтра улетаю к арабам, за кордон. Да что мы про меня! Лучше вы про себя!
– А про меня?! А про меня?! – К столику подтянулись… да все свои. Вася Котиков, москвич. Питерцы, сослуживцы по полку, Витя Дибаша и Виталик из разведки третьего батальона. Питерцам, выходит, кроме как в Москве, и встретиться негде…
Все флаги в гости к нам! Знакомьтесь, мужики, если кто с кем не знаком! Приняли на грудь по соточке, закусили огурцами.
– О, чёрт! Чем закусываем?! – спохватился Серж. – У меня же балык! – принялся доставать из «дипломата» рыбу в пакетах, икру в банках.
– Ого! Граф Серж получил наследство?
– Нет, графа сослали на Восток. На самый Дальний, дальше некуда. Оттуда и рыбка! Десять лет без права переписки.
– Сильно! За что тебя так?
– За то, что был холост. После Афгана холостяков по «дырам» распихивали. Так холостяком и оставался десять лет, только недавно расписался.
– Поздравляю! – поздравил Кирпич и ехидно уточнил: – С графиней расписался-то?
– Нет. – Серж выдержал обескураживающую паузу и побил козыря джокером: – С княгиней. Так-то вот…
– Везет же некоторым! – поощряюще вздохнул Никита. – И ничего-то с ним не поделаешь! И в Афгане уцелел, и теперь вот княгиня… Ни фугас его не взял, ни духовская пуля, ни жара, ни мороз! Помню, как-то нас на Новый год в горы загнали, так у Сержа сосулька в полметра висела на носу. Он мороза ужас как боится, больше, чем пуль и осколков. Теплолюбивое растение.
– Э, Никита, знаешь, как я выжил тогда в горах? Не знаешь. А тебя, Кирпич, тогда ещё в батальоне в помине не было. Ромашка, а ты разве с нами тогда в горах тоже ночевал?
– Гм! Это ты с нами тогда ночевал. Еще вопрос, кто кого с собой в горы брал. Кто начальником был?
– Да пошел ты к бабушке в штаны! Опять будем выяснять, кто начальник, кто дурак? Ну, ладно-ладно. Ты!
– Начальник? Или дурак?
– А сам выбери!
– Вообще-то начальник. Но демократичный. И я там был, но мед-пиво не пил, и мерзли мы все вместе. Я вообще – шапка и волосы поутру вмерзли в подтаявший наст.
– Во-во. Демократичный начальник – по определению дурак. Мерз он! А вот я спал комфортно – в гробу!
– Где?!!
– Чего ты мелешь, Серж?! В каком гробу?! Память отшибло?! Какие гробы в Афганских горах?
– Да правда! Бойцы где-то разыскали и приволокли три гроба с крышками. Я сам удивился! Афганцы ведь своих в саванах хоронят… Так думаю, бойцы из обслуги морга «домовины» просто сперли. Хотели продать как дрова, а мои орлы тайник нашли, растащили этот… дровяной склад.
– И ты со своей мнительностью спал в гробу?
– Вот те крест! Мерзко, но тепло.
– Трепло, ты ж атеист! – подловил Никита. – Нет, не верю! Что же раньше про ту ночевку не рассказывал?
– А кому интересно болтать про гробы? Приметы всякие нехорошие. Одним словом, мистика. А как мне было иначе выжить при большом минусе? Я ж теплолюбивый, домашний, и ехал не на Северный полюс воевать, а почти в тропики! Ты ведь, Никита, тоже ехал не на зимовку, правда? Не ожидал сугробов? И вообще! Почему тебя, диссидента, занесло на войну? Постоянно вольнодумствовал и нас разлагал! Что тебя-то в Афган привело, Ромашка?
– Интересно?
– А интересно! – кивнул головой Серж.
– Что ж, это… занимательная история. Долго рассказывать…
– Ничо! Водки и закуски у нас вагон! И до вечера времени навалом.
– Ладно. Надоест – остановите.
Никита расположился на лавочке поудобнее, на солнце блеснули два ордена и три медали.
– Порою мне кажется, что всё это было не со мной, а с кем-то другим. Поэтому повествовать буду от третьего лица, как бы не от себя. Ну, слушайте…
Глава 1. Педженский гарнизон
Ранним утром поезд прибыл на Педженский вокзал. Окна в коридоре и тамбурах выбиты – частично самими пассажирами, чтоб не задохнуться в духоте, а частично сняты заранее в депо, в преддверии жарких летних рейсов.
Никите казалось, что он путешествует в эшелоне периода Гражданской войны. Во время движения было свежо и прохладно, но в купе то и дело залетали мусор, пыль и сажа. Хотелось принять ванную или, на худой конец, постоять под освежающим душем. Настроение в высшей степени паршивое, и новенькое офицерское звание «лейтенант» более не радовало. А чему радоваться? Прибыл в Богом забытую дыру, на край света. И куда тебя, лейтенант, занесла судьба? Сиди на двух чемоданах, думай. На третьем чемодане примостилась злая, как собака, молодая супруга. Не разговаривали уже второй день. О том ли мечтала Анюта, выходя замуж за курсанта?! Не о том. Эх, сколько прекрасных мест для прохождения службы! Германия, Польша, Венгрия, Белоруссия и Украина. Так нет! Занесло после выпуска в Туркестан… Приехали, вылазь! Вокзал.
Заплёванный пыльный перрон с выкрашенным в розовый цвет одноэтажным вокзалом. Несколько хилых, высохших деревцев без листвы. Тени от них – как с козла молока. Разве что сам вокзал хоть какую-то тень отбрасывал. В той тени, опершись спиной на стену, исходил обильным потом милиционер-туркмен. Выпирающий живот перетягивала портупея, словно стянутый обручем пивной бочонок, засаленный, мятый китель висел мешком. А более никого. Пусто и безлюдно. Эх, тоска! Захолустье, да и только! Куда попал?!
– Товарищ старшина! Не подскажете, где военный гарнизон?
– О-о! Дорогой, пешком не пырайдэшь! Маршрутка нада ехать! Иди к базару, там остановка. Отойди, нэ мешай работать!
Товарищ старшина достал из кармана огромный носовой платок и принялся вытирать пот, струящийся по лбу несколькими ручейками.
Перетрудился, боров! Устал работать!.. У ног – ополовиненная трехлитровая банка разливного пива. На расстеленной газетке – вобла. Кр-расота! Ромашкин бы тоже хотел так трудиться. Нам так не жить и не служить…
Окликнув жену и подхватив чемоданы, Никита побрел в ту сторону, куда указал озабоченный «нелегкой» службой постовой. Незнакомый мир – из довоенных фильмов. Площадь перед вокзалом обрамлялась двухэтажными эпохи позднего сталинизма домишками, а с другой стороны, за узкой колеей рельсов, – одноэтажный кишлак, глиняные халупы. Трущобы сродни тем, что Никита уже видел в «старом городе» Термеза.
Опять тебя обманули, Ромашкин! Обещали службу в городе, выпроваживая из Термеза на повышение. А оказалась очередная большая деревня. Вернее, аул. Место значительно хуже, чем прежнее…
В Термезе Никита провел месяц службы за штатом. Там его гоняли по нарядам, перебрасывали с места на место – и никаких дальнейших перспектив. Кадровик в дивизии предложил повышение: капитанскую должность в танковой учебке, замполитом роты курсантов! Молодой лейтенант Ромашкин соблазнился и быстро согласился. А зря! Термез всё же был город как город! С аэропортом, гостиницами, ресторанами, кинотеатрами, скверами, универмагами. Пусть изредка, но можно погулять по аллеям, по проспекту, по культурным и злачным местам. А что тут? Прошлый, вернее, даже позапрошлый век.
Ознакомительная версия.
