Но любоваться космической зарей будем в следующий раз. Истребители класса «Дайнасор» выходят на обратную приполярную орбиту, чтобы уничтожить автономную платформу «Ураган», несущую на себе шесть ракет с термоядерными боеголовками. Но разведка успела вовремя сообщить о готовящейся операции, и на перехват истребителей устремляются три «Звезды». На борту этих изящных космических кораблей, спроектированных в бюро Дмитрия Козлова, находится по два пилота — итого в перехвате участвуют шестеро. Из них двое — новички, впервые вышедшие в космос. Это противоречило существующей инструкции, однако у командования не оставалось другого выхода — экипажей, имеющих боевой опыт, катастрофически не хватало.
Корабли летят наперехват; они наводятся на вражеские космопланы с помощью радиолокационных пеленгаторов; источником энергии для них служит реактор на плутонии, а тепловые радиоизотопные двигатели вкупе с маршевым, работающим на перекиси водорода, позволяют свободно маневрировать и ускоряться при необходимости. Единственным оружием космических кораблей класса «Звезда» является пушка НР-23, ее двадцатитрехмиллиметровые снаряды способны поражать цель на расстоянии прямой видимости, а видимость в космосе преотличная.
Полковник аэрокосмических сил Алексей Губарев, выполняющий обязанности ведущего в группе, пытается связаться с вражескими истребителями на УКВ-частоте в 121,75 мегагерца. На хорошем английском языке он предупреждает пилотов «Дайнасор», что если они приблизятся к автономной платформе на расстояние десяти километров, то будут уничтожены. При этом Губарев чувствует, как намокла хлопчатобумажная рубашка под полетным костюмом, а голос становится хриплым и слова чужого языка даются с трудом.
Противник продолжает сохранять радиомолчание и на высокой относительной скорости входит в зону отчуждения. Борис Белоусов без приказа поворачивает «Звезду», удерживая передовой ракетоплан в прицельной рамке, и тогда Губарев, поколебавшись всего мгновение, нажимает спусковую скобу. Пушка выплевывает двухсотграммовые снаряды, и они на скорости 700 метров в секунду устремляются к цели. Маршевому двигателю приходится выдать компенсирующий импульс, чтобы стабилизировать корабль после выстрела. А Губарев продолжает напряженно следить за экраном радиолокатора — визуально попадание снарядов и степень повреждения корабля противника не определишь: в космосе нет привычных нам взрывов с ярким пламенем, столбом черного дыма и оглушительным грохотом. Но цель явно сошла с курса, и от нее отделились объекты поменьше — значит, есть попадание.
Оставшаяся пара ракетопланов совершает манёвр — даже на расстоянии в десять километров видны белые «усы» от струй двигателей ориентации. Американские пилоты явно не ожидали отпора и теперь сбрасывают относительную скоростью, чтобы оценить обстановку и с максимальной эффективностью использовать управляемые ракеты в подвесных контейнерах. Это их ошибка, и они за нее заплатят. Единственное, что по-настоящему беспокоит Губарева, — это размер платформы «Ураган». Она остается идеальной мишенью, и если один из американских космических истребителей все-таки выпустит ракету, участь «Урагана» предрешена. Губарев отдает приказ по кодированной связи, и «Звезда-10» под управлением Павла Поповича отделяется от группы и, разгоняясь, идет на американцев. Скорее всего, Попович проскочит мимо и уйдет с орбиты, выпадет из боя, но зато его маневр спугнет пилотов «Дайнасор», отвлечет их внимание от выполнения основной задачи. Сам Губарев дает импульс, меняя угол тангажа и поднимаясь вверх. При этом «Звезда» медленно поворачивается вокруг продольной оси и на какое-то время в иллюминатор становятся видны маленькие черные силуэты вражеских ракетопланов на фоне ярко-белых облаков далеко внизу.
— Прицеливание, Борис! — отрывисто приказывает он.
Белоусов быстро отрабатывает двигателями, поворачивая пушку в нужном направлении. Но тут в эфире возникает голос Поповича:
— Нас подбили, мужики!
— Аварийный сброс! — кричит Губарев.
Слишком поздно. Пилоты «Дайнасор» совершили еще одну ошибку. Увидев приближающийся корабль, они приняли его за космическую «торпеду» и попытались уничтожить. Им не хватило времени — расстояние было слишком мало, и обломки ракеты вместе с фрагментами разваливающейся «Звезды» пробили обшивку истребителей, нарушая герметичность, уничтожая хрупкую аппаратуру и превращая в месиво такие уязвимые человеческие тела.
Вся схватка на орбите заняла чуть более трех минут. «Звезды» победили, но восемь пилотов уже никогда не увидят восхода Солнца…
* * *
Так или почти так могли бы выглядеть «звездные войны» в начале семидесятых. В этой реконструкции почти нет фантастики — все упомянутые орбитальные аппараты когда-то занимали воображение десятков тысяч людей, работавших в военно-промышленном комплексе. Военная космонавтика была лишь наиболее высокотехнологичной частью этого комплекса. И ее задачи не ограничивались разведкой — наоборот, ударные наступательные системы преобладали над оборонительными.
Однако планам орбитальных сражений суждено было остаться на бумаге. Прежде всего потому, что их воплощение потребовало бы колоссальных затрат без малейшей надежды на возвращение средств. В итоге военная космонавтика ограничилась разведкой и связью. И очень хорошо, что ни советским космонавтам, ни американским астронавтам не пришлось убивать друг друга. На руках покорителей Вселенной нет крови, и соперничество имело благородно-спортивный смысл.
Однако сами планы представляют определенный интерес, потому что они — наша история. А уроки истории нужны тем, кто собирается строить будущее…
ЗПИЗОД ПЕРВЫЙ:
ПРИЗРАЧНАЯ УГРОЗА
Прежде люди были ближе друг к другу. Приходилось — оружие-то было только ближнего боя.
Станислав Ежи Лец
Межпланетные войны фантастов
Люди XIX века жили в очень интересное время. Идея множественности миров возобладала в полной мере и считалась общепринятой. По представлениям образованного европейца Вселенная была населена всевозможными химерическими существами, находящимися на разных ступенях эволюции.
Космология того времени была весьма своеобразной. Считалось, что внешний облик жителей небесных тел напрямую зависит от таких характеристик, как скорость вращения этих тел вокруг оси (продолжительность суток), и от периода обращения вокруг центрального светила (продолжительность года), — типичный евроцентризм, попытка выдать несовершенный григорианский календарь за вселенский эталон, по которому выстраивается окружающий мир. Поэтому на Луне жили медлительные великаны, на Меркурии и Венере — бодрые карлики-дикари, на Марсе — прекрасные и мудрые полубоги, на Юпитере — гигантские разумные животные. И так далее. И тому подобное. Фантазии европейским интеллектуалам было не занимать, и они населили планеты Солнечной системы да и само Солнце столь своеобразными народами, что и современные фантасты могут позавидовать.
Постепенно в космологических представлениях европейцев выкристаллизовалась некая традиция. Основывалась она на теории формирования Солнечной системы, предложенной Иманнуилом Кантом и развитой Пьером Лапласом. Эти двое утверждали, что когда-то очень давно существовала огромная рассеянная туманность — она была очень горячей и вращалась. По мере охлаждения пыль, составляющая туманность, сжималась, а скорость ее вращения росла. С увеличением скорости вращения возрастали центробежные силы, что привело к отрыву части туманности от центрального тела к периферии и к ее расслоению на кольца. Из этих-то колец впоследствии и образовались планеты со спутниками.
Эта схема хорошо объясняла, почему планеты Солнечной планеты лежат в плоскости эклиптики и движутся в одном общем направлении. Кроме того, теория Канта — Лапласа позволяла определить сравнительный возраст планет. Считалось, что более удаленные от Солнца планеты имеют более почтенный возраст, поскольку за счет центробежной силы они удалились и сформировались раньше тех, которые сегодня находятся ближе к Солнцу.
Из теории Канта — Лапласа вытекает, что если брать современную Землю за точку отсчета, то Венера должна быть горячей молодой планетой, родиной хвощей и динозавров, а Марс — холодным старым миром, обиталищем древней и мудрой цивилизации. Именно так целое столетие земляне и будут представлять себе устройство Солнечной системы. Это видение станет частью культуры и вплоть до 1970-х годов будет восприниматься европейскими и американскими обывателями как нечто само собой разумеющееся.
Европа XIX века жила колониальными войнами, а потому довольно быстро милых «братьев по разуму», которые рисовали в своем воображении французские романтики, потеснили жестокие и могущественные пришельцы, рассматривающие Землю в качестве колонии, а землян — в качестве рабов или еды.
