Ознакомительная версия.
Но в оркестре еще не хватало одного инструмента. Русские, французы, итальянцы, немцы и австрийцы – все вступили в сражение, но оставалась Великобритания с ее армией, разросшейся до 58 дивизий во Франции; это было 1,5 миллиона человек. Какую партию будет играть она?
Ответ на этот вопрос был получен 1 июля 1916 года в день, ставший самой крупной катастрофой всей войны. В этот день в 7 часов 30 минут утра 11 британских дивизий одновременно двинулись на германские позиции на северном берегу реки Соммы. К вечеру их потери составляли 57 470 солдат и офицеров, из них почти 20 тысяч – убитыми. Исключая правый фланг, продвижение было минимальным, некоторые дивизии вернулись в свои траншеи, будучи отброшенными на начальные позиции. Мы приведем одно из свидетельств, описывающее эту трагедию; оно принадлежит бригадному генералу Ф.П. Крозье, в то время командиру десятого батальона 36-й (Ольстерской) дивизии:
«…Я бросаю взгляд направо сквозь рощу деревьев. Я вижу десяток бредущих стрелков, потом мои глаза приковываются к зрелищу, которое я больше никогда не увижу. Я вижу британских солдат, лежащих рядами на «ничейной земле», мертвых, умирающих или раненых. То здесь, то там я вижу офицера, который вел в бой своих подчиненных. Разрывы снарядов и дым ухудшают видимость, но я вижу, что деревня Тьепаль еще держится, хотя сейчас уже 8 утра, а мы должны были занять ее в 7.45, чтобы выдвинуть наш фланг вперед».
И в других местах ситуация развивалась точно так же: «Атакующие цепи двигались сначала в превосходном порядке, но постепенно таяли. Не было мечущихся или пытавшихся бежать, люди падали прямо в своих рядах, не преодолев даже сотни ярдов по ничейной земле». Это было проявлением великолепной храбрости, но вызывает дрожь при одном воспоминании». Тьепаль – цель первого дня сражения, был захвачен британцами 27 сентября на 89-й день, а все сражение продолжалось в течение 141 дня.
Прошло много времени, пока ужасные события 1 июля дошли до сознания британцев. Ни Хейг, ни командующий сражавшейся там 4-й армией генерал Роулинсон, никто из офицеров не делились случившимся с первым встречным. Военный корреспондент Филипп Гиббс написал в своей газете: «В целом это хороший день для Англии и Франции». Но когда британская общественность узнала, сколько жизней было загублено за этот короткий промежуток времени, шок был огромным. Его последствия ощущались на всем протяжении Первой мировой войны, влияя на британскую стратегию; они чувствуются и до сих пор. Одной из причин такой реакции был особый характер армии, маршировавшей в эту бойню. Потому что это была «армия Китченера» – энергичная, преданная и надежная; физическая и духовная элита британской нации, которая добровольно откликнулась на призыв лорда Китченера. Избиение этой породы людей было той ценой, которую заплатила Англия за принцип добровольности – принцип неадекватной жертвы.
По причине исхода боя 1 июля, по причине шока, по причине высоких качеств павших солдат правда о сражении на Сомме была в значительной степени скрыта. Не поняв это, нельзя отнестись с должным вниманием к тем 140 дням, последовавшим за этим ужасным вступлением. В течение этих дней британская армия нанесла первое серьезное поражение немцам, сделала первый шаг к разгрому, который привел к поражению Германии. В это время Великобритания играла ведущую роль на Западном фронте, что и предсказывал Хейг. Информация о бое 1 июля была представлена им так: «Враг несомненно сильно потрепан… Следовательно, наш курс правильный, и ему надо следовать без промедлений». Наблюдательный читатель обнаружит здесь эхо решения Гранта, когда федеральная армия отошла назад после кровопролитного сражения под Уилдернессом в 1864 году: «Отходите к Споттсильвании». Гранта осуждали столь же строго, как и Хейга. Однако его решение означало начало конца Конфедерации.
Сражение на Сомме бушевало в течение четырех с половиной месяцев. На правом фланге британцев сражение вела крупная группировка французов под командованием генерала Фоша. Сначала их действия были неожиданными для немцев, считавших, что Франция полностью истощена битвой под Верденом, и войска Фоша смогли продвинуться вперед, что резко контрастировало с неудачами британцев. Позже, когда немцы сосредоточили против них свои силы, французы вынуждены были остановиться; их окончательные потери достигли 195 тысяч, что сравнимо с потерями под Верденом. Они добились многого, но одной из наиболее досадных особенностей сражения была недостаточная координация их действий с британскими; только дважды – 1 июля и 15 сентября – франко-британские силы достигали полного единства действий. Корни всех британских неудач лежали в недостаточной подготовке войск; были попытки установить жесткий порядок действий как компенсацию за недостаточную подготовку – следствие июльских потерь. Мнение Хейга, что у него не армия, а «собрание дивизий», подтверждено в официальной немецкой монографии этой войны: «Британская армия… по-видимому, еще не достигла достаточно высокого тактического стандарта. Степень обученности пехоты явно отстает от немецкой, недостаток обучения особенно ярко проявился в неповоротливости движения больших масс. Но очень хорошо, в силу природной независимости характера, сражались мелкие подразделения вроде пулеметных команд, гранатометчиков, групп, удерживающих траншеи, и специальных патрулей». Медленно и постепенно эти качества совершенствовались, но это обошлось дорого. Первый шаг, показавший, на что они способны, был сделан две недели спустя после крупной неудачи – 14 июля, когда 22 тысячи тех же неопытных солдат под командой тех же неумелых штаб-офицеров тихо, под покровом ночи сосредоточились на полосе «ничейной земли» в 500 ярдах от передовой германской линии, которую они захватили на рассвете одним броском. Французский генерал Бальфурье был по-своему прав, когда, узнав о намерениях англичан, назвал их неосуществимыми. Начальник штаба Роулинсона Арчибальд Монтгомери резко возразил на это, обещая в случае неудачи съесть свою шляпу, но не предполагая, что это будет дословно воспринято французом. Узнав об удаче, он воскликнул с облегчением: «Alors, le general Montgomery ne mange pas son chapeau»[16].
Это был замечательный и блестящий боевой подвиг, в любой другой войне он мог бы перечеркнуть многое из неудач 1 июля. Но в 1916 году этот успех был так же обманчив, как более ранний успех французов. У германской армии был твердый принцип: не уступать противнику территорию. Каждый британский (или французский) захват местности сопровождался немедленной контратакой: если не удавалась первая, за ней следовала вторая. За каждый ярд поэтому приходилось бороться снова и снова. Это придавало сражениям особенно жестокий характер, но в конце концов сломило германский дух. То, что планировали немцы по отношению к французам на Сомме, осуществили англичане на Сомме в отношении их самих. От одного конца фронта до другого, от Гомкура до Тьепаля через Бомон-Амель, Позьер, Фрикур и Мамёз, вплоть до Комбля, где сходились британский и французский фронты, и далее, постоянно кипело сражение. «Крепкими орешками» были узлы обороны Тьепаль и Бомон-Амель на левом фланге, открытое пространство вокруг Позьера и смертельный треугольник: Базантен-ле-Пти-Буа– Хай-Буа-Дельвиль-Буа на правом. Каждое из этих названий оставило горькую память среди британских войск; каждое стало моментом боевой славы для отдельных частей: Тьепаль – для ольстерцев, Бомон-Амель – для ньюфаундлендцев и хайлендеров, Позьер – для австралийцев, чьи убитые лежали там гуще, чем на любом другом поле боя этой войны, и Дельвиль-Буа – для южноафриканцев. Полки графств самой Англии сражались повсюду.
К началу сентября некоторые результаты военных действий стали очевидными. В то же время свое давление оказывала опасная стратегическая обстановка. 28 августа Жоффр сказал Хейгу: «Коалиция рассчитывает начать большое наступление в течение первых недель сентября». В это время сделала свой выбор Румыния: днем раньше она вступила в войну на стороне союзников. Не прошли незаметными последние наступательные вспышки сил Брусилова. В исходной точке своего главного в этом году наступления – под Изонцо – находился Кадорна; он наметил для него дату – 15 сентября. К этой дате готовились также Жоффр и Хейг. 31 августа Хейг проинформировал командиров своих армий: «…Главнокомандующий принял решение, что наступление в середине сентября планируется как решающая операция; вся подготовка должна быть соответственной».
Одним из приготовлений было введение совершенно нового оружия, представлявшего собой решение двух проблем: преодоления колючей проволоки и пулемета – появился танк. Это был продукт совместной разработки нескольких умов, но важный импульс к ней дал Уинстон Черчилль в марте 1915 года. По существу, идея состояла из объединения двух условий: использования брони, чтобы защитить людей при атаке, и гусеничной тяги, которая позволила бы преодолевать препятствия. Через одиннадцать месяцев после распоряжения Черчилля «проработать и предложить» первая пробная партия была готова. За испытаниями наблюдали офицеры штаба Хейга, который был вдохновлен их результатами и тут же включил новое оружие в план сражения. Он был огорчен, когда узнал, что это преждевременно. Ни сами танки, ни их экипажи не были готовы принять участие в начале сражения 1 июля. Тем не менее Хейг продолжал надеяться. Разочаровавшись в июле, он мог стать удачливее в августе. Но продолжались трудности с производством, новые проблемы возникали в процессе обучения. 11 августа он так ответил на письмо министра военного имущества, в котором тот сообщал, что детали танков не могут быть поставлены до 1 сентября: «Это неутешительно, поскольку я надеялся получить от этих «танков» результаты к более раннему сроку». Прошло больше месяца, и он смог выяснить, оправдывают ли танки его надежды. Но у него было не 150 танков, которые он запрашивал в апреле, а только 49. Наступление предполагалось провести как полномасштабную операцию всего альянса, в которой будут участвовать все союзники: французы, русские, итальянцы и румыны. Это был удобный случай, чтобы британцы попробовали использовать свою новую технику.
Ознакомительная версия.
