— Запаяете горшочек и он еще вашим внукам по ночам верно будет служить, а вы мне двадцать копеек суете, — упрямится старушка, но и в таких случаях убедительная логика киоскера всегда одерживала верх.
Но чаще все-таки приходилось прислушиваться к шуму старой осины и думать свои невеселые думы.
«Что за жизнь, что за работа — пятьсот — шестьсот рублей в месяц при растущих материальных и культурных потребностях! Нет, так дальше невозможно», — решил он однажды, и зеленый киоск Крышкина вдруг был погружен на подводу и перекочевал в пыльный переулок центрального рынка. Здесь не было не только шумной ветвистой осины, но даже самого захудалого зеленого кустика, зато сколько практических преимуществ! Рядом, справа и слева, ларечки и киоски, именуемые мастерскими по ремонту кухонной утвари, жестяницкие, слесарно-механические. В этих мастерских старые, уже побывавшие на свалке примуса натираются до блеска самоварного золота и сбываются как новые. Под песни идет лужение и пайка. Деревянные молотки жестянщиков ловко изгибают купленную тут же у утильщиков старую жесть, и появляются новые ведра, духовки, противни, тазы. Вокруг всегда шумно и людно. К тому же рядом проезжают на рынок и с рынка такие неискушенные в утиле покупатели, как колхозники. Как тут не развернуться!
И Крышкин стал разворачиваться. Его теперь не устраивал только бытовой лом. Подавай всё, что называется утилем. И полки ларечка были забиты растрепанными и истерзанными книгами, пропыленными и изъеденными насквозь зонтиками, разбитыми патефонными пластинками, флакончиками и бутылками, продырявленными ночными горшками. Места в ларечке уже не хватало. Пришлось пристроить еще и кладовушку. За ее дверями появились целые горы костей, запах которых у капризных посетителей вызывал тошноту, но Остап Васильевич не чувствовал этого запаха даже тогда, когда ежедневно, ровно в два часа дня к нему приходила со свежей курицей толстенькая, нестареющая спутница его жизни.
— Ты видишь, какая она жирная? — раздавался вопрос.
— Она еще лучше вчерашней, — неизменно отвечал киоскер, старательно обгладывая сочные косточки, аккуратно складывал и относил их в кладовую. — Это пусть копейки, но копейки тоже ведь деньги, — поучительно говорил он.
— А прогрессивка у нас будет сегодня?
— Куда же ей деваться, дорогая! Считай, что две тысячи у тебя уже шуршат в сумке. Это только зарплата, — и он многозначительно подмигивал так хорошо разбиравшейся во всем жене. Потом касался губами ее пухлой щеки и, напевая свой излюбленный мотив «Паду ли я стрелой пронзенный…», принимался сортировать закупленное.
К концу третьего месяца своей новой деятельности Остап Васильевич запросил себе еще помощника и вдобавок подводу с хорошей лошадью. Имя его к тому времени в конторе Главвторчермета уже приобрело вес. Крышкина ставили в пример за инициативу и находчивость. Крышкин был на Доске почета и каждый месяц получал по приказу вознаграждения. И потому, понятно, просьба его была сразу, как говорят, уважена.
А помощник нужен был Остапу Васильевичу до зарезу. В деятельной голове его уже давно созрела новая идея, осуществить которую одному было бы трудно. Как-то — это было еще в те дни, когда Крышкин скучал в глухом переулке, — он решил изучить городские резервы металлолома и отправился бродить по окраинам. Попал в район большой группы заводов и был поражен тем, что увидел. Справа от завода на пустыре лежали целые горы всевозможного промышленного лома: станины старых станков, колесные пары, вышедшие из строя автомоторы, куски рельсов, стружка, глыбы металла из вагранок. Какие-то люди здесь постоянно копошились, нагружая этим добром автомашины. Остап Васильевич поинтересовался, что означает виденное им.
— А то и означает, что хлам перебираем, — неохотно отвечал ему шофер в замасленной спецовке.
Этот ответ Крышкина не устраивал.
— Разве это хлам? — вызывая на дальнейший разговор, спросил он.
— Хлам останется на пустыре, когда отсортируем. Нужное сдадим на базы, там разделают всё под габарит, а потом габарит нам продадут на переплавку. Понял?
— Так-так, — кивал головой Остап Васильевич. Бытовой лом, который он собирал, стоит гроши. Нужны сотни кастрюль и сковородок для того, чтобы набрать их на тонну. А здесь одна станина стоит месячной работы киоскера. Это уже капитал. И горы лежавших перед Крышкиным заводских отходов вдруг загорелись в его глазах золотистым блеском.
Крышкин представился и, как будто бы в шутку, сказал, без нужды поправляя свою соломенную шляпу:
— Может, подбросишь мне в ларек машину, вторую — не обижу…
Парень почесал за ухом, усмехнулся:
— Что ж, оно, пожалуй, можно. Только с премиальными.
А на следующий день Остап Васильевич огорошил всех сборщиков и киоскеров: в один присест сдал пять тонн четыреста двадцать килограммов лома, заработав на этой операции семьсот с лишним рублей.
Это был, так сказать, только начальный эксперимент. Крышкин снова несколько раз появлялся на пустыре, успел обзавестись здесь приятелями среди шоферов и грузчиков.
— Сколько надо, столько будем подвозить, всё равно на переплавку пойдет, — казалось, по-простецки говорили они.
Но Остап Васильевич хорошо понимал и их услужливость, еще лучше понимал и свои интересы. Его смущало одно обстоятельство: возить постоянно лом в ларек — значит, выкладывать из своего кармана на транспорт. Это не устраивало его. Лучше бы избежать ненужных транспортных расходов. Но как это сделать? У него родилась еще одна блестящая идея: он, Остап Крышкин, берет себе одного помощника и открывает еще один киоск. И киоск этот будет прямо на пустыре.
Задумано — сделано. И вот уже два месяца как Остап Васильевич отправляет на базу десятки тонн промышленного лома Но только в накладных станины старых станков он называет чайниками и самоварами, стружку — примусами и керосинками, колесные пары — секциями старой отопительной системы из домоуправлений. Заведующий базой, принимая лом, знает об этих удивительных превращениях и только улыбается:
— Хитер, разбойник, хитер…
Конечно, Остап Васильевич хорошо понимал, что, сбывая промышленный лом за бытовой, он, мягко выражаясь, прокладывал себе дорогу к скамье подсудимых. Но оправдания в таких случаях всегда находятся. Имел его и Крышкин.
— Я не продаю лом на сторону. Он всё равно пойдет на переплавку. Велика разница, кто его заготовит, — убеждал он сам себя, и продолжал отгружать машины с пустыря.
Как-то в самый разгар погрузочных работ на пустыре появилась секретарь управляющего и сообщила чуть ли не шепотом:
— Вас срочно вызывает сам Максим Максимович.
Крышкин слыхал от других, что их управляющий бывает резок и даже груб, когда обнаруживает хоть малейшие недоделки, связанные с выполнением производственного плана.
— Кажется, попал, не умею вовремя остановиться, — досадуя на себя, подумал он и отправился на прием.
В приемной Остап Васильевич сперва долго вытирал ноги о коврик, лежавший у красных дверей кабинета, потом тщательно пригладил ладонями пробор темных лоснящихся волос и осторожно приоткрыл дверь.
— Входите, входите, что вы там топчетесь? — встретил его резкий голос, услышав который, секретарь взялась рукой за щеку и, раскачивая головой, проговорила:
— Кажется, попадет…
Максим Максимович Лапотков в этот момент пил чай вприкуску и старательно колол кусочками неподдававшийся сахар. Это был еще совсем молодой человек, но давно располневший и облысевший. Овал его лица, фигура, движения были мягкими, но требовавшими к себе внимания и уважения. Говорил он неторопливо, давая понять слушателям или собеседникам, что слов на ветер не бросает, что мысли его — это мысли главы управления.
— А, Остап Васильевич, хорошо, хорошо, что вы пришли, — медленно сказал он, отодвигая стакан с чаем и поднимаясь навстречу удивленному Крышкину. Розовые щеки управляющего при этом расплылись в обширную, непомерно затянувшуюся улыбку. Он взял в свои мягкие руки руку Крышкина и, подержав, сказал:
— Ну, и молодец же вы, Остап Васильевич, просто молодец. Садитесь, поговорим.
Оба уселись рядом на диван.
— Так вот, — продолжал Лапотков, — в нашем деле нужна, знаете, светлая голова, смышленая голова. Заводам — им хорошо, они могут выполнять и перевыполнять свои планы. Вы следите за моей мыслью? — неожиданно спросил он и тут же продолжал: — Да, они могут выполнять и перевыполнять. Для этого у них есть кадровые специалисты, у них новая техника, новая технология, разные там, знаете, поточные линии, а что у нас, что у нас, я вас спрашиваю? Ничего. Мы кустари. Наша работа всегда будет покоиться на энергии, настойчивости, инициативе и находчивости. А вашу находчивость — одобряю, весьма одобряю! Утром я подписал специальный приказ. Вы премируетесь, а ваша инициатива будет обсуждаться повсюду в нашей системе, даже в бухгалтерии. Вы следите за моей мыслью?
