Ознакомительная версия.
«Поручить лаборатории И.В. Курчатова вести работы по окончательному выяснению возможности возбуждения цепной реакции в природной смеси изотопов урана».
Но, пожалуй, больше всего изумляет (своими актуальностью и своевременностью) 7-ой пункт масловских «требований»:
«По примеру заграницы засекретить работы, связанные с разделением изотопов урана».
Вот так! Чётко, убедительно и категорично!
В том, что негласным соавтором этой записки был Фриц Ланге, вряд ли стоит сомневаться. Просто деликатный немец решил не связывать своё зарубежное происхождение с секретными предложениями оборонного характера.
Так что выходит, что в середине 40-х годов советские физики тоже выдвигали проекты, касавшиеся ядер урана. Смелые и перспективные!
Как же отнеслись к ним те, кто командовал тогда советской наукой?
Авторитетное мнение учёных
Заявка Маслова попала в секретариат Президиума Академии наук. Его начальник, Петр Андреевич Светлов, был по профессии инженером-электриком (окончил в 1936 году Московский энергетический институт) и в ядерных делах, конечно же, не разбирался. Поэтому он обратился к компетентным специалистам, каковыми, по его мнению, были академик А.Ф. Иоффе и профессор А.П. Виноградов. Их Светлов и попросил дать свои авторитетные заключения «о положении проблемы использования внутриатомной энергии урана».
Александр Павлович Виноградов, хотя и был геохимиком, о «ядерной проблеме» знал не понаслышке, так как неоднократно участвовал в поисках урановых месторождений. Его записка начиналась с заявления весьма осторожного:
«Проблема использования внутриатомной энергии до сих пор являлась в значительной степени отвлечённой».
Далее профессор сообщал, что «…техническое использование этой энергии предполагает решение вопроса о методе получения U-235 в любых количествах. Этот вопрос в нужной мере не решён».
Затем Виноградов напоминал и о своём вкладе в решение этого заковыристого «вопроса»:
«…мною было предложено в своё время разделение урана на изотопы термодиффузионным методом».
Заканчивалась записка выводом:
«… будущее использование U-235 возможно лишь при наличии достаточных запасов урана в стране. Запасы его не выявлены».
Иными словами, в отзыве профессора оптимизма было мало. Виноградов рекомендовал отложить любой (даже самый заманчивый) проект до тех пор, пока «ядерная проблема» не будет окончательно проработана в теоретическом плане.
Документ, составленный академиком Иоффе, тоже не давал больших надежд на скорое решение «уранового вопроса». Зато был исключительно деловым, поскольку в нём подробно рассматривалась суть вопроса:
«В ответ на Ваш запрос о положении проблемы использования внутриатомной энергии урана сообщаю:
1. Основными специалистами, к которым прежде всего следует обратиться, являются И.В. Курчатов (ЛФТИ) и его сотрудники Флёров и Петржак, Зельдович и Харитон (ЛИХФ)».
Далее Абрам Фёдорович излагал (в пяти пунктах) причины, которые, по его мнению, препятствуют продвижению уранового дела вперёд. В частности, он писал (исходя из выводов всё тех же Зельдовича и Харитона), что единственным материалом, способным осуществить цепную реакцию в уране…
«… следует считать тяжёлый водород (дейтерий). Потребуется большое количество его (порядка тонны), для изготовления которых необходимо затратить около 1 миллиона рублей и электроэнергию, даваемую Днепрогэсом в течение суток».
Ссылка на Днепрогэс, вне всяких сомнений, делалась для того, чтобы у тех, кто будет читать эту записку, не осталось никаких иллюзий относительно затрат, которые потребуются на осуществление атомного проекта.
Затем следовал вывод, звучавший не так уверенно:
«Таким образом, возможность технического использования энергии урана нельзя считать исключённой при настоящем состоянии наших знаний».
И перечислялись мероприятия (также в пяти пунктах), необходимые «для форсирования этой проблемы».
Завершалась записка рекомендацией:
«Общее руководство всей проблемой в целом следовало бы поручить И.В. Курчатову как лучшему знатоку вопроса, показавшему на строительстве циклотрона выдающиеся организационные способности».
В наши дни на эти слова академика Иоффе ссылаются очень часто. Дескать, смотрите, задолго до практического развёртывания работ по созданию советской атомной бомбы Абрам Фёдорович предлагал именно Курчатова в качестве руководителя такого архисложного дела.
Да, Иоффе действительно предлагал.
Но обратим внимание на то, как он это делал.
В его записке вслед за словами: «возможность технического использования энергии урана нельзя считать исключённой», шли слова: «общее руководство всей проблемой в целом следовало бы поручить…».
Что они означают?
Только одно: Абрам Фёдорович имел в виду не научное, а всего лишь «общее» руководство «техническими» вопросами. Он по-прежнему не видел в Курчатове учёного, способного на гениальные озарения. Считая его всего лишь «лучшим знатоком вопроса» и «выдающимся организатором», не более того.
Когда оба заключения (Виноградова и Иоффе) поступили в Академию наук, Светлов приложил к ним заявку Маслова, подшил к делу и сдал в архив. При этом, видимо, полагал, что поступил абсолютно правильно. Ведь если даже сам академик Иоффе сомневается, что можно говорить о каком-то Маслове, кандидате наук 27 лет от роду! Мало ли что могло взбрести ему в голову? К тому же кандидатов в стране — пруд пруди, а Академия — одна.
Однако в Харькове думали иначе. И в Москву полетело новое письмо. На этот раз уже от научного руководителя ЛУНа Фрица Ланге. В его письме не было ни слова о важности (для обороны страны) «урановой проблемы», а лишь сообщалось, что разделять изотопы урана, по мнению харьковчан, лучше всего с помощью центрифуги.
Забегая вперёд, скажем, что «центрифугальный метод» спустя годы будет признан самым эффективным из всех существовавших на тот момент, и атомная отрасль СССР возьмёт его на вооружение. Но в 1940-м аргументы доктора Ланге ни на кого не произвели впечатления. Предлагавшийся им «метод» был воспринят как очередной заумный «прожект» с весьма неясными перспективами. И письмо научного руководителя ЛУНа с лёгким сердцем положили туда, где уже покоилась масловская заявка, то есть под сукно.
Поступали ли в тот момент какие-то другие предложения от советских физиков по тому же «урановому вопросу»?
Поступали.
К примеру, 29 августа 1940 года группа ленинградских учёных во главе с Курчатовым направила в Президиум Академии наук письмо с изложением насущных «атомных» потребностей. Физики (в который уже раз!) напоминали о том, что их работа периодически застопоривается из-за катастрофической нехватки урана. И весьма категорично заявляли, что научные исследования могут быть продолжены лишь «… при условии предоставления… чистого металлического урана (99–98 % чистоты) в количестве до 1 кг». Мало этого, у исследователей могла «… возникнуть необходимость постановки опытов со см, есью металлического урана в количестве до 300 кг с водой». Но такой «уймы» урана у них, конечно же, не было. Поэтому послание ленинградцев завершалось словами:
«Мы считаем необходимым:
1) созвать в конце сентября 1940 г. специальное совещание при Президиуме Академии наук, посвящённое проблеме урана;
2) создать при АН СССР фонд урана в количестве нескольких тонн для опытов по цепной реакции.
Проф. доктор И. Курчатов, проф. Ю. Харитон, ст. научн. сотрудник Л. Русинов, научный сотрудник Г. Флёров».
Какова судьба этого письма? Его так же благополучно подшили к делу.
«Ядерщики» против «уранщиков»
Летом 1940 года американские физики Филипп Абельсон и Эдвин Макмиллан открыли первый трансурановый элемент нептуний-239. Ими же был описан лантан-фторидный метод получения плутония. Для разделения изотопов урана Абельсон предложил использовать термодиффузию. Об этом сообщил журнал «Physical Review».
В Советском Союзе в это время на своё первое заседание собиралась созданная Вернадским Комиссия Президиума Академии наук СССР по проблеме урана (она же — Урановая комиссия). Мероприятие назначили на 16 сентября 1940 года.
Входивший в состав Комиссии директор ФИАНа Сергей Вавилов шёл на заседание без всякого энтузиазма — ведь там собирались явные конкуренты (Вавилов-то возглавлял другую Комиссию — ядерную), и никто из них не был специалистом по урану.
Ознакомительная версия.
