Ознакомительная версия.
Проявления антисемитизма среди солдат усилились после освобождения Украины, Белоруссии и Прибалтики. Из этих регионов на фронт были мобилизованы сотни тысяч людей, несколько лет проживших под немецкой оккупацией и подвергшихся обработке нацистской антисемитской пропагандой. Солдат-еврей, сражавшийся с начала войны на фронте, воевавший на Дону и под Сталинградом, в начале 1944 г. был ранен в боях под Кривым Рогом на Украине. Во фронтовом госпитале ему ампутировали ногу, а позже перевезли в тыловой госпиталь в Баку. Его разговор с другим раненым выявляет отношение многих солдат к евреям:
...
Мы прибыли в Баку. В основном тут были раненые украинцы. После освобождения Украины их сразу же мобилизовали и послали на фронт. Во время медленного выздоровления они проводили свое время за игрой кто в шахматы, кто в шашки, а некоторые даже в карты. Беседы с украинцами часто велись о евреях.
– Евреи не хотят воевать, – говорил мне один из них.
– Откуда ты это знаешь? – спросил я его.
– Посмотри вокруг, – отвечал он, – Здесь находятся пятьсот раненых, и среди них почти нет евреев.
– Допустим, – я сказал – Но каково общее количество населения в СССР?
– Двести миллионов.
– А сколько из них евреев?
– Около двух миллионов.
– Значит на пятьсот раненых сколько евреев будет?
– Ну, пять.
– Видишь, у тебя есть уже 3 еврея в двух палатах в которых лежат 38 человек, а во всем блоке ты найдешь еще человек двадцать.
– Ну пусть будет так, но все равно евреев меньше, чем украинцев, – молвил он.
После чего солдат-еврей подумал: «Хоть кол на голове теши!» [Шпитковский 1961: 316–317].
Воевавший в Сталинграде и раненый в конце февраля 1945 г. под Кёнигсбергом солдат писал о своем пребывании в московском военном госпитале:
...
В больнице я наткнулся на серьезные проявления антисемитизма со стороны раненых солдат. По их утверждениям, евреи не воевали и избегали участия в боях. Споры заходили настолько далеко, что меня один раз даже ударил раненый солдат. С другой стороны, были также и проявления братства и дружбы [Перчук 1961: 156].
Врачи-евреи, работавшие в госпиталях и не раз спасавшие жизни бойцов, тоже становились мишенями антисемитских высказываний. Солдат-еврей, раненый при разминировании вражеской территории около Керчи и эвакуированный в тыловой госпиталь, писал:
...
Я лежал в палате с русским, двумя украинцами и двумя грузинами. Один из раненых однажды заметил в разговоре со мной: «Ты хороший парень, воевавший, как и мы, но если проверить национальность работающих тут, увидишь, что начальник больницы еврей, большинство врачей евреи, завхоз еврей. <…> Наверное, наша лечащий врач тоже еврейка, потому что только тебе выписали порцию крови и только тебе велели давать картошку» [Ландман 2003: 5].
Другой солдат-еврей, прошедший всю войну, сражавшийся под Бобруйском, в Смоленске и под Москвой, после нескольких ранений летом 1944 г. направленный в часть под Витебском, вспоминал:
...
Здесь антисемитизм ощущался уже на каждом шагу, так как призвали много солдат, проживших под немецкой оккупацией и отравленных нацистской пропагандой. Их ненависть влияла и на других. Я не раз поражался, услышав из уст молодых людей, родившихся и выросших в Советском Союзе, о том, что евреи используют христианскую кровь для мацы, что они уклоняются от службы на фронте и что они отсиживаются далеко в тылу. <…> После освобождения Вильнюса я получил орден Славы третьей степени. <…> Все молодые солдаты от двадцати до тридцати лет, имевшие боевой опыт, были посланы на сержантские курсы. Среди них был и я. На курсах антисемитские настроения были настолько явными, что мне не раз приходилось остерегаться пули или нападок со стороны товарищей по оружию. Все обращения к офицерам не помогали, немногие служившие там сержанты-евреи были бессильны, поскольку испытывали на себе похожее отношение [Элишкевич 2003: 349].
Даже те, кто воевал плечом к плечу с бойцами-евреями и был свидетелем их отваги, могли разделять антисемитские настроения. Нередко солдату-еврею приходилось слышать от боевого товарища: «Ты хороший человек, воюешь, как и мы, но большинство евреев отсиживается в тылу, в Ташкенте».
На пленуме Еврейского антифашистского комитета 20 февраля 1943 г. писатель Илья Эренбург поднял тему антисемитских суждений по поводу уклонения евреев от прямого участия в войне:
...
Только вчера я вернулся с поездки по фронту в районе Курска. Здесь мы вновь встретились с одним явлением, которое вызывает у нас острую боль и большую гордость. <…> Ко мне явился пожилой еврей, отец прославленного летчика, о героизме которого писали все армейские газеты. Это был его единственный сын, он его очень любил. И вот этот еврей сказал мне: «Я разговаривал с одним гражданским начальником. Тот просил меня разъяснить ему, почему на фронте нет евреев, почему они не воюют?.. Я ему даже не ответил… Мне очень трудно было говорить. Это было через четыре дня после того, как я получил от командира части извещение о геройской гибели моего сына.
Вы, наверное, все слышали о евреях, «которых не видно на передовой». Многие из тех, кто воевал, не чувствовали до определенного времени, что они евреи. Они это почувствовали тогда, когда стали получать от эвакуированных в тыл родных и близких письма, в которых те выражали недоумение по поводу распространившихся разговоров о том, что евреев не видно на фронте, что евреи не воюют. И вот, перечитывая такие письма в блиндаже или походе, еврейского фронтовика-бойца охватывает беспокойство, беспокойство за незаслуженные обиды и оскорбления.
Для того чтобы еврейские бойцы и командиры Красной армии могли спокойно выполнять свой священный долг – бить врага, мы обязаны рассказать о том, как евреи воюют на фронтах… Не для хвастовства, а в интересах нашей общей цели – как можно скорее уничтожить фашизм. Для этой цели мы обязаны создать книгу, в которой должны убедительно рассказать об участии евреев в войне. Одной статистики мало, нужны живые рассказы, живые портреты, нужен сборник о евреях-героях, участниках Великой Отечественной войны. Необходимо рассказать правду, чистую правду, и этого будет вполне достаточно [Шейнкер 2003: 4–6].
Эренбург имел в виду план по подготовке в рамках Еврейского антифашистского комитета «Красной книги», содержащей истории воинов-евреев, параллельно с готовившейся в тот период «Черной книгой» о Катастрофе советских евреев [48] .
В Красной армии в те дни многие солдаты-евреи пытались скрывать свою национальность, с одной стороны, из опасения попасть в плен, где их ждала неминуемая гибель, а с другой – из-за общих антисемитских настроений. Солдаты-евреи с нееврейскими именами или не имевшие типичных еврейских черт лица не испытывали серьезных затруднений. Многие во время войны меняли имена. Советский еврейский писатель Гершель Вайнрох писал:
...
Я тоже на фронте назвался типичным славянским именем. Когда мне пришлось однажды на несколько дней приехать с фронта в Москву, я нанес визит в Еврейский антифашистский комитет. Поэт Лейб Квитко, один из руководителей Комитета и редакции газеты «Эйникайт», укорял меня за то, что я называюсь нееврейским именем и тем самым уменьшаю количество евреев на фронте. Узнав достоверно о моей должности и положении на фронте, Лейб Квитко согласился со мной и даже настаивал, чтобы я не раскрывал там свою национальность [Левин 1982: 103; см. также: Гури 1971: 54–57].
Некоторые солдаты назывались именами, принятыми среди мусульманских народов, чтобы в случае попадания в плен в них не признали евреев (мусульмане также делают обрезание). Кроме того, многие советские евреи были ассимилированы еще в довоенные годы; наиболее сильное национальное самосознание было у евреев – выходцев с территорий, присоединенных к СССР в 1939–1940 гг. Свою национальность скрывали в основном евреи, воевавшие на передовой, где угроза плена была реальнее, чем в тылу, поэтому и могло создаваться впечатление, что евреев на фронте меньше, чем было на самом деле.
В целом высокий процент евреев на всех уровнях командования, а также число евреев, получивших боевые награды и высокие звания, в том числе Героя Советского Союза, свидетельствуют об отсутствии открытой и широкой дискриминации евреев. Проявления антисемитизма были скорее немногочисленными, о чем свидетельствуют воспоминания солдат-евреев. Так, из 220 евреев-ветеранов лишь 16 рассказали о столкновении с открытой враждебностью, антисемитскими высказываниями или насмешками со стороны товарищей по оружию [Шнеер 2003 (2): 147]. Вероятно, совместное пребывание на фронте евреев и неевреев, близость в окопах и во время атак, общее переживание тяжестей и ужасов войны – все это способствовало уменьшению грубого открытого антисемитизма.
Ознакомительная версия.
