о том, как было решено послать Педро де Альварадо в глубь страны за маисом и другим продовольствием
Когда мы все это сделали и распорядились, как я тут описал, то договорились, чтобы Педро де Альварадо отправился в глубь страны, в селения, о коих мы знали, что они есть поблизости, поглядеть, какова эта земля, и раздобыть маиса и еще какого-нибудь продовольствия, ибо в лагере у нас было очень голодно. Он взял с собой сотню солдат, в том числе пятнадцать арбалетчиков и шесть аркебузиров. Больше половины этих солдат были приверженцы Диего Веласкеса, а с Кортесом остались только его люди, чтобы уже никто не подымал шума, не устраивал свар и не бунтовал против него, пока не прояснится положение.
Исполняя приказ, Альварадо дошел до нескольких небольших селений, подчиненных другому, главному, называвшемуся Куэтлахтлан, где говорили на наречии кулуа. И когда Педро де Альварадо приходил в эти селения, все жители в тот же день убегали, а в их капищах он находил принесенных в жертву мужчин и мальчиков, и стена там и алтари их идолов были в крови, и перед идолами были положены сердца; увидели они также камни, на коих убивали жертву, и каменные ножи, коими разрезали грудь, дабы вынуть сердце. Потом Педро де Альварадо рассказал, что большинство тел убиенных было без рук и без ног и что другие индейцы говорили, будто отрубленные члены унесли, дабы употребить в пищу. Наши солдаты были весьма поражены подобной жестокостью.
Но хватит говорить об этих жертвах, ибо и дальше, в каждом селении, мы находили все то же, и вернемся к Педро де Альварадо; в селениях этих он нашел изобилие всякого провианта, но индейцы в тот же день убегали, так что ему удалось найти всего двух индейцев, которые согласились принести маис; посему каждый солдат должен был нагрузиться курами и овощами, и отряд возвратился в лагерь, не причинив индейцам более никакого вреда, хотя мог бы, но таков был наказ Кортеса, дабы не случилось, как в Косумеле{139}.
Мы-то, в лагере, были рады и той малости, которую нам доставили, — коли есть еда, с ней беда не беда.
Кортес во всех делах выказывал изрядную сноровку, вот и теперь он постарался подружиться со сторонниками Диего Веласкеса и, оделяя одних золотом, что мы наменяли, — а злато скалы ломит, — а других посулами, привлек их на свою сторону и освободил из заточения всех, кроме Хуана Веласкеса де Леона и Диего де Ордаса, коих держали в цепях на кораблях, однако вскорости он и их отпустил на свободу, и, как вы дальше увидите, стали они ему самыми добрыми и истинными друзьями, — а все сделало золото, перед ним ничто не устоит.
Когда все дела в лагере были вот так улажены, порешили мы отправиться в город, окруженный стенами, называвшийся Киауицтлан, и поставить там корабли у скалистой горы и гавани напротив того города, на расстоянии примерно в одну лигу. Помню, когда мы плыли вдоль берега, нам удалось убить большую рыбу, которую выбросило волнами на песок.
И вот достигли мы большой реки Уитцилапан, где ныне расположен город Вера-Крус; была она глубоководная, и мы на плохоньких каноэ, похожих на корыта, а также вплавь и на плотах переправились через нее. На другом берегу было несколько селений, подчинявшихся большому селению под названием Семпоальян[106], откуда и были родом те пятеро индейцев с золотыми кружочками в нижней губе, о коих я рассказывал, как они явились посланцами к Кортесу и как в нашем лагере прозвали их «лопелусио». Увидели мы там хижины, и идолов, и камни для жертвоприношений, и разлитую кровь, и благовония для курений, и перья попугаев, и множество книг из их особой бумаги, свернутой в свитки, вроде того, как в Кастилии скатывают сукно. Только индейцев не встретили ни одного, все убежали — они же не видели таких людей, как мы, и лошадей, а потому перепугались.
Там мы провели ночь, не поужинавши, ибо не было чем, а на другой день двинулись дальше в глубь их земли на запад — от берега мы отдалялись, а дороги не знали; встретились нам обширные луга, которые здесь называют «саванна», на лугах паслись олени, и Педро де Альварадо погнался за одним из них на своей гнедой кобыле и ударил его копьем, но раненый олень скрылся в зарослях, и поймать его не удалось.
Тем временем мы заметили, что к нам направляются двенадцать индейцев — то были жители того селения, в котором мы переночевали, они пришли к нам от своего касика и несли для нас кур и маисовый хлеб. Через наших толмачей они сказали Кортесу, что их господин посылает нам в подарок этих кур и просит прийти в его селение, которое, по их словам, было на расстоянии одного дня пути.
Кортес их поблагодарил, наговорил лестных слов, и мы пошли дальше и заночевали в небольшом селении, где тоже были следы многих жертвоприношений. Вам наверняка уже надоело слушать обо всех этих принесенных в жертву индейцах и индеанках, которых мы находили на своем пути, и в дальнейшем я не буду описывать, как выглядели их трупы и как были изуродованы, а только скажу, что в этом селении нас накормили ужином и мы узнали, что в Киауицтлан надобно идти через Семпоальян.
Глава XLI
о том, как мы вошли в Семпоальян
Переночевали мы в этом селеньице вместе с двенадцатью индейцами, о коих я говорил, и, хорошенько расспросив, как нам пройти в город, расположенный на скалистой горе, рано поутру известили касиков Семпоальяна, что идем в их селение и чтобы они нас встретили добром, для чего Кортес послал туда шестерых индейцев, а остальные шестеро остались, чтобы нам стряпать пищу. И еще он приказал приготовить пушки, аркебузы и арбалеты, и все время впереди ехали верховые разведчики, осматривая местность, и прочие солдаты были наготове, и так мы продвигались вперед, пока не подошли к городу на расстояние одной лиги.
И когда мы к нему приблизились, навстречу нам вышли двадцать знатных индейцев, дабы от имени касика приветствовать нас, и они несли весьма ароматные шишечки с тамошних роз, которыми с превеликой учтивостью одарили Кортеса и наших всадников, и сказали, что их господин ждет нас в своем дворце, а как человек он весьма тучный и двигаться ему тяжело, то не мог сам выйти нас встретить.
Кортес их поблагодарил, и они пошли впереди нас. Проходя по улицам меж домами и видя такой большой город, какого до сих пор еще не встречали, мы немало ему дивились — весь он был в зелени, настоящий сад, на улицах толпы мужчин и женщин, вышедших на нас поглядеть, и мы от души восхваляли Господа за то, что нам удалось открыть столь благодатную землю.
Наши конные разведчики первыми прискакали на обширную площадь и побывали во дворах тамошних домов, а стены домов, видать, совсем недавно были побелены и сверкали белизною — индейцы на это большие мастера, — и вот, одному из всадников померещилось, будто эти белые блестящие стены сделаны из серебра, и он помчался во весь опор доложить Кортесу, что тут стены домов серебряные. Донья Марина и Агилар, однако, сказали, что это блестит мел или известка, и немало было смеха над этим «серебром» и поспешностью разведчика, — потом мы всегда над ним трунили, что все белое ему кажется серебром.
Но оставим шутки, я лучше расскажу, как мы подошли к дворцу и толстый касик вышел в патио встретить нас — он впрямь был очень толстый, и я так и буду его называть, — и он выказал Кортесу великое почтение и окурил его, как полагалось по их обычаю, и Кортес его обнял. Затем нас повели в весьма красивые и просторные покои, где все мы уместились, дали нам поесть и поставили корзины со сливами, а их тогда было изобилие, ибо настала их пора, и маисовый хлеб. Поскольку пришли мы туда голодные и давно не видевшие такого изобилия еды, назвали мы то селение Вильявисиоса[107], а кое-кто величал его Севильей.
Кортес приказал, чтобы никто из солдат не причинял индейцам неприятностей и не отдалялся от площади; и когда толстому касику доложили, что мы поели, он прислал сказать Кортесу, что хочет к нему прийти, и вскоре появился с большой свитой знатных индейцев, и у всех были в нижней губе большие золотые кружки и на плечах богатые накидки.
Кортес тоже вышел из покоев навстречу и, изъявляя сердечную любовь и благодарность и говоря лестные слова, опять обнял касика. Затем толстый касик распорядился принести приготовленные им дары — изделия из золота и одежду, хотя было всего этого немного и небольшой ценности, и сказал Кортесу: «Лопе лусио, лопе лусио, прими благосклонно это наше подношение», и еще прибавил, что, будь у него больше, он бы все отдал.
Кортес с помощью доньи Марины и Агилара ответил, что хотел бы отплатить добрыми делами и что, ежели у них есть какая надобность, пусть скажут, и он для них готов все сделать, ибо мы подданные великого государя, императора дона Карлоса, который повелевает многими королевствами и землями, и посылает нас искоренять несправедливости и карать злодеев, и велит, чтобы больше не приносили в жертву живых людей, и еще Кортес растолковал им многое другое касательно нашей святой веры.