Срок японского ультиматума истек сразу же после захвата CityofWinchester, и адмирал Джеррам ушел в Сингапур, откуда он мог оказать поддержку двум другим станциям на случай, если эскадра Шпее прорвется в Индийский океан.
Он имел основание предполагать, что германская эскадра, пройдя с юга Суматру, использует голландские острова как базу для нападения на нашу торговлю. Предположения оказались недалеки от действительности: «Эмден» и «Маркомания» именно для этой цели и были отделены от эскадры на острове Падан. 23 августа, когда Япония начала военные действия, «Эмден» прошел Молуккским проливом и к концу месяца находился на южном побережье Явы, собираясь начать свой знаменитый набег на торговые пути Индийского океана.
Адмирал Джеррам ошибся только в том, что противник предпринял операцию не всей эскадрой, а лишь одним крейсером.
Оставив свои вспомогательные крейсеры и русские суда на охране торгового пути, Джеррам собрал всю остальную союзную эскадру в Сингапуре, послав адмиралу Патею телеграмму, в которой выражал свое мнение о необходимости осмотреть Марианские и Маршалловы острова на случай, если неприятель не идет на запад.
Но Патей, как будет видно дальше, только что захвативший Herbertshöhe, с головой окунулся в дело перевозки войск и ничем другим заниматься уже не мог.
Глава XI. Северное море: 16 августа -17 сентября
Мы проследили за дислокацией флота, произведенной по всему свету, насколько позволяли наличные морские силы.
Всем станциям не хватало легких крейсеров, так как в первую очередь удовлетворялось требование Гранд-Флита, но станции получили в качестве поддержки устаревшие линейные корабли и, кроме того, вспомогательные крейсеры, которых к началу сентября находилось в кампании семнадцать.
Ко времени, когда развертывание флота было закончено, война на море внешне выглядела малодеятельной — ситуация, столь знакомая нашим предкам, но поначалу трудно понимаемая общественным мнением и не соответствующая его ожиданиям.
Время организовать нападение на наши торговые пути силами вспомогательных крейсеров неприятель не использовал; не было произведено никаких попыток непосредственно помешать перевозкам экспедиционных сил и атаковать в эти дни берега Англии.
Инертность Флота открытого моря явилась полным сюрпризом для наших морских сил.
Хорошо зная, каким духом активности проникнута немецкая военная доктрина, и учитывая, что сделали бы при подобных обстоятельствах наши офицеры, мы не находили объяснений бездеятельности противника.
Однако все это явилось повторением ситуации в старых войнах с французами, имевшими слабейший флот.
План Адмиралтейства предусматривал массовое сосредоточение флота в южном пункте, гарантирующее нам неоспоримое господство в «тесных водах» (проливы и Северное море), — это было основой, но, конечно, Адмиралтейство предусматривало также и «день сокрушительного удара». Однако в связи с обстоятельствами этот день откладывался на неопределенное время.
Весь прошлый опыт показывал, что неприятель рискнет вступить в решительный бой, лишь будучи уверенным в получении таких результатов, достижение которых иным путем для него было бы невозможно.
Для немцев приостановка перевозки войск во Францию таким результатом не являлась. Разделяя мнение своего высшего командования, они считали удобнее для себя покончить с нашими малочисленными дивизиями на обнаженном фланге фронта союзников, чем иметь против себя эти дивизии в Англии в резерве, куда до них нельзя добраться. Во всяком случае, немцам легче было иметь дело с нашими экспедиционными силами на берегу, чем на море.
Оказывать противодействие перевозкам не являлось для Германии разумной операцией, ради которой стоило рисковать хотя бы частью флота.
Не следует забывать и того, что германское высшее командование строило свои расчеты на войну непродолжительную, столь непродолжительную, что нашу блокаду они даже и не почувствуют, а также и то обстоятельство, что они считали самым грозным противником Россию. Последнее в тот момент заставляло их больше думать о господстве в Балтийском море, чем в Северном.
Во второй половине августа события в Балтийском море развернулись особенно активно.
Вопреки ожиданиям Россия смогла вторжением в Восточную Пруссию ранее, чем рассчитывали, оказать самоотверженную помощь Франции, на которую так стремительно обрушились почти все силы Германии.
Операция была предпринята двумя армиями, генерала Самсонова и Ренненкампфа, двигавшимися: первая — от Немана, а вторая — через область Мазурских озер от Нарева. Начало ознаменовалось полным успехом.
Между 16 и 20 августа слабые германские силы были разбиты у Гумбинена, на железнодорожной линии Петроград — Берлин, и у Франкенау, на юго-востоке от Кенигсберга; немецкая армия оказалась разделенной надвое, одна ее часть спешно отступала на запад, а другая — к Кенигсбергу.
Русские продолжали быстро наступать и дошли до Алленштейна, а разъезды Самсонова — до берегов Вислы, но тут судьба повернулась к ним спиной.
Восточная Пруссия, «святая святых» земельной германской аристократии, была «осквернена»; беспорядочный поток беженцев, хлынувший в Берлин, принес панику в столицу.
Немцы с быстротой и энергией, достойной не меньшего удивления, чем натиск русских, собрали армию и поручили командование ею Гинденбургу, на которого возлагалась обязанность смыть «осквернение».
К 26 августа близ классического боевого поля Эйлау он вошел в соприкосновение с армией Самсонова у Танненберга, между Алленштейном и Сольдау.
Удачным фланговым маневром он в течение двух последующих дней поставил русских в безвыходное положение. 31 августа русская армия оказалась разделенной на две части, причем одной все-таки удалось выскочить из западни, другая же была разбита наголову, потеряв девяносто тысяч человек пленными.
Покончив с Самсоновым, Гинденбург направил свой удар на Ренненкампфа, но успеха в этой операции не имел. Ренненкампф, хотя с большими потерями, но отступил, оставив неприятелю часть своей артиллерии и тридцать тысяч пленных.
Результат кратковременного успеха русских все-таки имел некоторое действие[45] — немцы несколько потеряли самоуверенность и увидели, что переоценивали свою наступательную силу. В умах немцев Балтийское море с его важными портами Кенигсбергом и Данцигом предъявляло свои исторические права на подобающее место в создавшейся обстановке.
Не подлежит сомнению, что морская стратегия немцев, совершенно разумная для них, была весьма тревожна для нас.
Она вполне соответствовала возможностям германского флота и была родственна той стратегии французского флота, при помощи которой французы когда-то так удачно изнуряли английский флот, стараясь уравнять силы.
В то время как Флот открытого моря находился лишь в состоянии «fleet in being», английские эскадры изнуряли себя боевой службой, а английское морское командование должно было тщательно предусматривать всевозможные удары, которым теоретически немцы могли нас подвергнуть при помощи так называемой «малой войны».
Современная техника предоставляла очень много средств для такой войны в отличие от времен французских войн. Тогда эти средства сводились к одному только каперству, опасному лишь для нашей торговли.
Французы старались компенсировать неравенство сил удачной для них погодой и усталостью блокирующих их эскадр, Германия же в качестве этих средств имела минные заградители и подводные лодки.
Мы с вполне законной гордостью вспоминаем, с какой отвагой и самоотверженностью старые моряки Нельсона из года в год несли свою тяжелую, полную лишений службу на блокирующих эскадрах, но никто не вправе сказать, что современные наши моряки, находясь все время перед лицом гораздо больших опасностей, сделали меньше.
Немецкое остроумие изощрялось лишь в карикатурах на Гранд-Флит, рисуя его запертым в неприступных гаванях. Действительность далеко не соответствовала карикатурам.
В конце августа после боя у Гельголанда Адмиралтейство имело случай убедиться, как неприятель использовал средства «малой войны», средства, осужденные им самим на Гаагской конференции 1907 года во имя человеколюбия.
У устьев рек Тайн и Хамбер были обнаружены минные поля, которые поначалу Адмиралтейство считало поставленными с траулеров под нейтральным флагом. Такое предположение, хотя и подтвержденное независимыми источниками, казалось маловероятным, так как траулеры слишком малы для подобной работы. Действительно, это предположение очень скоро опровергли сами же немцы, объявив, что мины поставлены судами их флота.
В настоящее время не подлежит сомнению правдивость этого сообщения. Поступок немецкого флота явно нарушал законы и обычаи войны и противоречил существующим соглашениям между державами, но было ясно, что он представлял собой попытку спровоцировать Гранд-Флит к столь желательным для немцев необдуманным и поспешным действиям.
