Да, определенного было еще очень мало. Разве только Пауль Арупыльд...
Дверь широко распахнулась. На пороге появился Отс.
Вески надел очки и сказал:
— Пойдем к полковнику, а потом домой, обедать.
— Ожидаю. И давно. — Полковник Мяэкиви сидел за столом, на котором, кроме аккуратной черной папки, ничего не было.
Войну Мяэкиви начал командиром взвода разведки, а закончил начальником разведотдела соединения. В его фронтовой жизни был такой случай. За год до окончания военной службы полковник получил выговор в приказе по фронту за самовольное личное участие в разведывательной операции.
— Признаться, я думал, что вы верите своим подчиненным, — заметил ему генерал. — Оказывается, нет, не верите. Трудно так работать...
Эпизод этот полковник вспомнил не случайно. Обстоятельства не позволили ему выехать на место происшествия. И сегодня с утра, разбирая документы, он не раз с большим усилием подавлял в себе такое же, как тогда на фронте, желание самому вмешаться в расследование дела. Как-то там без него управились! Он хорошо знал Вески, его умение видеть все, что нужно. Но ему всегда казалось, что капитан чрезмерно долго копается, раздумывает. И сейчас полковник думал, что Вески что-то тянет. Будь он, Мяэкиви, с ним — на столе уже давно лежал бы итог первых шагов расследования.
— Давно, давно, — повторил он, пока Вески и Отс подходили к столу. — Знаете ведь, надо докладывать: чрезвычайное происшествие... А я весь день как в потемках. — Полковник позвонил и приказал секретарю пригласить начальников отделов.
Вески молча подал протоколы осмотра места происшествия и производства обыска.
Вошли офицеры. Вески коротко рассказал обо всем, что удалось установить. Полковник несколько раз прерывал его, делая попутно краткие записи в свой блокнот.
— Страшная картина... Нет следов борьбы... Сумочка не тронута... Пауль Арупыльд был там... Что вы думаете?
Вески ожидал этого вопроса, готовился к нему и... не знал, что сказать.
Но полковник продолжал:
— Первое: Пауль на судне?
Отс молча кивнул.
— Снимать с судна будем? Нет... С людьми говорили?
Вески улыбнулся. Этот вопрос: «С людьми говорили?» — в управлении называли «слабостью полковника». С войны он вынес несокрушимую веру в советского человека. Он не раз сталкивался с людьми, запуганными фашистскими оккупантами, и все же эти люди никогда не отказывали разведчикам в помощи. Больше того, после каждой разведки у Мяэкиви крепло убеждение, что без рассказов этих людей по-настоящему разведки не проведешь.
— Это на фронте, — говорил полковник, — где врагов — тысячи. А у нас — один выродок на десятки, сотни тысяч честных людей. Никуда ему не скрыться. И невиновного не обвинишь — люди горой встанут. Надо только уметь спрашивать.
Нет, с людьми почти не говорили. С кем и о чем говорить, по какому пути направить следствие, где искать убийцу — это предстояло сейчас решить. И полковник подвел итоги.
— В ночь на 28 октября 1955 года найден труп Армильды. Следов борьбы нет. Ограбления тоже нет. Известно, что у нее была связь с неким Руди и месяц назад после скандала она покинула Пауля. Муж относился к ней хорошо. Найдена записка, написанная Руди. В ночь, когда Армильда погибла, Пауля Арупыльда дома не было. Следы ног на месте происшествия совпадают со следами ботинок Пауля. На месте найдена гильза от шнурка его ботинка. Установлена идентичность глины на обуви Пауля с грунтом, взятым с места происшествия. На его одежде имеются пятна, похожие на кровь. Версия первая — убийство совершено Паулем Арупыльдом из ревности.
Полковник умолк и закурил. Где-то в глубине его глаз Вески увидел затаенный вопрос. «Тоже сомневается», — удовлетворенно подумал Вески.
— Так. Кто начнет? — полковник посмотрел на майора Луми.
Немолодой, полный офицер Луми уже давно работал в уголовном розыске. Его называли «ходячей картотекой». Удивительно цепкая память майора хранила сотни самых различных случаев. Он помнил мельчайшие детали, и после его справок незачем было обращаться к документам. Луми встал.
— Зверское убийство... — медленно сказал он. — Уже лет десять не было такого. Сумочка цела, — значит, не грабили. Вероятные мотивы: ревность, месть; возможно, мешала кому-нибудь. На работе у нее все в порядке?
Вески поспешно встал.
— Судя по паспорту, месяц назад оставила службу в универмаге. Больше ничего не известно.
— Всеми версиями, считаю, надо заниматься сразу, — сказал майор Хеннинг, сидевший рядом с Луми.
Хеннинг, так же как и Мяэкиви, пришел в милицию из армии. Его фигура могла порадовать глаз самого придирчивого строевика. Всю войну Хеннинг прослужил под начальством Мяэкиви. Был он переводчиком, несколько раз ходил в операции, держался мужественно и этим привлек к себе внимание начальника. Завоевав его доверие, он уже в операции больше не рвался...
В известной степени под влиянием властного характера Мяэкиви Хеннинг выработал в себе привычку спорить с начальством только тогда, когда начальство хочет слышать возражения. Как-то в минуту откровенности он сказал Вески: «Удивляюсь вам, лезете на рожон. Какой смысл плевать против ветра?» Мяэкиви выдвигал Хеннинга — сейчас он исполнял обязанности начальника отдела. Его предложение — разрабатывать все версии одновременно — было, несомненно, правильным: этот элементарный закон расследования знал каждый начинающий криминалист. Никто и не возражал Хеннингу. Но и большой пользы от этого «правильного» предложения тоже не было.
Мяэкиви спросил:
— Странгуляционная борозда прижизненная?
Вески снова встал. Он как бы вновь увидел прожилки, тонкими усиками отходившие от багровой полосы следа, оставленного проводом на шее убитой. Эти прожилки и доказывали, что Армильда Арупыльд была жива, когда на нее накинули петлю.
— Так точно! — Он понял мысль полковника. — Но следы пальцев на шее и разбитая голова... Вряд ли это самоубийство.
— А все-таки... И на работе проверьте, не было ли повода. Итак, — заключил полковник, обращаясь к Вески, — Арупыльдом займетесь вы. Руди поручите Отсу. Универмаг? Хеннинг сам решит, кого послать.
* * *
Когда Мария Степановна Москаленко отошла от оцинкованного стола, залитого ярким светом бестеневой лампы, было уже двенадцать часов дня. Не снимая тонких резиновых перчаток, она подставила руки под струю теплой воды из крана и, обернувшись, посмотрела на сосредоточенно куривших Вески и Отса.
Нового Москаленко сказала мало. Тщательный осмотр трупа и вскрытие подтвердили, что Армильда Арупыльд задушена.
— Ничего не понимаю... Сначала ударили, потом душили, потом накинули петлю. Так не бывает! — не выдержал Отс.
— Все бывает! — произнес следователь. — Надо только трезво смотреть на вещи. Вспомните: ни на земле, ни на одежде следов того, что ее волокли, мы не обнаружили. Значит, петля надета в кабине.
— Так в чем же дело?
— Вот этим-то нам и предстоит заняться.
Вески позвали к телефону. Возвратившись, он сказал:
— На ботинках Арупыльда был керосин. На брюках кровь той же группы, что и у его жены... Ну, спасибо, доктор. Пошли, Отс. Скоро мать Пауля придет...
Когда дверь за матерью Пауля закрылась, Вески задумчиво посмотрел на Отса.
— Ничего она не знает, Харри, или делает вид, что не знает. Но почему-то хочется ей верить...
— Испугалась она за сына. Помните, вы спросили: в каком состоянии пришел домой? «Домой пришел, как обыкновенно, спокойный, переоделся и ушел на судно — оно должно было утром отправиться в море», — прочитал Отс свои записи. — А мне что сказала на обыске? «Взволнованный пришел!»
— Помню, — досадливо махнул рукой Вески. — Что-то она подозревает, но ведь она мать. А ты хочешь, чтобы мать стала в грозную позу: дескать, мой сын убил, накажите его... Чепуха! Не об этом я.
Мать Пауля много и подробно рассказывала о сыне, о его жене. Говорила она искренне. Пауль и Армильда жили вначале хорошо. Только Пауль больше любил Армильду, чем она его. Она любила одеваться, и в дни, когда судно стояло в гавани, Пауль по вечерам сидел дома, ремонтировал радиоприемники — мастер он хороший, — все старался заработать побольше. В такие вечера Армильда устраивалась рядом с ним, была ласковой. Сердце матери радовалось. А уйдет Пауль в море — Армильда прибежит из магазина, наскоро поест и отправится куда-нибудь. Конечно, сидеть со старухой скучно. Часов в одиннадцать-двенадцать обязательно возвратится. С год так было. А потом стала приходить позднее, и вином от нее иной раз попахивало. Начались ссоры. Пауль приемники чинит, а ее все нет и нет. Прибежит ночью, скажет, собрание было или у подруги задержалась. Как они там с Паулем между собой объяснялись, мать не знала — в отношения мужа с женой лучше не вмешиваться. Но, видно, не все гладко у них шло. С месяц назад Пауль нашел письмо Руди — крик, драка. Армильда ушла. Пауль сам не свой стал. Где Армильда этот месяц жила, мать не знала. Не знала также, виделся ли с ней Пауль. Дома у них, говорила она, никто не бывал. С подругами Армильды незнакома.
