Ознакомительная версия.
Внедрение трупосжигания в России большевики рассматривали как часть антирелигиозной кампании. Журнал «Церковь и революция» в 1920 году объявил конкурс проектов первого в Советской России крематория. Систему трупосжигания большевистские лидеры именовали «кафедрой безбожия». В это же время Л.Д. Троцкий выступил в прессе с серией статей, в которых призвал всех лидеров советского правительства завещать сжечь свои тела493. Фабула появления первого крематория в Советской России заслуживает специального изложения. Ведь до сих пор в архитектурной и культурологической литературе бытует представление, что впервые учреждение по ритуальному сжиганию трупов в СССР появилось в Москве в 1927 году. Однако на самом деле новые нормы погребения, как и сама советская власть, зародились в Петрограде.
Готовность к преобразованию искусства, а затем и всего общества на новой индустриально-атеистической основе позволила уже после прихода большевиков к власти большой группе петроградских деятелей культуры и искусства принять активное участие в осуществлении ленинского плана монументальной пропаганды, частью которой явилось и строительство петроградского крематория. При Петросовете была создана комиссия, которую возглавил член коллегии Комиссариата внутренних дел Б.Г. Каплун494. В состав комиссии вошли Л.Н. Бенуа, юрист Л.А. Ильин, архитектор Д.Д. Гримм и другие. Усилиями этих людей был организован конкурс на лучший проект крематория, подразделявшийся на две части: «составление проекта печи для сжигания человеческих трупов» и «составление проекта крематориума»495. Архитектурная часть программы конкурса возведения крематория давала подробное описание всех необходимых помещений. На первом этаже предполагалось разместить: «1) Вестибюль – около 15 кв. саж. 2) Большой зал для совершения обрядов; в зале должно быть предусмотрено возвышение для певчих или оркестра – все помещения… около 100 кв. саж. 3) Два малых зала для той же цели, около 20 кв. саж. 4) Зал для урн – около 40 кв. саж. – может быть в виде галереи. 5) Две ожидальни – одна для родственников, другая для публики, поблизости к главному входу. 6) 2-3 комнаты для священнослужителей (курсив мой. – Н.Л.), каждая по 5-6 кв. саж. 7) Комната для певчих 10-12 кв. саж. 8) Ожидальная комната для носильщиков около 5-6 кв. саж.»496
Этот отрывок из программы сооружения крематория свидетельствует о тщательности подготовки конкурса и о том, что для части интеллектуалов вопрос о форме «огненного» захоронения не имел уже никакого кощунственного контекста. Постройка печи для трупосжигания казалась интересным творческим проектом, участие в котором позволяло реализовать новые представления о фиксации памяти, с одной стороны, и о современных, сугубо рациональных способах утилизации тел умерших, с другой. К.С. Малевич в статье, опубликованной в газете «Искусство коммуны» в начале 1919 года, писал: «Сжегши мертвеца, получаем 1 грамм порошку, следовательно, на одной аптечной полке могут поместиться тысячи кладбищ». Организаторы конкурса предусмотрели и систему премирования участников: «Комиссии предоставляется право приобретения не премированных проектов по сумме последней премии (5000 р. – Н.Л.). Премированные и приобретенные проекты поступают в собственность Ком. Вн. Дел, остальные же должны быть взяты авторами в месячный срок после присуждения премий. Не взятые в срок поступают в собственность Ком. Вн. Дел»497. Эта практика была заимствована из дореволюционных времен. Питерский художник Ю.П. Анненков получил заказ нарисовать обложку для «рекламной брошюры» будущего сооружения. Позднее он вспоминал: «В этом веселом “проспекте” приводились временные правила о порядке сожжения трупов в “Петроградском городском крематориуме” и торжественно объявлялось, что “сожженным имеет право быть каждый умерший гражданин”»498. Уже в середине мая 1919 года Постоянная комиссия по постройке крематориума отмечала, что желание участвовать в конкурсе выразили более 200 человек и что «проявление столь большого интереса возможно объяснить лишь назревшей потребностью в осуществлении идеи кремации трупов…»499. Одновременно организаторы конкурса вынуждены были признать, что «сложившиеся обстоятельства поставили комиссию в весьма тяжелое положение: приближается срок представления конкурсных проектов, а комиссия не располагает средствами даже в размере, необходимом для выплаты назначенных премий и производства необходимых работ, которые связаны вообще с детальной разработкой проектов»500. Но какие-то первоначальные средства были, по-видимому, найдены, и конкурсные состязания продолжились. Победителем вышел И.Н. Фомин – автор проекта «Неизбежный путь». Однако впоследствии предпочтение было отдано работе инженера А.Г. Джорогова, имевшей название «Жертва».
Но и этот проект не был полностью воплощен в жизнь. Победителю пришлось довольствоваться перестроенным под крематорий зданием бань на Васильевском острове. Очевидцы рассказывали: «Баня кое-где облицована мрамором, но тем убийственнее торчат кирпичи. Для того чтобы сделать потолки сводчатыми, устроены арки – из… дерева, которое затянуто лучиной. Стоит перегореть проводам – и весь крематорий в пламени»501. По-видимому, Джорогову не удалось воплотить все свои архитектурные замыслы – в отличие от проектировщика печи для трупосжигания, профессора Горного института В.Н. Липина. В 1921 году он издал брошюру под названием «Регенеративная кремационная печь “Металлург” системы проф. В.Н. Липина в Петроградском Крематории».
По сведениям автора брошюры, человека с техническим складом ума и весьма скрупулезного, первое сжигание было проведено 14 декабря 1920 года, хотя мемуаристы приводят и другие данные. Но для выявления социокультурного контекста постройки первого крематория точная дата начала его работы непринципиальна. Более важными представляются зафиксированные именно в мемуаристике возникшие в среде приближенной к власти интеллигенции новых бытовых норм отношения к смерти. Существуют сведения о том, что первого покойника, труп которого предстояло придать огню, торжественно выбрали в городском морге. В процедуре принял активное участие сам глава комиссии Б.Г. Каплун и приглашенные им Н.С. Гумилев, Ю.П. Анненков и некая юная особа, имя которой неизвестно. Возможно, это была балерина О.А. Спесивцева. Ю.П. Анненков вспоминал:
«В огромном сарае трупы, покрытые их лохмотьями, лежат на полу плечом к плечу, бесконечными рядами. Нас ожидала там дирекция и администрация крематория.
– Выбор предоставляется даме, – любезно заявил Каплун, обратившись к девушке.
Девушка кинула на нас взгляд, полный ужаса, и, сделав несколько робких шагов среди трупов, указала на одного из них (рука ее была, помню, в черной перчатке). <…> На груди избранника лежал кусочек грязного картона с карандашной надписью: “Иван Сидякин. Соц. пол.: Нищий”.
– Итак, последний становится первым, – объявил Каплун и, обернувшись к нам, заметил с усмешкой:
– В общем, довольно забавный трюк, а?»502
Б.Г. Каплун любил «угощать» приближенных к нему людей экзотическим актом кремации – малоэстетичным и кощунственным с позиций христианско-православной культуры зрелищем. По воспоминаниям К.И. Чуковского, большевистский лидер в состоянии сплина часто говорил: «Не поехать ли в крематорий?», как прежде говорили: «Не поехать ли к “Кюба” или в “Виллу Родэ”?» Так до революции назывались самые шикарные петербургские рестораны. По свидетельствам очевидцев, обстановка в псевдокрематории была угнетающей. Тот же К.И. Чуковский писал в своем дневнике 1 января 1921 года: «Все голо и откровенно. Ни религия, ни поэзия, ни даже простая учтивость не скрашивают места сожжения. Революция отняла прежние обряды и декорумы и не дала своих. Все в шапках, курят, говорят о трупах, как о псах»503. Следует отметить, что это обстоятельство не помешало писателю взять с собой в крематорий свою юную дочь Лидию. Процедура сжигания, столь отличная от традиционного захоронения, по-видимому, влекла своей таинственностью.
По данным профессора В.Н. Липина, печь для трупосжигания проработала с 14 декабря 1920 года по 21 февраля 1921 года. За это время было кремировано около 400 усопших, причем менее 5 % из них – по желанию родных или согласно завещанию. В марте 1921 года крематорий, по сути, прекратил работу. Каплун пытался как-то исправить положение, но средств явно не хватало, а с введением нэпа угас и интерес архитекторов и инженеров к идее создания первой в России системы трупосжигания, которая просуществовала в Питере недолго. Однако если оперировать питерскими данными, то можно построить следующую гипотетическую модель. Крематорий был задуман и начал функционировать в период военного коммунизма. Действовавшая в это время жесткая система распределения была чревата насильственным навязыванием новых норм даже тех сторон повседневной жизни, которым свойственна особая инертность и традиционность. Стремление посредством создания системы кремации усопших разрушить привычный ритуал похорон можно рассматривать как следствие антирелигиозной политики власти большевиков. В ментальности основной массы населения даже такого крупного промышленного центра, как Петроград, пока еще не сложилось устойчивое понятие «извращенной смерти», свойственное для времени всеобщей модернизации.
Ознакомительная версия.
