– А рыба хоть живая? – спрашивает какая-то пани.
– Ай, уважаемая, я сама не знаю, жива ли я в такие тяжёлые времена, так откуда же мне знать, жива ли рыба? – отвечает торговка.
– А может, она сдохла?
– Ай, да где ж сдохла? Спит!
– Спит? Но что-то не попахивает.
– Ай, пани, а вы когда спите, разве за себя отвечаете?
А рядом посреди улицы встретились Песель и Сарра.
– Сарра, ты слышала новость? Какое горе!
– А что случилось?
– Голда умерла!
– Голда? Какая Голда?
– Жена жестянщика.
– Сейчас… Подержи корзины.
Сарра заломила руки и заголосила:
– Ой, горе на мою голову! Голда умерла! Такая добрая, такая учтивая, такая богобоязненная, и умерла!..Слушай-ка! Голда? Жена жестянщика? Какого жестянщика?
Типичный ганделес – это не только купец или посредник, но и замечательный психолог и философ, наделённый к тому же ещё и специфическим еврейским чувством юмора.
Об одном таком ганделесе Йоеле Файнгольде с Клепарова, который жил на улице Берка Йоселевича (боковая Джерельной), было много весёлых историй.
Сцена происходила на чердаке дома, где жил студент-политехник. Йоель рьяно торговался за старые вещи, от продажи которых бедный студент надеялся рассчитаться с хозяином за комнату. Наконец измученный студент умоляюще произнёс:
– Пан Файнгольд, но сколько же, чёрт побери, вы хотите мне дать за мою ещё вполне приличную одежду?
– Что значит приличную? Что значит, сколько своих кровных я собираюсь дать за эти ужасные лохмотья, за это, простите, шмотьё? Ну, я знаю? Максимум десять… нет, нет, что я, глупый, говорю – восемь золотых…
– Только восемь? Вы что, с ума сошли, пан Файнгольд! Тогда уж лучше эту одежду кому-нибудь подарить!
– Ох, это хорошо, это люкс! Подарки я тоже беру, а зой!
В другой раз, семеня по Казимировской, Файнгольд увидел в окне дома какого-то старика и спросил его:
– Добрый день, пан! Нет ли у вас совершенно случайно каких-нибудь старых ненужных вещей или обуви на продажу?
– У меня нет, а моя жена уехала, и будет через пару недель.
– Ой, уехала! Тогда, вероятно, у вас должна быть груда пустых бутылок от водки и пива для меня… Уже иду, пан, уже иду!
Студент пытается продать на Кракидалах поношенные кальсоны. Подошёл Йоель и, узнав цену, пришёл в негодование:
– Пан академик! Что у вас, Бога в сердце нет, если вы смеете просить за такие старые кальсоны целых три золотых!
– Это не старые кальсоны, а как раз модные.
– А я вам говорю, что эти портки были утеряны ещё во времена осады Вены турецким султаном, а я в этом хорошо разбираюсь, потому что шурин моей жены как раз под Веной кнайпу держит!
Вбегает Йоель на перрон в Зимной Воде и спрашивает работника вокзала:
– Прошу прощения, пан. В котором часу отходит поезд в Городок?
– В семь пятьдесят.
– Хорошо, пусть будет семь сорок, и я еду.
Йоель торгуется с грабителем
Когда как-то Йоель, утомлённый за день хождением по улицам и брамам[12] Клепарова и Замарстынова, возвращался поздно вечером домой, вдруг из-за угла выскочил какой-то здоровяк и, приставив к груди ганделеса револьвер, грозно гаркнул:
– Давай быстро деньги, иначе на месте пристрелю!
Пан Файнгольд изумлённо посмотрел на страшное оружие и сказал:
– Что стряслось? Зачем сразу стрелять? Поговорим, и как-то договоримся… Ну, сколько я бы мог дать за такой старый, ничего не стоящий пистоль? Красная цена – один золотой. Чтобы мои дети здоровы были, если он стоит больше!.. Ну так и быть, уступлю пану, пусть мне будет хуже, пусть мои дети не доедят. Полтора золотых!.. Годится?..
И это был не единственный случай, когда бедного ганделеса хотели ограбить. Однажды он плёлся вечером из Винников, где скупил целый мешок одежды, оставшейся после умершего извозчика. Дорога вела мимо тёмного леса. Но вот зашелестели кусты, и на дорогу выскочил какой-то идиот с пистолетом.
– Деньги или жизнь!
Файнгольд охнул и уронил мешок на землю.
– Ой, какой страшный разбойник!
– Давай деньги! – топнул ногой грабитель.
– Дам! Дам! Прошу, не нервничайте так! Всё отдам! Не буду же я за какие-то копейки рисковать жизнью. Но у меня одна просьба. Моя жена очень подозрительная, она ещё себе подумает, что я эти деньги пропил или проиграл в карты. Чтоб я так жил! Вам придётся прострелить мне лапсердак, чтобы мне старуха поверила.
Грабитель послушно пальнул из пистоля в полу лапсердака.
– Ой, как здорово! Первый класс! – обрадовался ганделес. – Но этого будет мало. Жена скажет: чего ты, дурак, не защищался! Выстрелите, прошу вас, ещё во вторую полу.
Грабитель и вторую полу прострелил.
– Но из пана отличный стрелок! Очень хорошо!
– Ну, давай уже деньги!
– Уже, уже даю! Но прошу уважаемого пана ещё мне прострелить шляпу.
Бандит задумчиво почесал затылок и вздохнул:
– Хорошо… но… уже нет пуль.
– Ой, это проблема! Это нехорошо! Если нет пуль, то почему я должен давать деньги?
Когда-то на месте армянской церкви находился сад, в котором росли завезённые из Армении деревья и кусты. Одно дерево давало такие плоды, что когда их разрезали поперёк, всегда получался крест.
Это была айва.
Богатый львовский армянин Юрий Ивашкович обратил внимание на это и счёл, что это знак Господний. Когда было решено выстроить на Армянской улице церковь, то в основу плана был заложен греческий крест, который увидел Ивашкович в разрезанной айве.
Как одна хитрая женщина мужа обманула
Жил во Львове армянин – купец в летах, у которого была молодая жена. И вот эта женщина завела себе любовника, парня-подмастерье. И так она его любила, так лелеяла, будто родного ребёнка. Как-то тот парень и говорит:
– Давно уже я не ел хаш. Может, ты меня побалуешь и приготовишь его?
– Нет ничего проще, – ответила женщина. – Я скажу мужу, чтобы купил баранью голову и ноги, и сварю тебе такой хаш, что ты и язык проглотишь.
– Э-э, если ты мужу скажешь про хаш, то он же его и съест.
– А это уже моя забота, как я выкручусь. Завтра под вечер жди в церкви, и только зайдёт туда мой муж, встань рядом с ним.
Вечером пришёл купец домой, и жена пожелала, чтобы он завтра утром купил баранью голову и ноги на хаш. Купец так и поступил, а когда хаш уже доваривался, и стало вечереть, она сказала:
– Муж мой любимый, хаш вот-вот приготовится, но есть такое объедение вдвоём как-то неправильно. Пойди-ка, мой дорогой, в церковь и пригласи к нам на ужин первого, кто станет возле тебя.
Купец всегда слушался жену, и в этот раз тоже не прекословил. Но случилось так, что когда он зашёл в церковь, любовник опоздал. Тем временем забрело сюда трое цыган и стали возле купца молиться. Купец, не долго думая, обратился к ним:
– Уважаемые, моя жена приготовила хаш и сказала, чтобы я пригласил кого-нибудь на ужин. Вот я вас и прошу – идёмте ко мне.
Цыгане с радостью согласились, а любовник, который наконец прибыл в церковь, только разочарованно облизнулся.
Пока муж ходил в церковь, жена прибрала в доме, надела самую лучшую одежду, бусы и перстни, принарядилась, как куколка, и только и делала, что в окно поглядывала.
Но каково же было её удивление, когда увидела она своего муженька с тремя шалопаями ободранными! Когда цыгане зашли в дом и расселись за столом, она отозвала мужа в сторонку и зашипела:
– Разве я тебе говорила приводить сюда этих разгильдяев, этих конокрадов? Что ты себе думаешь, что я наварила хаш, а теперь каких-то прохиндеев буду угощать?
– Да тихо ты, поздно что-то говорить. Я уже их привёл, неудобно прогонять.
– Ну хорошо, раз ты такой растяпа. Сходи тогда хлеба купи, а я пока разведу хаш водой.
Как только купец пошел к ближайшей пекарне, как женщина взяла ступу, бросила в неё кусок старого сала и, сев на скамью так, чтобы цыгане её видели, принялась толочь. Дыгане некоторое время спокойно наблюдали за тем, что она делала, но наконец не выдержали и спросили:
– А скажите нам, уважаемая, что это вы делаете?
– Ой, горемычные вы мои! Если бы вы знали, какая беда вас ждёт, то обходили бы мой дом десятой дорогой.
– Да ладно, что вы такое говорите? Какая напасть может ждать нас в доме такого уважаемого купца?
– Сразу видно, что вы не местные. Так будет же вам известно, что мой муж – известный разбойник. Пригласит он гостей, будто на ужин, а меня заставляет толочь в ступе сало до тех пор, пока толкач не покроется толстым слоем жира. Тем временем он приводит сюда ещё нескольких таких же, как он, сорвиголов, и давай гостям этот толкач в задницы запихивать!
Как услышали цыгане её рассказ, так и сорвались с мест, только пятки засверкали! А тут и муж подоспел.
