Л.Х. Павел Юрьевич, но это настолько очевидно…
П.У. Это не было очевидно никому в институте. В институтских кулуарах идею «Всемирки» восприняли как бредовую. Она во многих смыслах действительно скороспелая, не обеспеченная… В нашем отделе, не побоюсь этого слова, только из хорошего ко мне отношения люди согласились играть в эти игры, воспринимая их как барщину. Размер этой барщины превышает сейчас все допустимые пределы эксплуатации. Потому что это противоречит интересам всех собравшихся здесь людей. Категорически. Система сообщества профессиональных историков функционирует сегодня так, что история обречена быть «историей в осколках». Людям выгоднее писать «историю в осколках».
Л.Х. Павел Юрьевич, не знаю прямо…
П.У. Можете назвать это «теорией заговора»…
Л.Х. Вы начали с таких изящных уходов от всего, а сейчас…
П.У. Потому что, когда «история в осколках», я могу быть гением среди трех других собравшихся людей. Если я занимаюсь «фрагментарной рефлексией», то я могу достичь на этом пятачке если не совершенства, то значительных успехов. А попробуй снискать славу дельного историка, упражняясь в сочинении на тему «Волга впадает в Каспийское море»! Или попробуй сохранить реноме подающего надежды историка среди трехсот или хотя бы тридцати критически настроенных коллег – вот тут мы посмотрим. Это все на фоне «методологических исканий», «кризиса больших нарративов» и т.п.
Но эпистемология – эпистемологией, а прагматика – прагматикой. Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше и как удобнее. Удобно быть востребованным. В том числе и для международного признания (а ведь это важный критерий оценки успеха), удобно быть не специалистом по феодализму вообще и не по французскому XVI веке, а по этой вот узкой проблеме, где я могу надеяться стать виртуозом (хотя я сейчас третий раз говорю об одном и том же). Это не плохо и не хорошо само по себе, это – естественно, это – экономически целесообразно. А как заставить человека делать нечто экономически нецелесообразное и для него неестественное? Потому-то и выходит, что феодализм – правильный социальный строй, он на внеэкономическом принуждении основан. В данном случае – на административном ресурсе, как и многое в нашей стране.
Вот как был запущен проект «Всемирки» – и не следует представлять себе, что сидели-сидели многомудрые академики, трясли бородами и, обобщив все богатство исторического опыта, выродили наконец концепцию «Всемирки». Такая вот реальность. Плохая реальность? Плохая, безусловно. Правильнее было не писать? Честнее, наверное, не писать. Но нужно писать. Я был всю жизнь антисоветским человеком, и очень не любил советскую власть, и сейчас не люблю. Но сидит внутри пионерская речевка:
Партия сказала – надо!
Есть! – ответил отряд «Гренада».
Это неприятно, но я понимаю, что это надо делать. Я могу отвечать за второй том и отчасти за третий: за Средние века и за XVI—XVII века. У нас некая концепция есть. Какая концепция всего издания? Назначили ответственных за тома. Каждый предложил план своего тома. Сначала это был махровый европоцентризм. Непробиваемый и густопсовый. Потом удалось его хоть как-то скорректировать. Вот и вся концепция. Сопоставлять эту «Всемирку» с тем зеленым гигантским многотомником, который был в советское время, нет никакого смысла. Это разные страны, разные условия и разные задачи. Там огромный коллектив работал, с очень большими средствами, с очень большой властной вертикалью, согласованием на разных этапах и т.д. И главное – с единым драматургическим сценарием. Задача ясна – показать многообразие единого всемирно-исторического процесса развития и смены общественно-исторических формаций. А сейчас что?
Л.Х. А вот с этим минским проектом, 24-томным, который есть в библиотеках всех вузов?
П.У. Это показатель как раз того, что востребовано все, именуемое «всемирной историей». Взяли, нарезали, склеили, издали. Какой там проект? Не знаю. Иногда там встречаются вполне приличные тексты. Иногда не столь приличные. Но никакой системы, концепции нет. Но всемирная история востребована.
Л.Х. Какая идея в основе тех томов, за которые вы отвечаете?
П.У. Ну давайте все-таки я буду говорить про второй том, средневековый, за который отвечаю непосредственно. Идея показать синхронизацию исторического процесса. Не так сложно показать, что в одном месте было совсем иначе, чем в другом. Что культура Индии была самобытной, что культура Китая была самобытной, а уж самобытнее византийской культуры вообще трудно себе что-нибудь представить, разве что культуру японскую. Об этом без труда можно найти информацию в хороших книгах. То, что все везде было похоже и сопоставимо, про это тоже писали, хотя бы в советской «Всемирке». А вот работ, которые бы показывали, что было в Китае в то время, когда Карл Великий создавал свою империю, не так много. Что было в это время в Африке к югу от Сахары или на полуострове Юкатан, тоже, конечно, интересно, но у нас места не хватит это показать с должной полнотой. А вот то, что в это время творилось на Алтае или на Южном Урале, – это, во-первых, мы показать можем, а во-вторых, это уже влияло и на китайцев, и на франков, и они, сами не ведая того, влияли на судьбы Предуралья.
Здесь я в каком-то смысле ориентировался на книгу И.В. Можейко (Кира Булычева) «1185 год»236. Он взял эту дату (событие, о которых повествует «Слово о полку Игореве») и начал с Бирмы и Камбоджи, которыми он занимался профессионально как специалист по Юго-Восточной Азии; дальше пошел в Японию, Китай, Корею и через Русь до Англии. Такой хронологический стержень оказался востребованным публикой. Были еще и статьи С.Г. Смирнова в журнале «Знание – сила». «Вековые кольца истории» – кажется, так называлась его рубрика. И он писал интересные обзоры – хронологические срезы: «Мир в 500 году», «Мир в 1500 году». Собственно, какая тут идея? Это не идея, это – сценарий. Синхронизация, призванная показать контакты, которые были гораздо интенсивнее, чем мы думали, и, может быть, нащупать какие-то общие вещи, о которых мы иначе не задумывались. Уже есть некоторые гипотезы, которые родились в ходе работы над томом.
Л.Х. То есть в начале пути вы еще не знаете, что получится?
П.У. Тексты пишутся с большим трудом. Надо будет очень много тратить сил, здоровья на доведение этого. Что из этого получится – я пока не знаю. Что-то получится. Но нельзя ждать от этого слишком многого. Изначально у меня была красивая идея издавать «Библиотеку всемирной истории»… Я вообще придумываю очень хорошие идеи. Они по большей части не реализуются. Вернее, реализуются, но когда-нибудь потом и кем-то другим. Так вот, я исходил из того, что специалиста очень трудно уговорить написать две страницы о том предмете, которым он занимается всю жизнь. Но если дать ему возможность написать какую-нибудь более-менее пространную книжечку на эту тему, которая затем будет опубликована в серии «Библиотека всемирной истории», – это другое дело. Да и читателям объяснить, что мы сейчас говорим о самых общих вещах в самом сжатом виде (ну что такое 30 или даже 35 печатных листов для эпохи в тысячу лет!), а вот подробно это вы сможете прочитать, подписавшись на нашу серию «Библиотека всемирной истории». Это другое дело. А то спрашивают: «А где у вас тут статья об Армении? А где статья о Мадагаскаре?» Да нет у нас таких специальных статей! Нам хорошо, если вообще об Индокитае хоть что-то сказать. А так мы сможем успокоить: «Подождите, обо всем этом будет в “Библиотеке…”» Это дало бы возможность постоянно возвращаться к общей идее, развивать и углублять ее. Да и с коммерческой точки зрения это было бы оправданно, потому что подписные издания – это кладезь. Человек авансирует средства и готов ждать книги. Даже если он не подписался, он будет охотиться за серией. Ничто так хорошо не раскупается, как серии. Но для этого нужно иметь заинтересованного издательского партнера.
Идея была похоронена, а жалко, она была хорошая.
Л.Х. Очень хорошая идея. Павел Юрьевич, спасибо за откровенность.
Комментарий
Впервые опубликовано в кн.: Хут Л.Р. Теоретико-методологические проблемы изучения истории Нового времени в отечественной историографии рубежа XX—XXI вв.: М.: Прометей, 2010. С. 469—496.
Л.Р. Хут – профессор Адыгейского университета в Майкопе, преподает курс Новой истории (об этом можно догадаться из обмена репликами, относящимися к определению границы между Средневековьем и Новым временем. Посвятив свое исследование анализу актуального состояния российской науки о Новом времени, Людмила Рашидовна включила в свою работу интервью, сделанные с девятью современными специалистами. Мало того, что я попал в их число, я затем еще и выступил в роли оппонента на защите ее докторской диссертации в феврале 2010 года. Я согласился оппонировать, поскольку считаю, что анализ современной российской историографии – вещь на удивление дефицитная в нашей стране. Работ, посвященных историкам прошлого много, работ про современных западных исследователей тоже немало, а вот «текущего историографического анализа», интроспекции, нам не хватает, хотя на Западе таких исследований появляется немало. Но оценивать труд, в котором сам являешься одним из предметов анализа, оказалось занятием парадоксальным. Как если бы страусу дали на отзыв работу по орнитологии.
