троллейбус «Б».
Спустя два дня «Известия» писали: «Поздно вечером 18 сентября 1931 года на железной дороге неподалеку от города Мукдена (Шэньяна) прогремел взрыв, в результате которого от рельсов оторвался кусок полотна. Через несколько минут по соседнему пути прошел пассажирский поезд. Однако командование японской Квантунской армии, дислоцированной в Маньчжурии, обвинило китайские войска в диверсии и желании подорвать состав. Японская Квантунская армия под командованием ярого врага Советского Союза, одного из организаторов японской интервенции на советском Дальнем Востоке генерала Шигеру Хондзио начала наступление на Мукден. Китай находится под угрозой скорой и неостановимой оккупации!»
Газета «Вечерняя Москва», в свою очередь, сообщала о городских проблемах: «Моссовет принял решение о скором и окончательном сносе стихийных рынков старьевщиков вдоль Китайгородской стены. После сноса Владимирских ворот в 1927 г. процесс реконструкции сталинской столицы недопустимо замедлился, и вот теперь настало время решительно покончить с этим наследием самодержавия, уродующим лицо Москвы. В соответствии с гениальным сталинским планом реконструкции центра советской столицы снос стен и ее башен начался уже сегодня. Деклассированные элементы, проживавшие без документов вдоль стены и даже на самой стене, задержаны. Они будут профильтрованы органами Рабоче-Крестьянской милиции и ОГПУ, после чего их судьба будет решена в установленном законом порядке».
Два с половиной месяца спустя, Москва, Гоголевский бульвар
Глава 12. Взорванный храм
Следователь Юдин, одетый в гражданское, прогуливался с франтоватым, как обычно, Ченом по Гоголевскому бульвару, медленно спускаясь от Арбатских ворот к храму Христа Спасителя.
– Василий Иванович, – горячо убеждал Чен следователя, – вы поймите, оттого, что дело Чжоу выделено в отдельное производство, мало что меняется! Да, подтверждено, что он не имел связи с японской разведкой, и в этом отношении он чист. Но ведь он бандитский курьер! Да не просто бандитский, а специальный связной организованной преступной группы, которую полностью контролировала банда из Китая. Настоящая армия бандитов, они там называются Триадами, тесно связанная и с Чжан Сюэляном, и с Чан Кайши. А это уже политика!
– Арсений Тимофеевич, – спокойно возражал Юдин, – я в Харбине работал вместе с Макиным, если помните. Видел и ваших китайских бандитов. Это несерьезно. Мелкие они какие-то. Да, их много, но они не организованы, а значит, неопасны! Что касается Чжоу и политики, то тут налицо два аспекта. Во-первых, контрабанда, скупка и перепродажа золота, драгоценных камней, ювелирных изделий, торговля наркотиками. Во-вторых, незаконные махинации на рынке чая. Следствие уже выявило причастность этой банды Шэн к целому ряду незаконных поставок чая и сопутствующих продуктов по всей стране. Но поймите, Арсений Тимофеевич, в обоих случаях это компетенция экономического отдела. Ничего политического тут нет и быть не может. И слава богу, что не может! Нам своих дел хватает. Чжоу передан им, им вести его дело, и я не знаю и знать не хочу, что там сейчас происходит! У меня своих дел куча! После того как начался «Маньчжурский инцидент», как японцы двинулись в Китай, партия требует особого внимания к японской разведке. Впрочем, что я говорю, вам самому должно быть известно лучше, чем мне. Все происходит ровно по тому плану, который был изложен в Меморандуме, в подлинность которого вы не верите даже после того, как это доказано руководством! – с досадой закончил Юдин.
– Известно. Известно, Василий Иванович, известно, – с такой же досадой протянул Чен. – Но мне до сих пор непонятно это совпадение.
– Какое совпадение?
– Ну как же! Вы поймите, Василий Иванович, Петр Макин в Харбине, не найдя никакой работы по профилю, а он высококлассный японовед, через своего знакомого узнает о вакансии в советском консульстве. Занимает незначительную должность, но становится важным агентом по кличке Профессор, так?
– Так, – кивнул Юдин, – я сам принимал его на службу. Мы тщательно его проверяли, но, за исключением отвратительного характера и склонности к половым излишествам, за ним ничего не было. В употреблении опиума, кстати, тоже никогда и никем не замечался! Нас это вполне устроило, особенно учитывая, какого уровня он специалист и как трудно в Харбине теперь найти специалистов, не балующихся морфием, опиумом и еще какой-нибудь дрянью. Вы поймите, Марейкис, – следователь повернулся к нему, – там, в Харбине, ваших японоведов хоть пруд пруди! Но у каждого свои фанаберии! Одни все еще надеются на восстановление монархии, другие – очевидные японские шпионы, третьи открыто заявляют, что им с нами – советскими людьми – просто противно работать вместе. Они, видите ли, не готовы в одном здании с нами иероглифы переводить! Четвертые пьют или травятся. Получается, что специалистов много, а работать не с кем.
– Думаю, это не совсем так, Василий Иванович, – мягко поправил его Чен, – специалистов, хороших специалистов, всегда мало. Безусловно, Макин – один из них. Но, судя по показаниям, данным на допросах и им, и китайцем, Чжоу начал работать поваром у Макина именно в Харбине.
– Ничего удивительного. Вы знаете, там русская и китайская кухня существуют на равных, а оттого и поварами работают и русские, и китайцы. Говорят, у последних это даже лучше получается.
– Работал ли Чжоу на банду Шэн уже тогда?
– Не знаю. Он утверждает, что нет. Но китайцу верить… Говорит, что оставался с Макиным вплоть до Москвы, а это значит, что он кашеварил у него еще и во Владивостоке. Мог спеться с бандитами там. А когда Профессор переехал сюда, он Чжоу попросту выгнал. Нанял неграмотную кухарку из Курской области (мы с ней говорили – тупая баба), а Чжоу – на все четыре стороны. Думаю, тогда он и спелся с этими наркоманами-контрабандистами.
– Но Чжоу ведь не ушел?
– Да, я думаю, здесь Макин юлит. У него были свои интересы в контрабанде, и он, конечно, знал, что его повар этим делом пробавляется. Заработки у Макина были неплохие – и мы ему платили как ценному агенту Иностранного отдела, и в Институте востоковедения он преподавал, и в Коммунистическом университете. Но жить он привык роскошно. Пятикомнатная квартира, женщины… Вот и спелся со своим китайцем.
– Женщины… Да, женщины – это сильный фактор. А что же Тредиаковская?
– Эта мадам утверждает, что знала и Охаси, и остальных японцев еще по Владивостоку, по японской оккупации. Наша учительница работала тогда в дансинге на Пушкинской. Слыхали про такой?
– Да, что-то припоминаю. Нехорошее было место.
– Место нехорошее, девушки хорошие. Тредиаковская в то время была молода, на десяток лет моложе, чем теперь, – хохотнул Юдин, – привлекательна, зарплата учительская, маленькая. Вот она тайком и подрабатывала.
