Ознакомительная версия.
4-я армия выступила в 4 часа 20 минут утра. 1-я французская армия, нуждавшаяся в короткой артиллерийской поддержке из-за отсутствия танков, начала действовать 45 минут спустя. Как и 21 марта, утро было пасмурное, с плотным туманом; и это теперь помогало англичанам так же, как в марте помогло немцам. Английские танки и пехота, следуя сразу за огневой завесой, выступили из мглы прежде, чем обороняющиеся сумели правильно оценить происходящее. К 7 часам утра австралийцы, двигавшиеся в центре, были на их первой позиции, к 10.30 – на второй вместе с канадцами; к половине второго основная позиция была взята. В центре наступления, где рядом шли австралийский и канадский корпуса, победа была полной. Канадцы прошли вперед почти 8 миль, захватив в плен 114 офицеров, 4919 солдат и 161 орудие, потеряв при этом около 3500 человек; австралийцы взяли 183 офицера, 7742 солдата и 173 орудия при потерях менее 3 тысяч человек. Хотя III британский корпус на левом фланге и французы на правом не могли похвастаться такими достижениями, относительно успеха этого дня сомнений не было. Немцы потеряли около 27 тысяч человек; их официальная монография так описывает случившееся: «Когда 8 августа солнце перестало освещать поле боя, самое крупное поражение, понесенное германской армией с самого начала войны, стало бесспорным фактом». Людендорф писал: «8 августа стало черным днем для германской армии в истории этой войны. Это было худшим испытанием, через которое я должен был пройти… 8 августа прояснило положение для командования обеих армий, германской и армии противника». Это было чистой правдой, и Хейг записал в своем дневнике: «…ситуация развивается для нас еще благоприятнее, чем мог надеяться даже такой оптимист, как я». Он начал ощущать окончательную победу, которая так долго оставалась неуловимой.
И все же впереди были опасности и разочарования. В течение следующих трех дней продвижение союзников ощутимо замедлилось; из 415 танков, развернутых 8 августа, только 145 сохранили боеспособность к 9-му. Каждая отвоеванная миля приближала союзников к территории, опустошенной боями 1916 года, где положение танков станет невыгодным, а пулеметные гнезда немцев получат прекрасные возможности. 10 августа Фош двинул в бой 3-ю французскую армию на правом фланге медленно продвигавшегося Дебени; ее первые успехи убедили его в том, что немцы начинают терять силу духа; он настаивал на том, чтобы Роулинсон нажимал на них со всей возможной силой. Однако Роулинсон и многие из его подчиненных по-другому видели события, поскольку были в непосредственном контакте с усиливающими сопротивление германскими резервами, которые спешили к зоне прорыва.
Британские генералы сообщили свою точку зрения Хейгу, наблюдения которого ей соответствовали. Но Фош был непреклонен. «Кто, собственно, командует британской армией, вы или Фош?» – спросил Роулинсон. Вскоре последовал ответ: Хейг приказал 3-й армии Бинга готовиться к вступлению в бой для прикрытия флангов Роулинсона и Дебени. До того как это будет сделано, их армии должны ограничиться действиями патрулей. Фош немедленно и резко отреагировал на эти меры. Со своего более высокого положения он не мог видеть причины для приостановки наступления в центре; 15 августа между двумя маршалами[21] имел место энергичный разговор. Этот диалог имел важное значение, поскольку определил характер их взаимоотношений до конца войны.
Встреча состоялась в Саркю, и Хейг полностью ее выиграл. Если Фош в тот момент с неохотой отступил, позже он подтвердил, что сделал это. «Я определенно изменил мнение после разговора с фельдмаршалом Дугласом Хейгом…» – писал он. И хорошо, что он это сделал. Ничто не было бы более катастрофичным на том этапе, чем тупить хорошо заточенное лезвие британской армии лобовым ударом на немцев, хорошо укрепившихся на старых оборонительных линиях 1916 года. Во время войны было много случаев, когда лобовой удар был единственной возможностью, но всякий раз большинство генералов предпочитали воспользоваться альтернативным вариантом, если он был; среди них не последним был Хейг. Таким образом, Амьенское сражение подошло к концу, подготовив путь для постепенного расширения наступления союзников на севере и юге, которое превратило германскую армию в руину.
На самом деле это крушение уже началось. 11 августа Людендорф предложил кайзеру свою отставку. Она не была принята, но Вильгельм II, наконец, прямо взглянул в будущее и произнес роковые слова: «Я вижу, что мы должны подвести итоги. Мы почти достигли предела наших возможностей для сопротивления. Войну нужно заканчивать». Эти чувства разделялись и его войсками. Резервные пополнения, вступающие в бой, приветствовали криками: «Вы что, хотите продолжать войну? Если бы противник подошел к Рейну – война бы закончилась!» В другом полку говорили: «Мы думали, что устроили все как надо; а теперь вы, дураки, заткнете дыру снова». Наконец, дух великой германской армии был сломлен; наконец, жертвы Вердена, Соммы и Пасшанделя стали оправданными. Из этого вытекало, что крах Германии начался не на флоте, не на родине, а после поражения на Западном фронте.
Через три месяца крах стал очевидным фактом. Темп событий привел в замешательство их участников и сбил с толку наблюдателей. Казалось невероятным, что после четырех долгих, изнуряющих лет сильный противник может рухнуть так стремительно. Чтобы объяснить себе происходящее, люди шли по ложному пути, пытаясь объяснить это факторами, которые были новыми, но незначительными. В качестве причины называлось и американское вмешательство, но фактически в нанесении поражения Германии лидировала британская армия, участвовавшая в самых напряженных сражениях. Хотя моральный эффект американского присутствия был огромен, американская армия до самого конца не внесла значительного вклада в реальную борьбу. Победоносную мощь, далекую от их фактических возможностей, в 1918 году приписывали танкам, они действительно сыграли большую роль в продвижении Манжена 18 июля и творили чудеса в Амьене 8 августа, но ни во Франции, ни в Великобритании не производилось танков, способных выдержать темп крупных сражений. Хотя англичане и французы расширяли их радиус действия, танки применялись только в виде тактического оружия. Чаще всего поворот фортуны в сторону союзников приписывали Фошу и единому командованию, которое он возглавлял. Это тоже несерьезно. Мы уже видели, что в самом начале контрнаступления на взгляды Фоша существенное влияние оказал Хейг. Он продолжал использовать свои убедительные аргументы в критические моменты последующих недель. На самом деле поражение Германии было обусловлено факторами, в некотором смысле не связанными напрямую со стратегическим успехом союзников. Джон Монеш, чей австралийский корпус продолжал действовать как острие британского наступления, преуспевая в смелых предприятиях, позже написал:
«Это произошло в момент уверенности в том, что для всех последовательных стадий крупного заключительного наступления войны было точно выбрано время, и они были точно подготовлены высшим командованием союзников и нашей собственной ставкой. Большинство хвалебных статей было посвящено анализу всесторонних и далеко идущих планов, результатом которых было нанесение удара за ударом, идущих в установленной временной последовательности для достижения определенных тактических и стратегических целей. Все, кто играл какую-либо роль в этих великих событиях, знают, что ничего подобного не было…»
Фактически поражение Германии было вызвано тремя элементами. Во-первых, это был возрастающий темп морального краха германской армии, который начался еще в период ее побед в марте. Очевидно, это произошло из-за ожидания событий, уже происходивших ранее, перед крупным наступлением с его ужасными возможными потерями. Это фактор продолжительного истощения, тянувшегося 1916-й и 1917 годы. Во-вторых, британская армия после трех месяцев отдыха и переоснащения окрепла, получила артиллерию более мощную, чем ранее (несмотря на потери при отступлении), и была среди всех сил союзников наиболее готовой предпринять решающее наступление. В-третьих, это были убежденность британского главнокомандующего в том, что немцы должны быть разбиты в 1918 году, и его твердое намерение добиться этого результата. Сочетание этих элементов означало, что наступление союзников примет форму постоянного фронтального давления на немецкую оборону, осуществляемого британцами, теснящего ее шаг за шагом, в то время как другие армии вступали в бои по мере готовности. Лозунгом Фоша было: «Tout le monde a la bataillef»[22] Пока все двигались вперед, он был удовлетворен, в этом было не так много тонкости, но большую часть времени все действительно шли твердо.
Когда после 15 августа бои на фронте под Амьеном утихли, Фош попытался их продолжить, выдвинув 10-ю французскую армию (Манжен) на правом фланге 3-й, и в районе Суассона были сделаны небольшие продвижения. В бой вступила 3-я британская армия, возвестив о начале следующего крупного наступления. Сам Фош насчитывал не менее девяти британских этапов в ходе общего наступления; он добавлял при этом: «Никогда за время своего существования британская армия не достигала более крупных результатов в атаке, чем в ходе этого непрекращающегося движения вперед, длившегося 116 дней – с 18 июля по 11 ноября».
Ознакомительная версия.
