Председатель. – Что же у вас фактически делал Курлов в министерстве или в департаменте?
Протопопов. – Он был недолгое время председателем совещания.
Председатель. – Значит, он только председательствовал в особом совещании?
Протопопов. – Нет, он вообще впутывался.
Председатель. – Что же значит впутывался? Что он делал?
Протопопов. – Товарищем министра он не был, но он был в курсе.
Председатель. – Что вас заставило взять и пригласить человека, ненавистного как обществу, так и народу?
Протопопов. – Совершенно верно, с моей стороны это была громадная ошибка.
Председатель. – Что вас заставило это сделать?
Протопопов. – Я думал, что это ничего, что он хороший человек и докажет, что он хороший человек. Это громадная ошибка. Раз вы меня здесь спрашиваете, то я скажу так: я делал ошибку за ошибкой. Скажу и то, что и мои товарищи по отношению ко мне тоже делали ошибки. Было следующее… Я скажу, что я вычитал третьего дня такую фразу, что и маленькое, даже незлобивое сердце никогда не нужно сразу бить и добивать, потому что оно тогда делается действительно нехорошим, потому что рождаются дурные чувства.
Председатель. – Перейдем к событиям конца февраля, к тому, что вы знали об этих событиях, и каковы были ваши действия в противовес этим событиям?
Протопопов. – Вы говорите о событиях двадцать третьего февраля?
Председатель. – Да, и последующие, которые привели к уничтожению старого режима.
Протопопов. – Я их не ожидал совершенно. Я ожидал их 14-го числа, перед открытием Думы. Мне сообщили, что перед открытием Думы может быть забастовка, при чем все могут пойти к Таврическому дворцу.
Председатель. – Когда созвали Думу 14 февраля, вы думали, что она будет распущена?
Протопопов. – Всякие были предположения.
Председатель. – Но ваше предположение какое было?
Протопопов. – Мне было бы приятно, если бы Дума начала работать.
Председатель. – Но какое было ваше предположение – распустить возможно скорее, или дать ей работать, чего желала страна, общество и народ?
Протопопов. – Конечно, работать. Страшил меня тот подъем, тот толчок, который давала Дума всей стране.
Председатель. – Это вас страшило?
Протопопов. – Это вело к известному перевороту, конечно, я не был настраже[*] переворота. Это понятно.
Председатель. – Так, это частный вопрос о 14 февраля и о Думе. Теперь позвольте попросить вас изложить, что вы знали о надвигавшихся событиях, и то, что вы делали по поводу этих надвигавшихся событий, вам известных.
Протопопов. – Все это делалось не в Министерстве Внутренних Дел. Начальник военного округа пользуется правами генерал-губернатора. Значит, всякого рода мероприятия шли больше из штаба.
Председатель. – А меньше?
Протопопов. – А меньше, что же? Министерство Внутренних Дел служило тому, что прикасалось к самому населению.
Председатель. – Что же прикасалось?
Протопопов. – Департамент полиции.
Председатель. – Что он делал?
Протопопов. – Он следил, доносил и давал мне донесения.
Председатель. – Какие распоряжения исходили от вас?
Протопопов. – От меня прямых распоряжений ни единого раза не было, кроме ареста группы рабочих депутатов.
Председатель. – Это от вас исходило?
Протопопов. – Нет, оно состоялось по ордеру военного начальства.
Председатель. – Мы хотим знать существо.
Протопопов. – Я был при этом. Говорят: вот факты, вот такие-то прокламации, такие-то журналы, с такого-то времени. Это было доложено Хабалову, он согласился.
Председатель. – Кем доложено?
Протопопов. – Департаментом полиции.
Председатель. – Т.-е. кем из департамента полиции?
Протопопов. – Глобачевым.
Председатель. – Т.-е. начальником охранного отделения по вашей инициативе рабочие были арестованы?
Протопопов. – По моей инициативе или нет? Скажу – нет.
Председатель. – При вашем участии?
Протопопов. – При моем согласии.
Председатель. – Чья была инициатива?
Протопопов. – Я не сумею сказать, но думаю – Хабалова, я же считал, что нужно арестовать и предать суду.
Председатель. – Какие были ваши действия по поводу готовившихся событий?
Протопопов. – Никаких. Плана защиты я не знал. Я спросил у Балка, он показал мне, что расписано по дням, но полиция, как таковая, и градоначальник подчинены генерал-губернатору и, следовательно, до министра внутренних дел они никакого касательства не имеют.
Председатель. – Какое было ваше отношение к пулеметам?
Протопопов. – Я прочел в газетах, что в полиции применяются пулеметы; я спросил об этом Балка, и он сказал, что должно быть молодые солдаты учатся.
Председатель. – Это опровержение было напечатано?
Протопопов. – Вероятно, да.
Председатель. – Вы справлялись только у Балка?
Протопопов. – Да.
Председатель. – А вы не сносились с департаментом полиции или начальником полиции?
Протопопов. – Не помнится. Градоначальник должен знать.
Председатель. – Известно ли вам, что пулеметы рассылались и передавались в руки полиции и в других городах Российской империи при вашем министерстве.
Протопопов. – Честное слово, говорю, мне это неизвестно.
Председатель. – Так что вы утверждаете, что вы не имели никакого отношения к вооружению полиции в Петрограде и вне Петрограда?
Протопопов. – Определенно отрицаю, в первый раз об этом слышу.
Председатель. – Теперь у нас остался вопрос по поводу Стокгольма. Не можете ли вы высказаться по этому вопросу?
Протопопов. – Стокгольмское заседание вызвало столько противоречий, что в конце концов я стал сбиваться, но у меня есть запись в маленькой путевой книжке, которая находится у бывшего губернатора А.С. Ключарева, ныне заведывающего беженцами.
Председатель. – Почему?
Протопопов. – Потому, что они очень много разговаривали, я ее и отдал.
Председатель. – Когда?
Протопопов. – Незадолго до этих событий. Там все записано. Но там, например, записано Ашберг, но на самом деле это Варбург, я спутал имя. Так что подробности чрезвычайно разнятся. Я совершенно не хочу сказать, что Олсуфьев исказил нарочно, но в его поступках я нахожу следующую некорректность… Во-первых, когда я доложил собранию представителей, то он не имел права брать оттуда и печатать.
Председатель. – Вы не находите возможным сказать о самых событиях?
Протопопов. – Конечно, конечно. Факт тот, что в какой комнате, это не имеет значения, кому принадлежит эта комната…
Председатель. – Но дело в том, в чьей комнате?
Протопопов. – Это было в комнате гостиницы «Гранд-Отель».
Председатель. – В нанятой комнате?
Протопопов. – В нанятой.
Председатель. – Кем?
Протопопов. – Не помню. Ах да, мне накануне опять кто-то сказал, что со мной желает видеться лицо, имеющее отношение к посольству.
Председатель. – «Кто-то», ведь это серьезная вещь. Лицо, имеющее отношение к германскому посольству, желает с вами видеться, и это вам «кто-то» говорил. Кто же это «кто-то»?
Протопопов. – Мне казалось, Ашберг, мой знакомый стокгольмский банкир, а оказалось Варбург.
Председатель. – Ведь это серьезное событие.
Протопопов. – Серьезного тут нет и большого тут нет. Это есть интересное событие. Я думал, что Варбург советник посольства, потому что при посланниках нет советников, но он есть филиальный агент Германии и даже какой-то господин, кажется, Мзура в «Новом Времени» написал, что Варбург довольно большой господин, не маленький. Начался разговор с того, что он вспомнил мое интервью в Лондоне, и, говоря, что у нас скоро прибавится новый союзник в Германии – голод, он говорил, что это ошибка.
Председатель. – Кто говорил?
Протопопов. – Варбург. Он говорил, что у них прекрасная организация, что голода теперь нет, и что они теперь предупреждают события, а не пресекают. Затем говорил, что в этой войне виновата одна Англия; если бы Англия откровенно сказала, что она будет на стороне России, тогда войны не было бы. Вся ответственность этой войны падает на Англию. Во всяком случае он сказал, что Германия всегда больше даст, чем Англия, Англия всегда обманет Россию, как обманула в 1878 году. Он очень интересно говорил, что Германия не преследует никаких завоевательных целей, а желает только исправления курляндской границы, т.-е. той, что была в мирных условиях. Относительно Франции говорил, что Эльзаса нельзя трогать, а относительно Лотарингии, – можно говорить о том, чтобы пересмотреть границы и возвратить. Затем относительно Польши он говорил так, что Польша есть в России, Австрии, но нет в Германии, и Польша может быть образована только из этого. Я спросил: этнографическая граница или географическая? Он говорит – географическая. Тогда я говорю о громадном разделе Польши. Тут он мне сказал относительно Бельгии, что ее восстановят (не слышно), имел секретный разговор с Англией (не слышно), которая – слышал Олсуфьев, но он постоянно пишет. Что записано в книжке все более верно.
