В этот мягкий осенний день Москва лежала в излучине реки, спокойная, ласковая, в нежной синей дымке. Стоя на парапете, Плахин увидел ее всю. Задержался на минуту, скользнул по ней взором, бегло, воровато. И сразу же принялся искать условные знаки. Возможно, не торопился бы так, знай он, что видит мать городов советских вот так, целиком, в последний раз в своей жизни. Истекал сорок пятый час отсрочки, предоставленной ему на площади Дзержинского.
Но Плахин не думал сейчас ни о чем. Он искал условный знак. Вот он — меловая черта на древесном стволе. Так. Ясно. Сойдя на покрытый деревьями склон, Плахин дошел до условленного места — старой деревянной лестницы, сел на нее, распустил плащ, словно курица крылья. Через прорезь внутри кармана плаща просунул руку под ступеньку, нащупал металлический цилиндр диаметром с бутылку-четвертинку, но длиннее. Есть. Осторожно втянул руку в карман, положил контейнер в карман пиджака. Оглянулся — никого. Посидел, ощущая тошнотное покалывание страха в груди. Лениво встал, поплелся обратно. Долго стоял, ожидая автобуса. Поехал к центру.
— Товарищ полковник, — докладывал в это время по радиотелефону майор Кривонос. — «Объект» взял контейнер из тайника, направляется в центр. Куда — неизвестно. Следуем за ним.
— Если едет к нам — не мешайте. Если к себе на работу или еще куда-нибудь — в здание не допускайте. Берите на улице.
Из автобуса Плахин вышел у Каменного моста и зашагал вдоль массивной чугунной решетки.
Осенний ветерок разогнал облака, выглянуло солнце. Его луч скользнул по вызолоченному куполу высокой белой колокольни, забился, затрепетал в алом знамени, струившемся над Большим Кремлевским дворцом.
Словно ударило Плахина. Остановился. Вцепился в балюстраду побелевшими пальцами. Едва ли не в первый раз, глядя на знамя, почувствовал особенно остро меру своей подлости, измены, предательства.
Вспомнил Плахин войну. Полуразваленный снарядным разрывом блиндаж. На дне блиндажа — солдат. Его тихий прерывистый шепот:
— Умираю? Да? Ребята, умираю?
Нет. Он, Плахин, не умрет. Не должен умереть. Он будет жить. Станет изворотливым, хитрым, осторожным, как мышь. Зароется в землю. И его не поймают. Не всех же, наверное, ловят.
Надо торопить боссов с «эвакуацией». А тогда — «до свидания, мама»… Мама? Ну и что же? Теперь ее не тронут. Не те времена. Ну, поплачет малость. Боссы найдут способ переправить ей деньги. Не возьмет от сына-изменника? Ну, это уже ее дело. Как знает.
Успокаивая себя, Плахин шел вдоль Манежной площади. Не ощущал ни укоров совести, ни раскаяния, ни даже страха. Был уверен: все обойдется.
Бухгалтер Приокского совнархоза Алексей Семенович Бухвостов немного боялся Москвы — она казалась ему чересчур шумной, слишком оживленной, Вот и сегодня — идет он из гостиницы, любуется людьми. Любит их Алексей Семенович, знает и понимает. Хорошо, ох как хорошо в этот солнечный субботний день! Порядка бы только побольше — и все было бы отлично. А то вон, суется старушка на мостовую в неположенном месте, а там — мать моя, мамочка — сплошными вереницами мчат автомобили. Куда же ты, милая? Или тебе жить надоело? Неужели не интересно тебе дождаться первого нашего полета на Луну? Фу, какая упрямая.
Миновал Алексей Семенович величественное здание Московского Совета, приподнятое, подтянутое, красивое. За ним — домина новый, гранитом нешлифованным облицован — красота первозданная. Улицу вывели под аркой. Хорошо. Только вот бывают и тут непорядки. Вон человек идет, не молодой уже, за сорок. Одет прилично, плащ на нем заграничный, а на ногах не тверд. День хотя и субботний, но до конца работы еще два часа, а он вроде как бы уже «выпитый». Да и глаза какие-то у него оглашенные. Словно бы сумасшедшие.
Э-э-э, да что это, что это такое? Опять, глядишь, непорядок. Подходят к этому трое, окружают. Один что-то говорит им. А ну, скорей туда.
Алексей Семенович не слышал, как произнес полковник Борисов негромкую фразу, гранитной горой обрушившуюся на шпиона.
— Вы арестованы, гражданин Плахин.
Двое схватили шпиона за руки. Он не вырывался. Колени у него подогнулись. Двоим пришлось даже поддерживать его.
— Непорядок! — решает Бухвостов. — За что человека так? Хватают запросто, будто он преступник какой.
Сверкнув лаком, бесшумно останавливается большая солидная черная машина. Настежь открылась дверца, двое втолкнули в нее «выпитого», нога его безвольно зацепилась было за порог. И только по тому, как быстро уселись в машину остальные, как плавно подошла с какой-то тигриной грацией вторая машина, как легко и быстро сел в нее пожилой участник операции, говоривший что-то подвыпившему, по тому, на какой скорости рванули обе машины, как развернулись они в проезд Художественного театра, понял Алексей Семенович: произошло что-то важное, значительное.
Да важное ли? Так ли уж значителен был этот слизняк, в буквальном смысле слова наложивший в штаны тут же, в машине? Разве важна, разве значительна соринка, хотя бы и очень грязная, в могучем потоке? Мелькнула и исчезла. Важно, отвратительно, чудовищно было то, чего он хотел, чему он способствовал, из-за чего продался порочным, безнравственным людям, задумавшим злое, черное дело против народов.
Смахнули слизняка с гранита, не осталось от него следа. Идут по улице люди. Шагает не все еще понявшая добрая душа — бухгалтер Приокского совнархоза Алексей Семенович Бухвостов. Идет, грациозно покачиваясь, стройная красавица, расцветающая счастьем разделенной любви. Шагает молодой воин — решительный, отважный. Идет паренек — большелобый, суровый глубокой серьезностью юности, отягощенной пониманием всей важности и ответственности своей жизненной миссии. Направляется к Кремлю высокий, выпрямленный гордостью за прожитое старик, подпрыгивает курносая девчушка со смешными косичками. Никто из них не знает: только что стерли с городского тротуара гнусную, зловонную тварь…
Шагайте, люди, в добром вашем стремительном походе. Будьте покойны. Никому не остановить вашего широкого размашистого шага. Невидимые бои продолжаются. Чекисты не дремлют. Они готовы отразить любой удар врага, обезвредить любую гадину. Чекистам помогает народ — источник их силы и непобедимости.
Генри Стимсон — военный министр США во время войны.
«Ай-ай» — флотский жаргон ВМС США, означающее «так точно».
Кстати сказать, после войны Стимсон предлагал поделиться секретом атомного оружия с СССР, чтобы рассеять — вполне законные — подозрения Советского государства в отношении намерений американских атомных монополистов. Предложение Стимсона не было принято Трумэном, уже готовившим «холодную войну» против стран социализма.
Город в штате Мэриленд, где находится военно-морское училище ВМС США.
Когда наконец волей партии над страной засияло солнце ленинских норм, в 1953 году Игорь был посмертно реабилитирован, восстановлено его доброе имя, его поруганная честь коммуниста. Кончились дни нужды и лишений. В глазах людей Рада снова увидела уважение. Она вступила в ряды партии. И тут, когда огромное многолетнее напряжение прекратилось, властно заявила о себе болезнь. В 1955 году Рада Мелихова-Кедрова умерла…
Памятную записку.
Персонаж известного английского романа. Днем — добропорядочный доктор Джекил; ночью — Хайд, бандит и убийца. Много лет окружающие не знали, что этот врач ведет двойную жизнь.
Сокращение «хау ар ю» — «как вы поживаете?»
