Плот Пейтон-Джонеса оказался на некотором расстоянии от «Ноферн Гем», и моряки начали грести к траулеру. Матрос с палубы бросил им линь, и Пейтон-Джонес побыстрее привязал плот. Все люди на плоту собрались рядом, чтобы вытягивать линь, и плот, разумеется, перевернулся.
Пейтон-Джонес писал: «Множество рук протянулось, чтобы вытащить нас из воды, однако волна и довольно высокий борт траулера сделали это непростой задачей. Нам пришлось терпеливо ждать, пока нас всех выудят. У многих просто не хватало сил, чтобы держаться за тросы, которые нам кидали. Поэтому морякам «Ноферн Гем» приходилось спускаться за борт по штормтрапу, чтобы поднять ослабевших людей. Процедура спасения затягивалась, и, подождав немного, я вскарабкался обратно на плотик. Там я снял плащ и бахилы. Рядом появился какой-то пловец, и я втащил его на плот. В результате нас подняли на борт чуть ли не самыми последними».
«Ноферн Гем» подбирал одну группу людей за другой, в том числе и хор, которым руководил кочегар Колли. Боцман «Ноферн Гем» потом заметил, что Колли заслужил медаль «величиной со стол». (Колли был награжден Медалью за выдающиеся заслуги.)
Наконец, приняв на борт 81 человека, «Ноферн Гем» еще раз обошел район, чтобы проверить, не остался ли в воде кто-нибудь. Больше никого найти не удалось. Однако среди тех, кого видели в воде, но кто пропал без вести, оказались отважные Белл, Коул и Бартрипп.
Пейтон-Джонес так описывал происходившее потом: «Меня отнесли вниз, и я оказался в теплом и хорошо освещенном кубрике. Вокруг находилось большинство моих спасенных товарищей. «Ноферн Гем» был специально оборудован для ведения спасательных работ, поэтому там имелось достаточное количество коек, одеял и сухой одежды. Совсем немногочисленный экипаж работал, не покладая рук, чтобы помочь нам.
Через пару часов я окончательно оправился. Тут меня нашел боцман и проводил на корму в кают-компанию, не переставая извиняться за то, что раньше никто не догадался, что я на борту. В кают-компании я наше Дэвидсона и артиллериста Смита. Оба страшно удивились, увидев меня, после чего принялись рассказывать о своих приключениях».
Пейтон-Джонес поднялся на мостик, чтобы встретиться с Айсторпом и поблагодарить его. Для Айсторпа и его экипажа такая работа не была чем-то новым. «Ноферн Гем» уже действовал в качестве спасательного судна при проводке предыдущих конвоев. Разумеется, траулер оторвался от конвоя, пока спасал экипаж «Акейтеса». Поэтому Пейтон-Джонес и Айсторп обсудили, каким курсом лучше следовать, чтобы быстрее догнать транспорты.
Позднее вечером имел место небольшой переполох, когда был замечен неизвестный корабль, быстро догонявший траулер. Этим кораблем оказался «Обидиент». Дэвид Кинлох решил произвести поиск за кормой конвоя и прихватил с собой «Оруэлл» на случай, если немецкие эсминцы все-таки решат преследовать конвой. Эсминцы выходили в намеченный сектор, когда радар обнаружил впереди какую-то цель. Была объявлена боевая тревога. Все решили, что это противник, но оказалось, что это «Ноферн Гем».
Пейтон-Джонес крикнул в мегафон Кинлоху, что «Акейтес» затонул. Сообщив траулеру курс, которым следовало идти, чтобы догнать конвой, Кинлох продолжил поиск.
* * *
Но теперь на борту крошечного траулера «Ноферн Гем» столкнулись с проблемой ухода за ранеными. Хуже всего себя чувствовал юный суб-лейтенант Баррет. Ему требовалась срочная помощь врача, однако ничего нельзя было сделать до тех пор, пока траулер не догонит конвой.
Тогда за работу принялся матрос 2 класса Э. Г. Майер, оператор радара «Ноферн Гем». Ему исполнилось всего 22 года, он поступил на флот добровольцем, и это было его первое плавание. Его жена работала медсестрой в госпитале, и от нее Майер кое-чему научился. Теперь его навыки оказались очень полезными, хотя помогавшие Майеру добровольцы обладали еще более скудными знаниями.
С Баррета и других раненых срезали промокшую одежду. Затем их аккуратно уложили на койки в матросском кубрике и под присмотром Майера начали промывать и перевязывать раны. Под одеяла клали бутылки с горячей водой, чтобы снять шок. Тот, кто был в состоянии есть, получил горячую еду.
Однако ночью ветер усилился. Маленький «Ноферн Гем» швыряло, как щепку, но траулер упорно пытался догнать конвой, так как это было необходимо для спасения раненых. Барометр упал еще ниже. Теперь появились сомнения: а сумеет ли врач перебраться на траулер, даже если удастся найти конвой. Жизнь Баррета снова оказалась под вопросом.
«Последний вечер 1942 года запомнился нам шоком от потери стольких наших товарищей. Но нам еще приходилось волноваться за тех, кто еще мог погибнуть», — писал Пейтон-Джонес.
* * *
Наконец на рассвете «Норферн Гем» все-таки догнал конвой, но к этому времени свежий ветер превратился в умеренный шторм. Маленький траулер прыгал на волнах, как мячик. Айсторп связался с Кинлохом и сообщил на «Обидиент» количество и состояние раненых. Ему сразу ответили, что «Обдьюрейт» передаст на траулер своего врача.
Лейтенант медицинской службы Морис Худ поднялся на квартердек «Обдьюрейга». Его обвязали линем и стали ждать, когда «Ноферн Гем» подойдет к эсминцу. Этот маневр предложил Айсторп, считая его самым легким и безопасным способом попасть к нему на траулер. «Обдьюрейт», который шел против ветра, сильно качало. «Ноферн Гем», который был значительно меньше, вообще мотало из стороны в сторону. Поэтому Айсторп лично встал к штурвалу. Ему пришлось приложить огромные усилия, чтобы хоть немного пригасить килевую качку. Однако Айсторп плавал с 15 лет, а капитанский сертификат получил в 22, он приобрел колоссальный опыт, который и позволил справиться со сложнейшей задачей. Терпеливо и аккуратно он подводил «Ноферн Гем» все ближе и ближе, пока между кораблями не осталось всего 20 футов бурлящей, пенистой воды.
Оба корабля выбросили за борт кранцы, но маневр по-прежнему выглядел исключительно опасным. Уголком глаза Айсторп заметил Худа, который искал момента, чтобы перепрыгнуть на траулер. Врач следил за щелью между кораблями, которая то расширялась, то сужалась.
Затем, улучив нужный момент, Айсторп повернул штурвал, и траулер ткнулся носом в квартердек «Обдьюрейта». Худ, не колеблясь ни секунды, прыгнул вниз с высоты более 6 футов на пляшущий полубак траулера. Его тут же подхватили трое или четверо моряков. Следом за врачом полетел его саквояж с инструментами. Айсторп немедленно скомандовал в машинное отделение «полный вперед» и повернул траулер влево, плавно отходя от эсминца. Все завершилось просто отлично. На борту «Обдьюрейта» была слегка поцарапана краска, а «Ноферн Гему» помяло пару пиллерсов. Это свидетельствовало об исключительном хладнокровии и мастерстве Айсторпа.
Как только Худ попал на траулер, он сразу бросился мыть руки, после чего приступил к осмотру раненых. Он поздравил Майера с проделанной работой. Несмотря на ужасную качку, Худ переходил от одного человека к другому, чистя, разрезая, сшивая, перевязывая. Ему помогали Майер и Пейтон-Джонес, которые поддерживали врача во время обработки особенно сложных ран, иначе качка просто швырнула бы его на пациента.
Нескольким пострадавшим требовались операции, и Худ попросил Пейтон-Джонеса заняться анестезией. Лейтенант согласился и в течение нескольких минут удерживал маску на лице первого пациента. Он давал наркоз согласно указаниям Худа, а Майер ассистировал при операции, подавая инструменты.
Они проработали весь день и закончили только к вечеру. Все страшно устали, но были довольны. Пациенты чувствовали себя хорошо, все, кроме одного. Этим одним был Баррет, помочь которому Худ не сумел. Не приходя в сознание, он скончался на следующую ночь[27].
Утром шкипер Айсторп вручил Пейтон-Джонесу молитвенник, в котором были заложены страницы с поминальной службой, так как ими уже приходилось пользоваться. С «Обидиента» разрешили остановить корабль на несколько минут. Последовала недолгая, но трогательная церемония, в которой участвовали все здоровые моряки «Акейтеса» и экипаж «Ноферн Гем».
Пейтон-Джонесу впервые в жизни пришлось читать заупокойную молитву, и этот эпизод стал для него символическим прощанием с более чем ста товарищами, погибшими накануне.
В Адмиралтействе начали восстанавливать картину боя по скудным кусочкам информации, поступающим от капитана 1 ранга Шербрука. Радиограммы всегда составляются краткими, при приеме из них очень часто пропадают целые группы знаков, то есть слова и даже предложения. «Онслоу» находился далеко за Полярным кругом, где условия связи всегда плохие, и радистам приходилось вылавливать морзянку среди шума и треска атмосферных помех. Пробелы в радиограммах заполнялись по интуиции, либо появлялась пометка «искаженная группа».
