— Якши малай! Хороший голова!
В отношениях Хафиза к Геннадию я уловил что-то не совсем обычное. Он особенно старательно объяснял Геннадию секреты врубок и сопряжений, показывал, как грамотно подбить клин под стойку, как установить анкерный болт. Тыча узловатым пальцем в чертеж, он говорил:
— Ты смотри! Балка. Сверху смотри, считай, сколько сантиметра будет, меряй. Отсюда погляди — тоже мала-мала считай, метра меряй. Потом можно опалубка делай.
Или так:
— Ай, малай! Зачем сюда лишний гвоздь колотил? Его плохо! Ты думал: много гвоздь забивал — якши будет? Нет, плохо будет. Думай, считай нет: сто гвоздей забивай — плохо будет…
Однажды я наблюдал такую сценку. Расположившись на досках и бревнах, бригада обедала. Рабочие в большинстве приносили еду из дома: кто облупливал яички, кто пил молоко. Среди них сидел Генка и с аппетитом управлялся со здоровенной краюхой хлеба, запивая молоком. Хафиз вынул из своего узелка большую домашнюю лепешку и протянул ее Геннадию. Тот отказывался, но Хафиз настоял. Геннадий взял и съел лепешку. Хафиз оглянулся, увидел меня и как-то смутился.
Вечером он сказал мне:
— Его отец нету, мать нету. Наша бригада его смотри, мала-мала помогай, учи.
Геннадий много читал. И читал он не механически: все прочитанное надежно, надолго укладывалось в его памяти. По моей просьбе в библиотеке ему стали давать книги на мой абонемент, и он стал ходить туда два-три раза в неделю.
— Что это у вас за читатель появился? — спросила меня библиотекарша. — Не успеваем ему книги подбирать!
Однажды я сказал начальнику участка:
— Что с Геннадием делать будем? Ему учиться надо.
— Да, надо! Что же ты предлагаешь?
— Был я в техникуме. Директор сказал: «Приму, пусть сдает экзамены». Спрашивал Геннадия. Он говорит, что надо готовиться: в седьмой-то класс он не ходил. А работать и так быстро подготовиться к экзаменам у меня, говорит, пороху не хватит.
— Так. Дальше что?
— А дальше — вот что! Давай посадим Геннадия у меня в комнате, дадим ему книги и — пусть долбит. За два месяца он подготовится. Я за ним присмотрю.
— Так-то оно, так, да что он есть-то будет? Об этом ты думал?
— Думал. Назначим его на этот срок табельщиком или кладовщиком. Получит он сотни три в месяц, это, верно, не густо, но ничего, проживет.
— А кто за нарушение штатной дисциплины отвечать будет?
— Отвечать? Да мы с тобою и будем отвечать, кроме нас некому. Переживем как-нибудь, а мальчишка учиться будет.
Начальник долго думал, постукивая карандашом по столу. Потом рассмеялся:
— Кладовщиком, говоришь? Ну, что же, — согласен! Подпишу приказ!
У меня в комнате поставили стол, миром собрали учебники, и Геннадий начал заниматься. Он приходил в восемь часов утра, уходил вечером. Было составлено строгое расписание уроков, отменены беседы на посторонние темы.
Начались экзамены. Признаюсь, мы, взрослые, переживали их не меньше Геннадия.
Он сдал на круглые пятерки.
Завтра начало занятий в техникуме. Вечером в моей комнате стало тесно: пришел начальник, чинно уселись на стульях Хафиз, Рафу, Ахмет, с трудом приплелся старый Фатых, веселым смехом наполнила комнату Аничка. Пришел парторг Михаил Петрович…
Геннадий стоял у стола смущенный, озабоченный. Я смотрел на него и думал, что вчера он держал экзамен перед преподавателями, сегодня сдает экзамен перед нами, перед всем нашим коллективом… И еще я думал, что завтра уже не увижу его в этой комнате, за этим колченогим столом.
— Ну, что же, Гена! — сказал начальник. — Вот ты и уходишь от нас. Учись! Трудно будет — приходи к нам, поможем!
— Ты, Генка, нас не подводи! — затараторила Аничка. — Ты помни — мы за тебя всем комсомолом поручились, ты не подкачай!
Хафиз встал, подошел к Геннадию, положил руку ему на плечо.
— Ты, малай, хорошо работал, хорошо учиться надо! Понимал?
— Понял, все понял! Буду учиться хорошо! — ответил Геннадий.
— А кончишь, наверно, уедешь в Ленинград, корабли строить? — спросил я. — Это же твоя мечта.
Генка вспыхнул, тихо, серьезно сказал:
— Никуда я не поеду. Хочу здесь, с вами работать…
А. Гольдберг
НАХОДКА
Стихотворение
Спускается солнце на степи,
Кончается день трудовой.
Колодника ржавые цепи
Нашел тракторист молодой.
Застыли в молчанье ребята,
Кому-то глазами грозя.
И кто-то сказал: — Маловато
Мы ныне вспахали, друзья!
…Всю ночь пустовали палатки,
Не теплился свет в фонаре,
Но плугов стальных отпечатки
Упорно тянулись к заре.
Ю. Королькевич
ЗЕРНО
Стихотворение
Возьми,
возьми в ладонь зерно…
Такое теплое оно,
что ощутишь ты сразу,
вдруг
всю ласку материнских рук,
больших,
мозолистых,
и нежных,
нежнее сна,
нежней надежды,
нежней мечты,
любви нежней…
Спроси у совести своей:
чьей
теплотой напоено
пшеницы чистое зерно?
И вспомнишь ты…
…Бескрайность степи.
Машину тащит на прицепе
упрямый трактор сквозь буран.
И первый полотняный стан.
И за уши дерет мороз.
Вставать не хочется до слез.
Но ты встаешь
и рубишь дом
таким вертлявым топором,
что трудно удержать в руках.
Ползет поземкой в сердце страх..
А степь без края — широка.
А ветер мнет тебе бока.
И хочется бежать домой,
к заботам матери родной.
Но совесть говорит:
— Постой!
Хранишь ты на сердце билет,
а на билете чей портрет?
И ты воюешь с топором,
и рубишь первый в жизни дом.
Ты вспомнишь…
…Солнце горячей.
Под снегом лопотнул ручей.
Но к ночи кончилась подтайка.
Хватают зло за пальцы гайки,
хватают так,
что кожи нет.
Ты степь клянешь,
клянешь весь свет
и, ободрав на пальцах кожу,
по-злому думаешь:
— Дороже
здоровье мне
и жизнь моя,
чем эта с трактором возня!
Довольно!
Все!
Пора Домой!..
А совесть говорит:
— Постой!
Хранишь ты на сердце билет,
а на билете чей портрет?
И прилипают пальцы к гайкам.
И сбрасываешь ты фуфайку.
Ты вспомнишь…
…Зной все злей и злей.
Пот на губах все солоней.
За трактором хрустит ковыль.
И горло забивает пыль.
С трудом дается целина.
А степь молчит, раскалена.
И сердце просится домой,
туда,
где речка под горой
холодной плещется волной.
Но совесть говорит:
— Постой!
Хранишь ты на сердце билет.
А на билете чей портрет?..
И ты глотаешь пыль и пот,
И плуги рвут седой ковыль.
Спроси у совести своей:
чьей теплотой напоено
пшеницы чистое зерно?
И вспомнишь…
…Пелена дождей.
Вода
и грязь среди степей.
Буксует у машины скат.
И не вперед,
и не назад.
Вода с тебя вовсю бежит.
А в кузове зерно лежит.
И ты, сорвав с себя пальто,
под скат бросаешь.
И мотор,
напрягшись,
вытолкнул машину.
И вновь столбы проходят мимо.
И снова хочется домой,
в обратный путь,
в совхоз родной,
куда,
устав шального ждать,
к тебе переезжает мать.
А с нею едет и она —
товарищ,
друг,
любовь,
жена.
С груди ты достаешь билет,
глядишь на Ленина портрет.
Струится в бункере зерно,
твоим теплом напоено.
Я. Власов
АКАДЕМИК И ГЕРОЙ
10 ноября 1955 года Шадринский драмтеатр был заполнен гостями не только из Курганской, но Омской, Свердловской, Новосибирской областей, Алтайского края и Москвы. Люди съехались сюда на торжественное заседание, посвященное 60-летию колхозника артели «Заветы Ленина», директора опытной станции при колхозе — Терентия Семеновича Мальцева.
Директор Курганского сельскохозяйственного института т. Бугаев подробно рассказывает о замечательном пути, пройденном юбиляром — от сына крестьянина-бедняка до выдающегося ученого, известного теперь не только в нашей стране, но и за ее пределами.
Оглашается Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Т. С. Мальцеву звания Героя Социалистического Труда. Юбиляра приветствуют и поздравляют секретарь Курганского обкома КПСС, представители Алтайского крайкома партии, трудящиеся Новосибирской, Тюменской, Свердловской и других областей, сельхозартели «Заветы Ленина». Ему вручается Почетная грамота Курганского облисполкома, большое количество почетных адресов, ценные подарки. В его адрес поступило более 150 поздравительных телеграмм, в том числе от Совета Министров РСФСР, Министра сельского хозяйства СССР, академика Т. Д. Лысенко, от колхозов, совхозов, машинно-тракторных станций, научных учреждений страны.
