Здание школы удалось освободить за полтора часа. К этому моменту часть боевиков была уничтожена, часть заняла соседние пятиэтажки и вела из них прицельную стрельбу. А местным жителям и спасателям, пытавшимся в это время вытащить оставшихся в живых людей из школы, пришлось эвакуировать раненых под гранатометным огнем.
Часа в три дня в район школы выдвинулись бойцы «Альфы» на трех бэтээрах. Однако приблизиться к захваченным пятиэтажкам им не удалось. Боевики из гранатометов подбили одну из машин. Через несколько минут по верхним этажам пятиэтажек начали «работать» танки, находящиеся за железнодорожным полотном.
«Эта сука оттуда»
Несмотря на огонь, люди снова были у дороги, потому что хотели помогать. «Уходите! – снова орал парень из «Центроспаса», отталкивая мужчин. – Вы мешаете, поймите. Лучше наберите палки и огородите эти тела, которые у вас под ногами. Помогите хоть мертвым!» Белые простыни на газоне стали совсем красными. Кто-то принес много черных полиэтиленовых мешков для «груза-200». Тела уложили в мешки, и на газоне не осталось ничего, кроме примятой ими травы.
«Самое тяжелое там, с бокового входа в школу!», – крикнул парень-ополченец товарищам. Те бросились за ним. Остальным дорогу перегородили солдаты внутренних войск. Из здания школы валил черный дым. Подъехали пожарные, но на узком перекрестке машины едва могли разъехаться. Молодой лейтенант орал и махал руками, чтобы пожарные могли проехать к школе, а «Скорые» – выехать оттуда. «Куда прешь?! – рявкнул он заместителю Генпрокурора Сергею Фридинскому. – Быстро за оцепление». Замгенпрокурора молча выполнил приказ.
Спецназовцы вывели своего раненого. Парень хромал. Все они были какими-то вялыми и ни на кого не смотрели. «Там, на полу в спортзале, лежат… дети, – сказал один из них подбежавшему ополченцу. – Весь пол». Кто-то в толпе эти слова услышал. «Что, все погибли?» – крикнули сразу несколько человек. «Зачем вы нам врали?! – бросились с кулаками на журналиста с телекамерой. – Вы говорили – 350 человек. Где эти 350? Там тысяча, в школе. Продажные твари. Это чтобы штурм начать, говорили про 300 человек». Нескольким операторам серьезно досталось по камерам и по головам.
Стрельба снова усилилась, появились слухи, что боевики переоделись в гражданскую одежду и что в школе, когда туда ворвался спецназ, ни одного боевика не было. «Они среди нас могут быть, – говорили люди. – Нельзя дать им уйти». А потом случилось что-то непонятное. Где-то рядом в толпе дико заорали, началась давка. «Эта сука оттуда! – раздались крики. – Задави его, задави!» Человек пятнадцать пинали ногами лежащего на земле человека в темных брюках и белой рубашке. Это длилось минут десять. Когда подбежали милиционеры, лежащий уже не шевелился, уткнувшись лицом в землю. «Разодрать эту сволочь! – раздались крики. – Всех найти и разодрать на кусочки! Ублюдки! Звери!» Еще над одним человеком, голым по пояс, в темных брюках, с бородой, устроили самосуд в соседнем квартале. От смерти его спасла милиция, вырвав из рук толпы. Завернув задержанному руки за спину и пригнув ему голову, увезли его в РОВД. «Ты живым не выйдешь, сука! Тебе не жить больше, гнида!» – кричали ему вслед.
Этого никто не увидит. Этого никто не простит
У здания бесланской городской больницы, куда повезли часть раненых, выставили оцепление. Первую съемочную группу, успевшую попасть во двор, обыскали и заставили отдать отснятые кассеты. Врач Леонид Рошаль, находившийся в больнице, лично отбирал кассеты у телевизионщиков.
– Они боятся, что вы узнаете правду, – рыдая, стала кричать одна из женщин. – Там было больше людей. Они обещали не штурмовать! Нам Дзасохов обещал, что не будет штурма! Зачем они нам врали? Зачем мы этой Чечне помогаем? Их дети в наших школах, в наших санаториях. Мы к ним всегда лояльны, а они к нам с автоматами приходят. Куда смотрит наша власть!
– Они говорили, газа не будет! – крикнули в другой стороне. – Они говорили, что это не как в «Норд-Осте», потому что здесь дети. А это хуже газа. Все дети постреляны. Этого им никто не простит!
Возле госпиталя МЧС, развернутого в Беслане, стояли легковые машины. Всех, кому была оказана первая помощь и кто не нуждался в госпитализации, родственники увозили домой. Среди тех, кого отпустили домой, были три мальчика, три брата: Артур, Сослан и Адам Итазовы. Они почти не пострадали, только у одного нога была посечена осколками. Мальчишки говорили сбивчиво.
– Сначала мы подумали, что нас разыграли, что это какие-то учения, – рассказывал Сослан. – Это когда самые первые выстрелы в школе были. Мы побежали в спортзал, а там были люди с автоматами. Они сразу выбили стекла. Нас заставили раздеться. Там две женщины были с пультами для мин. Они нам сказали: «Если будут штурмовать, мы вас взорвем». Они мины везде поставили.
– Еще они говорили, что Дзасохов и Путин не хотят выходить к ним на связь, – это уже Артур. – Они говорили, что нам отравят воду, и в последний день они нам не разрешали пить.
– Сначала они хотели захватить интернат, – снова Сослан. – Они так нам и сказали. Но им кто-то сказал, что в интернате мало детей, 150 человек, и поэтому они пришли сюда. Они говорили, что удивились, когда увидели, что нас почти тысяча. Они говорили, что даже 350 – это мало.
– Они нас пугали, – а это уже Адам. – Сказали, что, если будем шуметь, убьют. Двух девочек завели в зал для тренажеров, и были выстрелы. И девочки оттуда не вышли.
– А потом мы сидели, раздался взрыв, – и снова Сослан. – И с потолка посыпался бетон, ну там пластмаски всякие. Стена вывалилась. Стали стрелять, кричать. Мы выскочили через дырку в стене. Другие ребята через окна стали выпрыгивать. Мы бежали, а там сзади стреляли. Мы добежали до магазина, и нам дали воды.
Поздно вечером начальник УФСБ по Северной Осетии Валерий Андреев доложил, что уничтожено 20 бандитов, из которых 9 арабы, а один негр. Потом окажется, что за негра приняли закопченного до черноты чеченца. Трое боевиков задержаны. Не исключалось, что взрывы были устроены боевиками для того, чтобы, смешавшись с заложниками, потом уйти из школы. «Смертниками у них были только женщины, мужчины и не думали умирать», – сказал один из сотрудников ФСБ.
Можно ли было их спасти?
Может быть, и сейчас всем событиям и деталям придается больше смысла, чем они имели. Может быть, штурм планировался, но не в этот час, не в этот день. И, может быть, действительно исход трагедии решила случайность – случайный взрыв бомбы в спортивном зале. Смущает только то, что даже из этой трагедии власть вышла, не изменив себе. Если бы захват продолжался еще день-другой, люди, чьи дети умирали от голода и жажды в школе, могли бы пойти на самые невозможные поступки. Осетия – маленькая республика, и у каждого из 1200 заложников родственники по всей республике.
Красную площадь во время «Норд-Оста» можно отгородить от родственников заложников, но отгородить целый город или целую республику было бы гораздо труднее. Допустить дестабилизацию обстановки в Осетии власти не могли. После «Норд-Оста» весь мир говорил о том, что российские власти травят газом своих же граждан вместе с террористами. А бесланская трагедия больнее, чем «Норд-Ост».
Штурма на самом деле не было. Спасательная операция показала, что в тот момент к такому повороту событий никто не был готов. Не было никакой организации, не было «Скорых», не было достаточного количества спасателей, и всю работу поначалу делали только гражданские лица – люди, которые хотели спасти своих родных. И эта неорганизованность, и участие гражданских в спасательной операции стали главным аргументом для тех, кто говорит, что штурма не было. Но ведь и в «Норд-Осте» не было никакой организации. Там тоже не хватало спасателей и медикаментов, а людей сваливали в кучи в автобусы, и всех – живых и мертвых – отправляли в больницы. Только в «Норд-Осте» родственники никого не спасали. Там просто оцепление было мощнее.
Почему нам врали?
«Родственников заложников в эфир не давать, количество заложников, кроме официальной цифры, не называть, слово «штурм» не употреблять, террористами боевиков не называть, только бандитами. Потому что террористы – это те, с кем договариваются». Вот что услышали от руководства сразу несколько журналистов центральных телеканалов, находившихся в Беслане.
1 сентября, когда бесланская школа № 1 уже была под контролем боевиков, а ее спортзал был забит двенадцатью сотнями детей и женщин, официальные лица, выходившие к журналистам, заявляли, что в школе «порядка 350 заложников». Журналисты тогда еще не знали, что эта школа – самая крупная в Беслане, но местные чиновники и оперативный штаб не знать об этом не могли. Хотя бы потому, что у председателя парламента Северной Осетии Станислава Мамсурова в школе учились двое детей, и он наверняка сообщил оперативному штабу о масштабах трагедии.
