Его громкий смех продолжал доноситься сюда, к кустарнику, метрах в десяти от железнодорожного полотна и тогда, когда оба солдата уже скрылись за поворотом пути.
Иван Иванович облегченно перевел дух:
— Фу-у...
— Что так? — шепотом спросил руководитель группы Андрей Дмитриевич Проценко и чуть заметно усмехнулся; неужели подумал, что политрук струсил! — Привыкай, привыкай, то ли еще будет!
Иван Иванович досадливо поморщился:
— Да нет!.. Еле удержался, чтобы на спусковой не нажать. Ходят, гады, как у себя дома.
— То-то и оно! — сразу нахмурился Андрей Дмитриевич. — Мишень словно на стрельбище. А ребята наши что порох. Один не выдержит — и готово дело. Все раскрыто!.. Вот тебе, Иван Иванович, и работа. Разъяснишь личному составу...
С самого рассвета руководитель группы вместе с политруком производили рекогносцировку. Задача вроде бы совсем простая, пересказать ее можно в нескольких словах. Выйти к линии железной дороги и отыскать укромное местечко, откуда разведчики будут следить за движением поездов.
Вот и все!
Но как это сделать, если все подступы охраняются отборными, специально натренированными для этой цели фашистами?
Если чуть ли не через километр натыканы вышки с пулеметами и прожекторами, дзоты и доты, простреливающие все мало-мальски подозрительные места?
Если по железнодорожному полотну непрерывно курсируют такие вот вооруженные до зубов патрули, да еще нередко с яростными, натасканными на человека псами, рвущимися с поводка? И не выстрели в них, не дай бог, подумать об этом не смей!
Долго искали, пока не обнаружили наконец этот лесной клин. Правда, до самой дороги он не доходит. Деревья тут вырублены, между опушкой и кустарником, где они залегли, открытое пространство. Но, к счастью, довольно высокие пни и ложбинка от насыпи до самых кустов...
Нет, ничего, подходящее место.
Они еще понаблюдали некоторое время за патрулями, определяя время, которое тем нужно, чтобы не спеша дойти до границы своего участка и повернуть назад. Все вроде бы складывалось благополучно.
Скрытно, по ложбинке, ползком пробрались обратно в лес.
— Что ж, откладывать не будем, сегодня же и начнем, — руководитель группы встал, отряхнулся. — Вечером радиосвязь с центром, передадим первое донесение.
— Кого думаете назначить в секрет? — спросил Иван Иванович.
— Кого?.. Назначать не буду. Самих хлопцев спросим. В добровольным порядке.
Но когда на базе, в лесу, возле щелястой, с полуободранной крышей заброшенной риги, километрах в шести от железной дороги, Андрей Дмитриевич собрал группу, в кратких словах поставил задачу и вызвал добровольцев, у всех вытянулись лица.
— Ну? — поторопил Проценко.
Никто не откликнулся. Партизаны, в основном молодежь, недоуменно переглядывались, пожимали украдкой плечами.
— Значит, лежать? — уточнил кто-то.
— Лежать.
— Вагончики пересчитывать?
— Да, считать вагоны.
— И все?
— Мало тебе, ага?
— А фашисты если? Срезать можно?
— Я тебе срежу! Предупреждаю: если кто выстрелит, ответит как за срыв боевой операции... Ну так кто же?
Молчание угрожающе затягивалось.
И тут встал Фризен:
— Если разрешите, товарищ руководитель группы, первым в секрет хотел бы пойти я.
По лицам увидел — удивились. И, пожалуй, больше всех других руководитель группы. Но возражать не стал...
И вот Иван Иванович снова на том же месте, что и утром, в кустах у железнодорожного пути. Только теперь уже не в качестве командира, производящего рекогносцировку. Теперь он разведчик, выполняющий боевое задание.
Загудели, защелкали рельсы. Приближался первый его железнодорожный состав. Смешанный. Теплушки, платформы, почему-то со щебнем. Два пассажирских вагона с выбитыми окнами. Цистерны. Снова щебень... Главное, запомнить, сколько чего.
Вслед за составом проследовали патрули. Не та утренняя пара. Пат и Паташон. Эти оба одинакового роста, уверенно и четко вышагивают по шпалам. Хорошо, пса с ними нет. Хотя и пес вряд ли что учует. Позади лес, он придерживает ветер, запахи не выносятся на полотно. В этом отношении место выбрано очень и очень удачно.
А вот лежать холодно. Очень холодно! Уже глубокая осень, стылая земля. Надо сказать ребятам, чтобы обязательно брали с собой плащ-палатку, даже две... И, главное, все время в одной позе. Шевелиться нельзя, опасно. У патрулей бинокли. Могут издалека засечь движение в кустах.
Опять рельсы вздрагивают, стучат. Состав. На этот раз платформы не со щебнем. На них нечто, крытое брезентом. Ага, орудия — вон высунулось дуло. Пушки, калибр семьдесят пять миллиметров. По два орудия на платформе. Три платформы, пять, двенадцать, четырнадцать... И теплушки с фашистской солдатней. Три, пять, семь...
На последней, обложенной мешками с песком платформе — зенитки в полной боевой,
Артиллерийская часть. Следует к осажденному Ленинграду...
Ко времени, когда позади раздался шорох и подползла смена, Иван Иванович прямо-таки окоченел. Кое-как добрался по-пластунски до леса, попрыгал там, пытаясь согреться. Зуб на зуб не попадал. А что же будет, когда заладят дожди? А зимой?
На базе подробно доложил Андрею Дмитриевичу об увиденном. Тот торопливо записывал при свете карманного фонарика. Подходило время радиосеанса, а надо было еще успеть зашифровать.
— Молодец, политрук! — похвалил. — Данные стоящие.
Молодой чернявый паренек по имени Миша, который, насторожив уши, околачивался тут же поблизости, понесся к остальным партизанам с новостью:
— Братцы! Политрук полк артиллерийский засек! Братцы!..
Иван Иванович поморщился недовольно:
— Трепач!
Хотел пойти, утихомирить, но руководитель группы остановил:
— Не надо. На сей раз эта его трепатня на пользу. Иди-ка ты лучше, Иван Иванович, в ригу, согрейся. Синий весь, лица на тебе нет, а я там костерок развел.
Потом, когда вернулся после сеанса радиосвязи и, присев на корточки, прикурил от головешки, разворчался незлобиво:
— Хоть бы спасибо сказали, чертяки! Дождешься от них, ага! Давай и давай — вот и все их спасибо,
Руководитель группы долго еще честил неблагодарный центр. Но Иван Иванович уже неплохо изучил его и чувствовал по тону — доволен,
— Знаешь, Иван Иванович, — вдруг повернул круто, — ты вот в секрет ушел, а я все думал: и чего это он вдруг вызвался? Да я бы любого назначил — и дело с концом. Нет, взял политрук почему-то и сам вызвался, А?
— Так уж получилось.
— Невзначай?
Иван Иванович промолчал.
— Значит, невзначай?.. Я так и подумал, — хитро прищурился Андрей Дмитриевич.— Невзначай — а ведь до чего кстати... Не понимаешь? Ребята все в бой рвутся, ага? Подрывники, диверсанты, стреляют в самое яблочко, ага? А тут вроде бы даже и не боевое дело. Лежи себе полеживай, считай себе посчитывай. Ну что это такая за война для них, молодых, горячих? А вот раз уж сам политрук вызвался — тут положение меняется в корне, ага?.. Молчишь? Ну молчи, молчи!
— Товарищ руководитель группы, у меня два практических предложения. — Иван Иванович чувствовал себя неловко, словно его поймали на чем-то нехорошем, и поторопился сменить тему разговора. — Можно сказать?
— Ну давай, давай!
— Первое. На одну только память надежда в секрете плохая. Когда эшелон однородный — еще куда ни шло. А смешанный — попробуй запомнить, сколько всего и с чем.
— Записывать надо, Иван Иванович. Понятное же дело!
— А сколько у нас с вами бумаги? У меня блокнот, наполовину исписанный, у вас. А еще?.. У кого что было, все скурили. И карандаши. Раз, два и обчелся... Мелочь, конечно.
— М-да! — руководитель группы озадаченно почесал затылок. — Мелочь-то мелочь, а как не станет чем писать... Придется добывать, причем срочно... А еще что?
— Местечко я другое присмотрел. Чуть левее. Здесь чем неудобно? Ровное место, трудно вагоны считать, только успевай головой вертеть. А там поворот и взгорок, поезд замедляет ход... Ох! — подхватился Иван Иванович. — Который теперь час?
— Скоро одиннадцать.
Иван Иванович отбросил одеяло, под которым согревался и никак не мот согреться после многочасового лежания на сырой земле.
— Куда?
— Сводка Совинформбюро!
— Ничего не случится, если пропустишь разок... Ладно, я радисту скажу, он послушает.
— Нет, так не годится. Я политрук, а не он. Мне самому надо. Вы ведь рядом были, когда комиссар наказывал перед высадкой: «Пропаганда и агитация среди личного состава — вот твоя первейшая обязанность».
— Это-то я слышал. Но слышал я и другое. Как Мишка орал: «Братцы, политрук артполк засек!»
— Ну и что?
— А то, что с главной обязанностью политрука у тебя полный порядок... А ну, лежи, лежи и грейся, кому сказано? Очень ты мне нужен хворый! — и руководитель группы чуть ли не силой снова уложил Ивана Ивановича на кучу еловых лап, заменявших постель...
