В завершение, наверное, надо сказать и о работах с военным уклоном на международной космической станции (МКС).
Она собрана из отдельных сегментов, которые принадлежат России, США, и другим странам.
Также собираются и экипажи — из представителей разных стран, представители которых по очереди становятся командирами очередных экспедиций.
В перечне работ по обслуживанию сегментов и проведению научных экспериментов есть элементы совместной деятельности, а также свои государственные, не всегда открытые, программы.
Особенно ревностно относятся к этим вопросам американцы, которые не только живут в своих сегментах, но и не допускают наших космонавтов к проведению отдельных экспериментов. Они как будто не замечают вопросов космонавтов по предназначению некоторых научных приборов в американских сегментах МКС.
Нужно сказать, что такая ситуация прогнозировалась с самого начала создания в США НАСА — Национальное управление по воздухоплаванию и исследованию космического пространства, которое было создано летом 1958 года. НАСА официально отвечало за гражданскую космическую программу, но и не скрывало военную направленность некоторых своих экспериментов и разработок. Уже при организации НАСА ему в управление были переданы многие конструкторские бюро и предприятия, занимающиеся военными разработками. Естественно, что во время космических полетов проводился и ряд экспериментов в интересах военных.
Да и первые астронавты были набраны из среды военных летчиков-испытателей, и об интересах своей страны они никогда не забывали.
К слову сказать. Такое организующее и объединяющее начало как американское НАСА в России было создано только через несколько десятилетий. Им стал Роскосмос.
6. Расскажите о семьях космонавтов
Наверное, правильно будет рассказать сначала о семьях космонавтов первого отряда. Ведь с них все начиналось. Они закладывали традиции.
В этой связи мне вспоминается посещение Звездного городка американским астронавтом Армстронгом, который первым ступил на лунную поверхность.
Во время встречи в доме космонавтов Звездного городка он считал, что Гагариной и Беляевой нет в зале. Но они присутствовали.
Когда во время выступления ему сообщили об этом, он от волнения не смог продолжить сразу свою речь. Но и встретиться с женами космонавтов не решился. И только из-за рубежа прислал письмо с извинениями, попытался объяснить свое поведение.
Такова степень уважения к женщинам, женам космонавтов, которых уже нет с нами. И они своим поведением доказывали постоянно, что достойны такого уважения.
Но если уж выбирать образец поведения жены космонавтов, то для меня им была и остается Беляева Татьяна Филипповна. Могут быть разные мнения на этот счет. Но, наверное, все, кто, так или иначе, общался с женами космонавтов, согласятся, что добрее, отзывчивее ее среди жен космонавтов нет.
Татьяна Филипповна не хотела, чтобы муж летал в космос. Но она понимала, что без этого ее муж уже не будет жить. Будет просто существовать. Ходить по земле живым трупом. И она помогала ему во всем в меру своих сил и возможностей.
Павел Иванович умер счастливым человеком, осознающим, что в своей жизни он не изменил своей великой мечте, и сделал все для ее осуществления.
А Татьяна Филипповна была ему верной подругой. И, как ни трудно было ей помогать ему на избранном пути, она нашла в себе силы и мужество быть всегда рядом с ним, помогать, а не мешать ему.
Согласитесь, что это мужество и великое — видеть, что мужу плохо, что он находится в ужасном состоянии, и не сметь позвать на помощь, понимая, что любое такое ее действие еще больше скажется в худшую сторону на состоянии ее мужа. А ведь он все еще мечтал о космосе. Но и язва желудка развивалась у Павла Ивановича стремительно.
Как же сильно надо было любить его, и понимать его, чтобы суметь заставит себя терпеть в такой ситуации. Ведь ситуация чем-то напоминала обстановку перед первым полетом Беляева. Тогда во время парашютного прыжка он сломал ногу. И врачи поставили на нем крест, как на космонавте. Но Беляев не сдался. Терпел адские боли, но сумел вытянуть более короткую ногу до нормы, без потери функциональных способностей. И Павел Иванович Беляев смог слетать в свой космический полет.
Утрата не сломила Татьяну Филипповну. Она у мужа переняла великий оптимизм и доброжелательность, была и осталась всегда открытой для людей. Она и работу себе нашла такую, чтобы всегда быть в гуще людей. Работала в библиотеке дома космонавтов Звездного городка.
Валентина Ивановна Гагарина избрала другой путь поддержания памяти своего мужа. Она отстранилась от всех, замкнулась в своем одиночестве.
Так уж получилось, что первой женщиной, которую я встретил в Звездном городке по прибытии для прохождения службы, была Валентина Ивановна Гагарина.
Я не знал, что это жена Юрия Гагарина. Шла она неторопливо, устремив взгляд вперед. Казалось, что она никого и ничего не замечает. Как — будто, она была одна и вокруг нее пустота.
Шедший рядом сослуживец объяснил мне кто прошел мимо нас. Для жителей Звездный городок был большой деревней, в которой друг от друга секретов нет.
Зная, что в деревне принято младшим здороваться со старшими, я при повторной встрече попытался поздороваться с Валентиной Ивановной. Но она не ответила ни в этот раз, ни в следующий. Больше я не здоровался. Человек сам выбирает стиль своего поведения.
Однажды я даже хотел помочь ей. Она шла видимо из гаража. Руку сильно оттягивала сетка с картошкой. Я дернулся к ней с протянутой рукой, и будто наткнулся на стену, встретив ее взгляд. Меня вроде заметили, но явно как что-то неприятное и мешающее нормальному движению. В моей помощи не нуждались. Я замер, а Валентина Ивановна, гордая и недоступная, проследовала дальше.
Значительно позже, когда я занялся журналистской деятельностью, я уже сам специально искал встречи с Валентиной Ивановной, но попытки оканчивались плачевно.
Личная встреча с Гагариной у меня была одна — в январе 1979 года.
Это произошло в библиотеке дома космонавтов в Звездном городке. Нас познакомила Татьяна Филипповна Беляева.
— Валя. Это Лесников. Соавтор Павла Ивановича по книге о Юре. Он хотел бы тебя кое о чем спросить.
— И что же именно? — Валентина Ивановна смотрела не на меня, а на Татьяну Филипповну спокойно, но с явным неудовольствием. И я постарался побыстрее разрядить напряженную ситуацию.
— Валентина Ивановна, я коротко. Это относительно рукописи, которую вам передали.
— Я же сказала Паше, что она мне не нравится. Что еще? — теперь Валентина Ивановна смотрела на меня.
— Рукопись переделана. Ее смотрели представители комиссии в ТАСС, из аппарата Шаталова, многие в Центре подготовки космонавтов, из тех, кто знал Юрия Алексеевича.
— Тогда зачем я вам? У меня иное мнение.
— Вот о нем хотелось бы подробнее. Ведь вы не написали письменного отзыва. Просто сказали, что не нравится стиль повествования, и все.
— Еще чего?! — ей уже явно начал надоедать этот разговор.
— Но как тогда понять, что стиль повествования не соответствует образу Юрия Алексеевича?
— Верно. Вот вы бы прочли хотя бы одно его письмо и сразу поняли бы свою ошибку.
— С удовольствием. Вы дадите мне такую возможность?
— Нет, конечно.
— Как же нам тогда устранять несоответствие?
— Это уже ваше дело, — Валентина Ивановна усмехнулась, и с какой-то долей насмешки, продолжила, — Павел Иванович ведь хорошо знал Юру. Вот пусть и постарается не допустить неточностей.
Что я мог тогда ей сказать? Что год назад в большом литературном сборнике «Наш Гагарин» Валентина Ивановна опубликовала очерк «108 минут и вся жизнь» о муже, но никаких личных писем, хот как-то характеризующих Гагарина, она не приводила.
Может быть, эти письма не сохранились в наличии? Ведь нигде в своих книгах Юрий Алексеевич не пишет о письмах и дневниках. Может быть, остались только воспоминания? Тогда действительно предъявлять нечего. Остается только говорить общие слова без фактов и примеров. Вот только зачем столько загадочности и строгой принципиальности?
Наверное, Валентина Ивановна помнила, знала, что и как описывал Юрий Алексеевич, жила воспоминаниями о тех чувствах, которые переживала, читая его редкие письма. А они действительно были редкими и обычными, так как надолго они не расставались. Практически только в период, когда Гагарин ездил на медицинский отбор в Москву.
Валентина Ивановна вспоминает в очерке, что писал он тогда раз в неделю. А это значит, что было 4–5 писем. И вряд ли можно было бы вспомнить, что-то особенно характерное для Гагарина, в этих письмах. Вот и пишет Валентина Ивановна в своем очерке, что писал Юра о дочке, о воспитании дочки, о том, что надо бы ему купить. Но сам текст письма не приводит. Это были обычные семейные письма. Еще раз подтверждающие, что в тот период Юрий Гагарин был как все — равным среди равных.
