— Аё! — сокрушенно закачали головами Айрави и Сиданкани.
На моем лице была такая искренняя печаль, что оба бросились меня утешать.
— Ничего, ничего, — говорил Сиданкани. — Такое бывает! Вот тут недалеко жил отшельник, так он тоже не ел мяса. Мудрец Агастья тоже, говорят, не ел мяса. Ничего, амма, не расстраивайся. Айрави, — сказал он, — свари гостю тапиоку.
И в который раз передо мной положили тапиоку и коренья. Я все добросовестно съела.
Но на одних кореньях и тапиоке не проживешь. Мой цивилизованный желудок требовал разнообразия. И я стала изыскивать это разнообразие. По деревне бегали куры. Поджарые, с сильными когтистыми лапами, они были удивительно агрессивны. Куры вели постоянную войну с собаками. И в этой войне именно куры почему-то оказывались сильной стороной. Они устремлялись на собак, хищно вытянув вперед клювы. Собаки сдавались без боя. Они падали на спину, поднимали вверх все четыре лапы и визжали жалобно и просяще. Курица обычно наносила поверженной жертве один-два удара клювом и гордо удалялась. Однако явная агрессивность натуры не позволяла ей долгое время пребывать в мирных условиях. Через некоторое время она опять выносилась с кудахтаньем и устремлялась на непонравившуюся ей собаку. И снова все повторялось.
Я никогда не видела таких сумасшедших кур. Но подозревала, что даже такие куры должны нестись. Яйца были бы неплохим добавлением к лесным кореньям и тапиоке. У Сиданкани кур не было. Его обширное семейство, состоящее из пятнадцати человек, успешно расправилось с этой живностью еще в прошлом году. Зато были куры у Карумпи. Ее хижина, напоминающая навес, стояла далеко от реки. И я отправилась к Карумпи.
Карумпи в одной короткой юбке возилась по хозяйству и по ходу дела еще успевала воспитывать пятерых голых сорванцов в возрасте от четырех до восьми лет. Правда, методы воспитания не отличались разнообразием и сводились к шлепкам, которые раздавались, как только Карумпи подбрасывала дрова в очаг. Увидев меня, Карумпи немедленно вытолкала из хижины всю голопузую команду и пригласила меня к очагу.
— У тебя есть куры? — дипломатично начала я.
— Конечно, есть, — ответила Карумпи.
— И они несут яйца?
— А что же им еще делать? — удивилась Карумпи.
— Я бы взяла у тебя несколько штук, — сказала я.
Ни слова не говоря, Карумпи удалилась в темный угол хижины и положила передо мной четыре яйца. По привычке своего цивилизованного мира я достала из кармана деньги.
— Что ты! Что ты! — запричитала Карумпи. — Мне это не нужно. Я дала тебе яйца так.
Четыре яйца были щедрым подарком. А щедрость надо вознаграждать. Я вспомнила, что у меня осталась последняя пара сережек. Сережки, взятые на случай попадания в сферу товарных, но не денежных отношений. Я протянула Карумпи сережки.
— Вот тебе мой подарок, — сказала я.
— Аё! Аё! — запричитала Карумпи. — Какой подарок! У меня никогда таких не было!
И она, приплясывая, прошлась по хижине. Вся команда сорванцов немедленно появилась в хижине и уставилась на блестящие кольца сережек. Карумпи метнулась снова в темный угол и извлекла оттуда еще два яйца.
— Вот последние. Бери, бери.
Я отказалась. Мне не хотелось брать последние.
— Какие сережки! Какие сережки! — в восхищении восклицала Карумпи и немедленно вдела их в уши.
Горшок на очаге выкипал, сорванцы принялись шкодить, но Карумпи уже ни на что не обращала внимания. Она покинула хижину и, сверкая новыми серьгами, отправилась в деревню.
Результат прогулки Карумпи по деревне оказался самым неожиданным для меня. Через полчаса у хижины Сиданкани появилась толпа женщин. И каждая принесла яйца. Они бережно складывали их у входа в хижину. И у меня на глазах стала расти гора, напоминающая верещагинский «Апофеоз войны». Только вместо черепов были яйца. Боевые куры не посрамили своего племени.
Сначала я растерялась. Потом произнесла речь. Я сказала:
— Дорогие женщины, матери и сестры! Благодарю вас за трогательную заботу обо мне. Но вы принесли так много яиц, что я не смогу съесть их за всю мою жизнь. Поэтому я очень прошу вас, заберите их обратно. И еще я должна сказать вам, что у меня нет больше красивых и блестящих сережек. Я могу только подарить вам монетки на ожерелья. Но боюсь, что монеток у меня на всех вас не хватит. Женщины, матери и сестры! — взывала я к их совести. — Заберите, пожалуйста, яйца и накормите ими своих детей. Я вас очень об этом прошу.
Женщины стояли, как на митинге, прижав руки к бокам, и внимательно слушали. А впереди стояла Карумпи, победно сверкая новыми сережками. Когда я кончила, по толпе пронесся вздох разочарования. Лица женщин выражали искреннюю печаль. А я очень жалела, что весь мой запас женских украшений кончился. В полном молчании они начали разбирать яйца. Но с полсотни все же осталось лежать на месте.
— А эти? — спросила я их.
— А эти, — назидательно сказала мне старая Пароди, — мы принесли тебе так. Не за сережки. Хотя сережки, — добавила Пароди со вздохом, бросив взгляд на Карумпи, — очень, очень красивые. Я никогда таких не видела.
Так завершилась «яичная история». Но с тех пор я чувствую себя в долгу у женщин далекой деревни каникаров.
11
Бог живет на горе, а люди в пещере
Когда поднимали уровень озера Нейяр, превращая его в водохранилище, то затопили прибрежные джунгли. В этих джунглях стояли деревни каникаров, были их погребения, священные рощи и священные камни. Под водой осталась каменная платформа, на которой обитала богиня Тамбуратти-амма. Богиня утонула вместе с платформой. Раньше, когда Тамбуратти-амме ежегодно приносили жертвы, она защищала жителей деревни Айранкаль. Ей молились, и она предотвращала бедствия. Но говорят, что с тех пор как Тамбуратти-амма ушла под воду, бедствия один за другим обрушиваются на Айранкаль. Дикие слоны вытаптывают поля тапиоки, пантеры бросаются на людей, пчелы улетели на ту сторону озера, ягод стало меньше, а люди начали болеть, и даже заклинания жрецов не спасают их от смерти.
У каникаров Айранкаля оставалась еще одна надежда — бог гор Перакунатты, который жил на большой горе по соседству с деревней. И тогда стали делать ему подношения. Но бог гор оставался почему-то равнодушным к этим подношениям, даже петушиные жертвы не тронули его каменное сердце. Он не смог отвести от каникаров ни одного бедствия. И тогда Сиданкани решил, что нет смысла тратиться на такого бесполезного бога.
Теперь никто не ходит на священную гору и не кладет там бананов, тапиоки и бетеля. Так жители Айранкаля наказали нерадивого бога. Они порвали с ним всякие отношения. Священных камней в округе, достойных поклонения, почти не осталось. Правда, есть еще два камня, но у них сомнительная репутация. И поэтому каникары до сих пор не решили: поклоняться им или предать их забвению. А история этих двух камней вот какая.
Когда-то очень давно в реке, что течет около Айранкаля, появилась рыба. Огромная и очень опасная рыба. Она занималась тем, что проглатывала людей. А людей в то время было совсем мало. И каникары боялись, что рыба всех проглотит и никого не останется. А тут еще одна беда свалилась на племя. Мало им было прожорливой рыбы, так явился мудрец Агастья. И ничего лучшего не нашел, как посадить волшебное дерево. От этого дерева быстро пошли другие деревья. И деревья эти росли, росли и наконец закрыли солнце. Тогда стало совсем трудно жить людям.
Рыба пользовалась темнотой и заглатывала одного каникара за другим. Теперь люди боялись даже набрать воды в реке. В те времена еще был жив бог Аранату. Теперь он вместе с Тамбуратти-аммой покоится на дне водохранилища. Каникары стали просить бога им помочь. Они сделали ему обильное подношение. И Аранату в отличие от Перакунатты не остался равнодушным ни к подношениям, ни к бедствиям каникаров. Он взял большой топор и вырубил все зловредные деревья, которые заслонили солнце. И вновь джунгли наполнились светом. Потом Аранату пошел на берег реки Нейяр и выловил из нее огромную рыбу. Он ударил, по ней топором, да так сильно, что одна часть рыбы пролетела над джунглями и упала далеко — в Веллиюре. И превратилась в камень с одним глазом. А вторая часть так и осталась лежать на берегу Нейяра, неподалеку от Айранкаля. И место это теперь называется Чидаламинаветиясталам — «место, где разрубили рыбу Чидала». Вторая часть рыбы тоже превратилась в камень с одним глазом. В этом самом месте лет пять тому назад произошло событие, после которого на лице Сиданкани остались страшные шрамы.
Сиданкани в то утро резал бамбуковые планки для стены своей хижины. Он работал долго и не обратил внимания на шорох, который время от времени раздавался где-то за бамбуковой рощей. Как выяснилось потом, по соседству с Сиданкани медведица и медвежонок лакомились муравьями. Сиданкани насторожился только тогда, когда раздалось урчание. Но было уже поздно. За спиной у Сиданкани стояла сплошная стена бамбука, а прямо на него, поднявшись на задние лапы, двигалась медведица. Около муравейника стоял медвежонок и с любопытством разглядывал обоих.
