Автор - Жизнь монахов в средневековье

И все же знак симпатии: "Лучше грубость монаха, чем лесть дворянина". Правда, дворянин оказался льстецом только по причине недоверия к другой социальной группе. Вспомним также: "Писать для своего монастыря", что эквивалентно выражению: "Проповедовать в интересах своей капеллы (или прихода)". Или: "Когда дождь льет над кюре, капли падают на церковного сторожа" (или еще ктитора). И наконец: "Вот странный целестинец", – согласно Литтре, говорят у чудном человеке. Выражение это происходит, если верить Ришле, от обычая, в соответствии с которым целестинцы были освобождены от определенной повинности, но при условии, что брат-целестинец будет шествовать впереди тележек с вином и с веселым видом подпрыгнет, проходя мимо дома городского главы (в данном случае в Рауне)…

Если вековые насмешки часто были обидными для монахов, то вряд ли это можно сказать о тех птицах и рыбах, названия которых отражают скрытое сходство с самими монахами: в данном случае это свидетельствует только о популярности.

Во всех языках примеры бесчисленны. Скажем, французское слово "якобинец" последовательно означало птицу (садовую овсянку), разновидность утки, гриб; "монахиня" – два вида синиц; "картезианец" – породу голубовато-серого кота родом с мыса Доброй Надежды, который, вероятно, был завезен во Францию учениками св. Бруно, а также название гриба и сорт тюльпана (во французском и португальском языках). Почему? И почему тунца называют "теленком картезианца"? Даже мой ученый друг из Гранд-Шартрез не знает этого. Напротив, он напомнил мне, что существует лилия св. Бруно, которая растет именно на одном из лугов Гранд-Шартрез на высоте примерно 1400 метров. Также есть гвоздика картезианцев, dantis cartusianorum, полевой цветок розового цвета.

Слово "проповедник" (precheur) во французском языке означает жука-богомола (по причине его привычки к выслеживанию) и майского жука в диалекте Брюсселя (predikeer). В португальском и итальянском языках "доминиканец" (как и "брат") обозначает целый ряд птиц, одна из которых "кардинал"; а во французском языке "доминиканцем" называются разные растения, из семян которых изготовляют четки.

Если измерять популярность ордена количеством порожденных им выражений, несомненно, пальму первенства следует отдать капуцинам. Название этих бородатых и живописных францисканцев в разных вариантах встречается в большинстве европейских языков. Во французском языке – десятки выражений, где присутствует слово "капуцин". "Борода капуцина" – так называются гриб и салат (в польском языке тоже); капуцинами и кардиналами названы различные сорта цветов и еще каперс (в английском и голландском); различные породы птиц (в английском – порода голубя, в немецком – галка); обезьяны (по-английски); майский жук (по-немецки), разновидность кресс-салата (по-английски), кочанная капуста (по-итальянски), кокон шелковичного червя (по-итальянски), игра, часть одежды и много иных вещей.

Но самым распространенным во всех языках остается общее название – "монах" – moine, friar, monje, frate, monnik и пр. Во французском языке слово "монах" обозначает самые различные цветы (включая мак, неизвестно почему), виды рыб, насекомых, два вида тюленей, бесчисленное множество хищных птиц в Африке и более невинных птичек, из которых самый известный воробей (moineau). Испанское слово "frailecico", то есть снежный воробей, напоминает об обычном "fraile". "Монахом" называют также волчок, грелку (во французском, английском и итальянском), пузырь в слитке стали или железа (в английском и голландском) и др. Также почти во всех языках Европы типографии используют название "монах" для плохо отпечатавшегося листа, белые и черные полосы которого напоминают об одеянии кармелитов. Итальянское "frate" и "monaco", но только в Центральной и Южной Италии, обозначают девять видов насекомых, одиннадцать пород птиц, рыб и пр. То же самое можно сказать об употреблении в испанском языке "raile" и "monje"; в английском – "friar" и "monk", в португальском – "monge".

Но от какого же монастырского обычая произошло название "суп по-якобински" для похлебки, в которую добавлены миндальные орехи, рубленое мясо куропатки, яйца и сыр? Или почему разновидность пряника именуется "картезианцем"? То же самое название имеет и овощное рагу. И почему "frati" – это сладкое блюдо? Не говоря уже о непочтительном "pet-de-nonne", то есть пончике; "монашками" называются также маленькие пряники, которые, вероятно, впервые начали выпекать в женских монастырях.

Выше мы уже говорили о той важной роли, какую монахи играли в изучении лекарственных растений и составлении лекарств. Об этом могут достаточно свидетельствовать такие названия, как "порошок картезианцев" (минеральный кермес), "friar's balsam", то есть бальзам росного ладана, "hesuit's tea" – чай иезуитов, "Jesuit's drop, Jesuit's bark" – мате (парагвайский чай).

Похоже, что именно утреня (matines) поразила воображение настолько, что это слово вошло в многочисленные выражения (чего нельзя сказать, к примеру, о девятом часе, ранней заутрене или вечерне): "Он рассеян, как первый удар к утрене". "Повторить утреню" – значит "избить". "Петь величание на утрене" – делать что-то некстати. "Хороший звон к утрене – половина службы". "Конец дурного дела хуже утрени" (по поводу еще более досадных последствий дурного дела) и пр. Конечно же, не забывали и брата Иакова* [Жак – разговорное "мужик", "дурачок", "простофиля". Мы говорим: "Гром не грянет, мужик не перекрестится"; французы же рекомендуют своему брату Жаку звонить вовремя. (Прим. ред.)], которому напоминали вовремя звонить к утрене.

Фамилии – это еще один показатель значимости присутствия монахов в средневековом обществе. Не будем говорить о таких очевидных примерах, как Лемуан, Муане, Муано, фламандская фамилия Де Мюинк, а также Кан(н)он(н) или Левек (буквально "возносящий дары"). Менее наглядны такие фамилии, как Каппар, Капар, Капе, Каппати; в их основе лежит латинское слово "сарра" – то есть "кап" – плащ с капюшоном (отсюда же "шапка", "капеллан", "капелла" и др.).

Бара, Баре, Барро – эти фамилии содержат намек на полосатое (по-французски "raye") одеяние кармелитов. И отсюда же – Райе, Райез.

Монахи обителей (claustrum) и монастырей (monasterium) также оставили свой след в фамилиях: Мутье, Мустье, Мусти, Дюмутье, Клостр, Клострье, Клостерман; а еремиты – в фамилии Лермитт; затворники же – Леклю, Реклу, Клюизенер; монахини – Денонн.

Братья-минориты отзываются в фамилиях Фреминер, Птифрер, Реколле и даже Фриар (от английского слова "брат").

Наконец, несколько сомнительная секта бегардов или богардов породила фамилии Бего, Беген, Бега и, возможно, Лебег.

Вот прозвища паломников, которые побывали в Риме: Роме, Роме, Рёмер, Ромье, ставшие именами. О принесенных ими ветках напоминают имена Пальм и Паумен.

Те, кто побывал в Сен-Жак-де-Компостель (Санть-яго-де-Компостела), прозывались Жако, Жакобит, Жакобипет, Жаке или Кокий, Кокель, Кокерий.

Паломники (Пельрен, Перегрен, Пельгри, Пельгрим), вернувшиеся из Мон-Сен-Мишель, получали прозвище Микло.

Я не собирался расписывать в этой книге, какое место занимали монахи в развитии демократических теорий Средневековья. Выше я уже говорил о решающей роли Церкви в целом и монашества в частности в выработке и применении на практике избирательных и совещательных процедур. В равной степени многим обязаны монахам соборные доктрины, утверждавшие "народные" истоки верховной власти, примат собрания народных представителей, подчинение праву и идее справедливости, задуманной как делегирование полномочий согласно общей воле. Анализ подобных теорий потребовал бы написания отдельной книги по праву и справедливости. И наконец, невозможно переоценить ту роль, которую некоторые аббаты сыграли в жизни своего века. В этом отношении наиболее яркий пример являет собой св. Бернар. Без него его время никогда бы не пережило такого нравственного и духовного обновления, как при его участии.

Наше намерение – лишь кратко охарактеризовать роль монахов среди людей, сказать об их присутствии в повседневной жизни городов и селений. Образованные, усердные, пользующиеся доверием, в общем-то, отрешенные от мира сего, уважаемые, несмотря на язвительную критику в свой адрес, обладавшие признанным духовным авторитетом монахи составляли организованную и самоотверженную группу, готовую к служению гражданскому обществу, осознающую свою роль в нем.

"Начиная с общего собрания граждан перед церковью, – пишет Менджоцци, – и вплоть до назначения должностных лиц, во всех этих проявлениях общественной и правовой активности городской общины можно обнаружить подражание церковным системам и формам".