107
Позволю себе напомнить основные черты этой теории. Германцы, захватив Римскую империю, селились большими общинами. Общины прошли в своей эволюции через несколько стадий (кровнородственная община, земледельческая, соседская община-марка). Если на начальных этапах этого пути земля находилась в коллективной собственности, то в конце его, при сохранении общинных пережитков, земля становится частной собственностью, аллодом. Раз аллод можно теперь отчуждать, то расслоение общины становится фатальным: либо разбогатевшие общинники, либо королевские дружинники и знать, либо монастыри начинают закабалять разорявшихся крестьян, экспроприируя их аллоды. Об этом процессе нам повествуют формуляры документов отдачи под покровительство (прекарных грамот). Вчерашний свободный аллодист отдает себя под покровительство могущественного сеньора, который отныне и становится собственником этой земли. В обмен этот несчастный «традент» (человек, передающий имущество) получает защиту и право пользования своим или каким-либо иным участком земли. Так свободные общинники из собственников-аллодистов превращались в феодально-зависимых крестьян.
В «Истории историка» Арон Яковлевич рассказывает, как после этого заседания к нему подошла Ф.А. Коган-Бернштейн и сделала выговор: «Не устраивайте из сектора Вормсский собор!» Для нее сектор остался единственной отдушиной – со скандалом изгнанная из университета на волне борьбы с космополитизмом, она, признанный специалист по французскому Ренессансу, тщетно искала работу. Ее не взяли, кстати, и в тот самый Калининский пединститут, куда вскоре примут на службу Арону Яковлевичу. Местному руководству на фоне уж слишком одиозной Коган-Бернштейн он показался «меньшим злом».
В бытность мою ученым секретарем сектора Средних веков я обнаружил залежавшийся документ – ходатайство Косминского об организации занятий древнегреческим языком «талантливого и многообещающего аспиранта Гуревича». Увы, во время перестроечных бурь и переездов пыльные секторские папки куда-то сгинули.
Why am I not a Byzaninist? // Homo Bysantinus: Papers in honor of A. Kazhdan / Ed. A. Culter, S. Franklin. Washington, 1992. P. 89—96 (Dumbarton Oaks papers. Vol. 46).
ИИ. С. 46.
Я не говорю о лингвистических проблемах. Это сегодня у нас знатоков древнеисландского несколько десятков. А в ту пору был один только М.И. Стеблин-Каменский. Но питомцы школы Неусыхина привыкли не бояться малознакомых языков.
Надо напомнить, что, в отличие от скандинавских законов и саг, «варварские правды» – сборники обычного права германского населения – записывались на латыни, то есть на чужом для этого населения языке.
Мильская Л.Т. Заметки на полях (по поводу статьи А.Я. Гуревича «Историк среди руин: Попытка критического прочтения мемуаров Е.В. Гутновой») // Средние века. Вып. 65. М., 2004. С. 220.
Надо признать, что в данном случае я сознательно эпатировал публику, собравшуюся на семинар. Репутация Н.А. Сидоровой среди медиевистов устойчиво негативна, а ее монография «Очерки по истории ранней городской культуры во Франции» (1953) считается образчиком сталинского подхода к культуре. Дело даже не в обилии цитат из Сталина, «Хронологических выписок» Маркса и трудов львовского журналиста Ярослава Галана, зверски убитого «католическими изуверами», а в несокрушимой силе силлогизмов: феодально-католической культуре господствующего класса противостоит в XII веке передовая раннегородская культура, представленная как революционно-демократическими элементами (мятежный Арнольд Брешианский), так и умеренными элементами (Петр Абеляр). Вся история культуры того времени и есть борьба реакционной линии с прогрессивной. Эти декларации, впрочем, подкреплялись солидными томами «Латинской патрологии». Надо сказать, что и сегодняшние студенты, которым я даю задание подготовить доклад про Абеляра, часто оказываются очарованными железобетонной логикой Сидоровой. Если же восстанавливать историографический контекст написания этой работы, то вспомним, что с середины 30-х годов изучение средневековой культуры находилось в СССР под подозрением. Историк-марксист должен был в первую очередь заниматься базисом. Сидорова же громогласно возвещала право (и даже обязанность) советского историка изучать средневековую культуру, в том числе и труды католических богословов. Но – с правильных марксистских позиций! Речь Н.А. Сидоровой 23 марта 1949 года на объединенном заседании сектора Средних веков Института истории АН СССР и кафедры истории Средних веков МГУ, посвященном вопросу борьбы с космополитизмом в исторической науке (см. публикацию стенограммы: Одиссей. Человек в истории. 2007. М., 2007. С. 250—340), – чтение не для слабонервных. Молодой парторг медиевистов разоблачает мэтров – Косминского, Неусыхина, Сказкина, Коган-Бернштейн. Но никто не замечает того, что, в отличие от других трудовых коллективов, где шли подобные проработки, ни один из ошельмованных сотрудников сектора не был ни посажен, ни уволен с работы. Мне видится в этом хозяйская логика: взять инициативу критики в свои руки и сохранить коллектив, заставив его работать еще лучше. Во всяком случае, такое допущение дает возможность понять, почему Сидорова так хотела заполучить А.Я. Гуревича в свой сектор. Но не идеализирую ли я эту строгую даму? Вполне возможно – ведь я в какой-то мере ее преемник, возглавляю тот же сектор, каким она руководила.
Сидорова Н.А. XI Международный конгресс историков и вопросы медиевистики // Средние века. Вып. 20. 1960. С. 260. И еще одно эпатировавшее коллег наблюдение: основной тезис книги Жака Ле Гоффа «Интеллектуалы Средневековья» (1957) и одиозной монографии Сидоровой (1953) оказывается тем же самым: Абеляр рассматривается как детище ранней городской культуры, противопоставляемой средневековому окружению.
Вот этот абзац, наверное, и вызвал главную бурю. Не надо мне было его писать. Но что теперь поделаешь, не снимать же его. Альтернативная история вещь столь же заманчивая, сколь и опасная.
Физическое отсутствие сразу двух оппонентов ставило защиту под угрозу. Коллеги в последний момент попросили стать оппонентом З.В. Удальцову. «Без меня меня женили», – иронизирует Арон Яковлевич. Но и у Удальцовой было много предлогов для отказа: она, как византинист, была далека от этой проблемы, да и докторские диссертации не принято читать за столь короткий срок. Но отказаться она не могла, того требовала корпоративная этика.
Справедливости ради надо сказать, что сегодня общепризнано, что какая-то часть найденных кладов все же зарывалась именно на черный день, как это было, например, с кладами дирхемов, оставляемых на пути «из варяг в греки».
ИИ. С. 161.
Научная сессия «Итоги и задачи изучения генезиса феодализма в Западной Европе (30 мая – 3 июня 1966) // Средние века. Вып. 31. М., 1968. С. 5—154.
ИИ. С. 129.
Имеются в виду персонажи одноименного романа братьев Стругацких, написанного тогда же, в 1967 году. Речь идет о новом поколении детей, родившихся в авторитарной стране, но помещенных в своеобразную резервацию под эгидой военных, где их воспитателями стали ученые-мутанты («мокрецы»). Новому поколению оказались открыты сверхчеловеческие возможности, позволившие покончить с прежним миром.
Вспомним судьбу Ю.Н. Афанасьева, который после своей программной статьи в «Коммунисте» был изгнан из Института всеобщей истории. Но это – уже в начале горбачевских времен.
Осуждение книги А.М. Некрича «22 июня 1941 г.» получило международный резонанс, столь же неожиданный, сколь и нежелательный для партийного руководства. Публикация журнала «Шпигель» на эту тему вызвала ярость Брежнева.
Хоть и оценил Сергей Крих мою интерпретацию как компромисс в пользу Гуревича, в данном пассаже я, возможно, слишком увлекся поиском формальных оправданий действиям коллег с кафедры МГУ. Человек, близкий в ту пору к академику С.Д. Сказкину, прочитав мой текст, сказал: «Да нет, конечно, старик ни в коем случае не хотел проводить открытое заседание. Он прекрасно знал характер Гуревича и знал, что тот придет со своей кликой, будет шум, сплошная политика, а Сказкин боялся всего этого».
Описываемая Ароном Яковлевичем встреча с известным специалистом по Зимней войне, уже в конце брежневских времен ставшим в результате проработки расклейщиком афиш, – эпизод симптоматичный.
Вот с этого момента я могу опираться уже и на свои воспоминания – через несколько лет после этого обсуждения я, уже начавший общаться с медиевистами, слышал от них точно те же слова.
