Ознакомительная версия.
Когда мне впервые сказали о предполагаемом наступлении в Арденнах, я возражал энергичнейшим образом. Мы были слишком слабы для далеко идущих планов. Взамен я предложил свой план наступления на Ахенский выступ, но мое предложение отвергли, как и все мои возражения против плана Гитлера. Мне лишь оставалось подчиниться. Это была совершенно бессмысленная операция, а самое глупое в ней – Антверпен, как цель. Нам следовало бы на коленях благодарить Господа, если бы мы добрались до Меза. Антверпен был недосягаем».
Мнение фон Рундштедта твердо поддержал фельдмаршал Модель, который, как главнокомандующий группой армий «Б», должен был руководить всеми тремя наступающими армиями. Йодль признал:
«Модель считал, что Антверпен слишком далек и недостижим; а если сначала не разгромить союзные войска вокруг Ахена, они будут представлять серьезную угрозу нашему наступлению. Гитлер и я полагали, что нам не разгромить многочисленные и хорошо вооруженные союзные войска в районе Ахена. Мы думали, что наш единственный шанс – внезапная операция, в ходе которой мы перережем линии снабжения союзников в Ахене и таким образом нейтрализуем их».
Но красноречивее всех возражал обергруппенфюрер Зепп Дитрих, которому сообщили о его следующем задании в разгар переформирования разгромленных танковых дивизий СС. Эта новая армия должна была наступать через Арденны, завоевать плацдармы на Мезе между Льежем и Юи, а затем продвигаться на северо-запад вдоль линии Сен-Тронд – Эршо – Антверпен. «Я так разозлился, узнав об этих планах, – с горечью заметил Дитрих, разводя руки и надувая щеки, чтобы показать, как именно он разозлился. – Я должен был – всего лишь! – форсировать реку, захватить Брюссель, продвинуться дальше и захватить порт Антверпена. И все это в декабре, январе и феврале – в самые отвратительные три месяца года; через Арденны, где снега по пояс и невозможно развернуть танки хотя бы по четыре в ряд, не говоря о продвижении шести танковых дивизий; где светает после восьми утра и темнеет в четыре часа дня, а мои танкисты не могут воевать по ночам; с дивизиями, только что переформированными и состоящими из необстрелянных новобранцев; и в Рождество». На последних словах голос Дитриха дрогнул, как будто это был самый душераздирающий аргумент.
Дитрих отправился со своими жалобами в ставку Гитлера, где встретился с начальником штаба фельдмаршалом Гудерианом и генерал-полковником Йодлем. «Я не смогу это сделать, – заявил им Дитрих. – Это невозможно». Но те лишь пожали плечами: «Это приказ фюрера». На том все закончилось.
Как только приняли решение провести операцию по первоначальному замыслу Гитлера, встал вопрос о строжайшей секретности: успех зависел от внезапности. Всех офицеров, подключенных к планированию операции, заставили подписать документ, по которому их ждал военный трибунал, если бы они даже неумышленно раскрыли какую-либо часть плана. Чтобы свести вероятность утечки до минимума, о предстоящем наступлении информировали только тех, без кого нельзя было обойтись при подготовке. Эта мания секретности иногда оборачивалась нелепостями. Даже генерал-полковнику Курту Штуденту, командовавшему группой армий «X» севернее Рура, сообщили о наступлении только 8 декабря, всего за восемь дней до его начала. Генерал Альфред Шлемм, чья 1-я парашютно-десантная армия растянулась на юг до самого Менхенгладбаха, узнал о наступлении только за два дня до его начала, несмотря на то что неделей раньше он получил приказ выделить в распоряжение фельдмаршала Моделя всех самых опытных парашютистов.
Такое ревностное сохранение тайны повлекло неприятные последствия для самих немцев. Парашютистов инструктировали за несколько часов до выброски, и даже тогда не упоминали названия городов. Поэтому многие десантники понятия не имели, куда их сбросят и в чем состоит их боевая задача. Офицерам на передовой передали приказы 15 декабря; у них практически не было времени изучить местность и должным образом проинструктировать своих солдат. В результате первый день наступления стал шедевром сумятицы и неразберихи. Никто не знал, когда и где появятся люфтваффе. Действия военной авиации и сухопутных войск были совершенно не скоординированы, и многие из сэкономленных Герингом самолетов были сбиты бдительными немецкими зенитчиками, давно привыкшими к тому, что все самолеты в небе принадлежат союзникам.
Совещания в эти дни проводились в избытке. В штабе главнокомандующего войсками на западе, находившемся теперь в Цигенберге, фон Рундштедт, Йодль и Модель сосредоточенно изучали карты, до мельчайших деталей разработанные для них в Берлине. Поскольку успех операции очень сильно зависел от метеоусловий, точнее, от того, смогут ли союзные самолеты подняться в небо, наступление первоначально назначили на конец ноября, когда ожидалась самая плохая погода. Однако вскоре стало ясно, что к этому сроку переформирование танковых и пехотных дивизий закончить не успеют, и наступление отложили до середины декабря. На этот период метеорологи пообещали Гитлеру четыре-пять дней густого тумана.
12 декабря командиры дивизий, корпусов и армий, задействованных в операции, были вызваны в штаб фон Рундштедта в Цигенберг. Это таинственное совещание прекрасно описано генерал-лейтенантом Фрицем Байерлайном, чья перевооруженная учебная танковая дивизия позже получила задание захватить Бастонь. Он вспоминал:
«О наступлении я впервые узнал в Цигенберге. После обеда нас пригласили на специальный инструктаж. У нас отобрали личное оружие и портфели, погрузили в автобус и полчаса катали по окрестностям. Затем нас ввели в большой зал. Вдоль стен стояли охранники-эсэсовцы и следили за каждым нашим движением. Затем в сопровождении фельдмаршала Кейтеля и генерала Йодля вошел Гитлер.
Гитлер, выглядевший больным и сломленным, начал зачитывать длинный доклад по бумажке. Его речь длилась два часа, все это время мне было не по себе. Под подозрительными взглядами охранников я боялся даже достать носовой платок из кармана. Гитлер разглагольствовал почти час, вспоминая, что он и его нацистская партия сделали для Германии за прошедшие двенадцать лет.
Затем он приступил к деталям Арденнского наступления, перечислял задействованные формирования и наши задачи. Целью наступления был захват Антверпена через четырнадцать дней и одновременное окружение 21-й группы армий Монтгомери в Голландии. Потеря такого огромного контингента заставила бы Канаду выйти из войны, а США серьезно задумались бы, стоит ли продолжать военные действия. Гитлер также поразил нас заявлением о том, что, если наступление провалится, последствия для Германии будут тяжелейшими. При этом Кейтель и Йодль одобрительно кивали. Фюрер пообещал нам достаточное количество горючего и 3 тысячи самолетов прикрытия. Когда Гитлер закончил речь, фон Рундштедт от имени генералов поклялся в верности фюреру и заверил, что на этот раз они не подведут».
Однако, несмотря на заверения фон Рундштедта, наступление недолго оправдывало оптимистические надежды Гитлера. Хотя отдельные танковые передовые отряды умудрились в первые же дни вырваться далеко вперед, основные силы продвигались с большим трудом. По плану операции, два важных коммуникационных центра Сен-Вит и Бастонь следовало захватить в первый же день, но американцы сопротивлялись упорно и эти пункты не сдали. 6-я танковая армия СС должна была прорваться к Вервье на дороге в Льеж, открыв путь к Мезу особой бригаде диверсантов в американской военной форме и танкам, однако ее атака захлебнулась в Сен-Вите. 5-я танковая армия, вначале наступавшая успешнее своего северного соседа, через сорок восемь часов была еще далека от Меза и сильно отставала от графика.
Тем не менее, немцы, благодаря преимуществу в численности, значительно продвинулись в направлении Бастони, пройдя миль двадцать на запад от стартового рубежа. Признавая важную роль Бастони как коммуникационного центра для любой наступательной операции в этом районе Арденн, генерал Эйзенхауэр приказал немедленно отправить в Бастонь 101-ю американскую воздушно-десантную дивизию, которая в тот момент находилась на переукомплектовании близ Реймса, милях в ста от места назначения. Отправившись в путь в половине девятого вечера 17 декабря, дивизия прибыла в Бастонь рано утром 19 декабря, опередив в гонке (о чем американцы и не подозревали) учебную танковую дивизию, тоже рвавшуюся к Бастони.
Вообще-то немцы знали, что в Арденны отправлена воздушно-десантная дивизия. Командующий 47-м танковым корпусом генерал Генрих фон Лютвиц, который отвечал за захват Бастони, днем 17 декабря обнаружил на своем столе важное донесение. Его офицер связи перехватил американскую радиограмму с сообщением о том, что американским воздушно-десантным дивизиям приказано перебазироваться из Реймса в район боев.
Ознакомительная версия.
