Ознакомительная версия.
Более того, я ведь до последнего момента отпускал их на Мальту учить английский. Я все время думаю о том, что они должны знать английский. Я маниакально думаю об этом. У них должно быть то, чего не было у меня. То есть у них должен быть английский. На Мальте, на этой мировой здравнице с английским уклоном, есть курсы для детей начиная с трех лет. Поездка на месяц. Жить надо в семье. Семья мальтийская. Все профессионалы. Все знают, что делать, когда к ним приезжают маленькие дети учить английский язык.
Маше и Ване идея понравилась. Мы все выяснили и оформили документы. Внесли аванс. И мне только потом стало наконец страшно. Я с ужасом понял, что я творю. Я внимательно прочитал резюме их новых родителей, и оно ужаснуло меня. Папа – шеф-повар, мама – домохозяйка. Но ужаснуло не это. И даже не то, что у них два мальчика – девяти и десяти лет (то есть уже практически законченные малолетние преступники), а Маше семь. Нет, меня ужаснуло то, что домохозяйке – 25. Во сколько же они там рожают, встрепенулся я.
Мы запросили более развернутую информацию по этому поводу. Сначала нам ответили, что она конфиденциальная, а потом, когда я сказал, что мои дети тоже конфиденциальные и что они тогда никуда не едут, нам сообщили, что у шеф-повара это второй брак, в котором он, правда, бесконечно счастлив.
Но было поздно. Я, хотя у меня самого брак, мягко говоря, не первый, понял, что мы имеем дело с отъявленным мерзавцем. Второй брак! И наверняка не последний. Да и вообще, разве может внушить доверие человеку шеф-повар? Обязательно же сплевывает напоследок в кастрюлю с супом – для ни с чем не сравнимого послевкусия. И эта тоже хороша! Позарилась, наверное, на бесплатные обеды от шеф-повара.
В общем, я сказал, что они не едут. Тем более что получилось бы, что они остаются без нас на два месяца. Это, конечно, слишком – и для них, и для нас. Это неправильно. Нельзя так делать. Так мог сделать только безумец. То есть только я так мог поступить со своими детьми. Вот это примерно то, что я говорил себе, приходя в сознание после того, как получил назад деньги из турагентства.
Но пока они не уехали хотя бы в Грецию, я хочу как можно чаще видеть их. Мудрая женщина Эдит Иосифовна, которой я рассказал про сложные отношения с дочерью, слишком быстро, как мне кажется, взрослеющей и слишком быстро теряющейся где-то там, откуда я при всем желании (а оно-то есть!) не могу достать ее своей отцовской лаской, сказала мне очень простую вещь:
– А чаще надо бывать с ними, Андрюша.
И вот я бываю с ними чаще. А они со мной нет. Вот Маша не пошла на футбол. Хотя это была чуть ли не последняя возможность повидаться с отцом перед отъездом. Но я не мог ей этого так прямо и сказать. У меня все-таки сохранились остатки какие-то гордости (и зря, наверное, я так бережно их храню, но что-то пока ничего не могу с собой поделать). Не хочешь идти на футбол – не надо, мы с Ваней пойдем. Хорошо все-таки, что еще Ваня есть – для подстраховки на случай старости.
И вот мы сидим с ним на футболе. И на трибуне им начинает интересоваться одна девушка, которая сидит справа от него. Вообще-то эта девушка пришла со своим парнем, но заинтересовалась именно Ваней. Она его тормошила, даже тискала, он это все терпел. Я мог сказать, чтобы она от него отстала, но я был не уверен, что это именно то, чего он хочет. Потом она его спросила:
– Ну что ты молчишь? Расскажи что-нибудь!
Ей никакого дела не было до футбола. Говорят же, что мужчины ходят на футбол, а девушки – на футболистов. А мы сидели очень высоко, так что ей футболистов, судя по всему, видно не было. И она переключилась на Ваню.
И он ей вдруг говорит:
– У нас в квартире живет горилла.
– Да ну? – удивляется она. – И откуда она там взялась?
Я и сам тут помимо своей воли лихорадочно соображаю, откуда в нашей квартире могла взяться горилла. Нет, нету у нас в квартире гориллы – ни в прямом, ни в переносном смысле. И какими бы ни были сложными отношения между людьми в этой квартире, нет, я никогда не скажу, что в ней живет горилла.
– Она приходит поздно вечером, когда мы уже спим, и уходит рано утром, когда мы спим, – объясняет Ваня.
– То есть ты ее не видел? – смеется девушка.
Я думаю о том, что мальчик очень ловкий: нет никаких оснований придраться к нему и сказать, что он говорит неправду. Горилла есть, просто он ее не видел, потому что спит. А девушка этого даже не понимает.
– Почему это не видел? – обижается Ваня. – Конечно, видел. Я же просыпаюсь, когда она приходит.
– И какого она цвета? – спрашивает посерьезневшая девушка, решившая, видимо, вывести его на чистую воду.
– Фиолетового, – пожимает плечами Ваня.
– А-а-а, – растерянно говорит она и больше к мальчику все два тайма, слава богу, не пристает.
Когда мы возвращаемся домой, Ваня влетает в квартиру и кричит:
– Мама! Мама! На футболе девушка была, я ей сказал, что у нас в квартире живет фиолетовая горилла! И представляешь, она поверила!
Маша и Ваня уехали на отдых в Грецию. Маша сказала, что Ваню нельзя оставлять без присмотра ни на секунду, потому что она его слишком хорошо знает.
– Я буду все время смотреть за ним, – озабоченно сказала она.
– Ты уверена? – переспросил я.
– Да. А то он пропадет. У меня просто нет другого выхода, – пожала она плечами.
Она, конечно, еще больше встревожила меня. Мне и так-то было, можно сказать, несладко. Но все-таки – с классом. Все-таки – с учителями. Правда, на море. Слава богу, оно еще холодное, и учителя предупредили меня, что дети купаться в нем, скорее всего, не будут. Я обрадовался.
В аэропорту дети были совершенно поглощены поездкой. Все, не имеющее хотя бы косвенного отношения к ней, их не могло заинтересовать. Я не имел даже косвенного. Поэтому Маша сразу сосредоточилась на другой Маше, своей однокласснице, с которой им предстояло жить в одной комнате.
Ваня при этом хотел жить с сестрой. Он, наверное, и правда немного побаивался этой поездки. Маша же и настращала его – своей грядущей и, казалось, неотвратимой ежесекундной заботой. И он хотел быть поближе к ней в эти трудные минуты. Но она сказала, что она ведь будет жить с Машей. А Ваня будет жить с мальчиком из своей детсадовской группы.
Когда она это говорила, Ваня с такой мольбой посмотрел на меня, что я сразу сказал Маше:
– Вы будете жить вместе.
– Ладно, – неожиданно согласилась Маша. – Если номер будет трехместный, тогда Ваня будет жить с нами.
Номер оказался трехместный, но с Машами живет Настя. Я уж не знаю, как это получилось. То есть я догадываюсь. Но главное – я отдаю себе отчет в том, что Ваня не страдает от того, что тоже живет в трехместном номере, но без Маши. Судя по тому, что он рассказывает, наоборот, он наконец-то почувствовал вкус к жизни.
– Папа, – говорит Маша по телефону, – а я купалась! Как только мы приехали, я побежала в море. Оно было очень холодным. Я выскочила. Но я купалась. И Маша это видела. И все остальные видели. И я вот что хотела сказать. Стоило на одну минуту оставить Ваню без присмотра – и что! Его коленка разбита вдребезги!
– Как вдребезги? – шепотом переспрашиваю я.
– Ты бы видел, как он падал! – как-то даже завистливо вспоминает Маша. – Как он летел! Я такого никогда не видела. Я только не понимаю, почему он жив остался. И это случилось только потому, что я оставила его без присмотра.
– Во-первых, как это вдребезги? – опять спрашиваю я. – Дай мне учительницу! Дай мне Ваню!
Потом они оба, и учительница, и Ваня, взахлеб убеждают меня, что мальчик растянулся на песке и что даже никакой ссадины не было. И что он был, можно сказать, рад, что все так случилось. И все они до сих пор рады. А сейчас они идут на дискотеку.
– Маша, ты зачем так все драматизировала? – спрашиваю я ее в следующий раз, хотя непонятно, что ли, зачем.
Ей нужно было, чтобы и я, и все остальные, и, главное, она сама… чтобы, в общем, все почувствовали, что Ваня без нее ну просто никуда.
Я думаю, это произошло с ней после одного эпизода в школе перед самым их отъездом.
Мне сказали, что у Вани будет выпускной концерт в детском саду и что больше никто из родственников прийти на него не сможет: ни его мама, ни его бабушка с дедушкой, ни дядя с тетей. Тогда я смог.
Когда я пришел, оказалось, что это очень своеобразный концерт. Ваня, ошарашенный тем, что я и правда пришел, встретил меня в кимоно, а в центр зала уже вытащили несколько матов. Я понял, что тут будут демонстрировать, чего дети добились за год занятий ушу.
Так и было. Тренер предложил им сначала размяться. Ваня попросил включить видеокамеру на телефоне и начал разминаться с такой страстью, что все остальные его возможные спарринг-партнеры, мне показалось, просто потеряли волю к жизни.
Тут на улице за окном я увидел Машу. У нее занятия в этот день закончились. Маша прилипла лицом к стеклу и внимательно смотрела на Ваню, на меня и на все происходящее. Она видела, как после каждого упражнения Ваня бросался ко мне и несколько секунд, уткнувшись в меня носом, благодарно молчал.
Ознакомительная версия.
