— Стоп! Что вы глотаете? — вскричала полицейская. — Давайте сюда!
— Ровно ничего, — заныла Алиса. — Я озябла, вот и все. Понятное дело, я и устала и нервничаю.
— Ну, так одевайтесь, — «Жаба» неожиданно смягчилась. — Пока хватит.
Она на несколько минут оставила Алису одну и вернулась с чашкой молока.
— Выпейте, — предложила она. — Вы проголодались.
Алиса не попалась на обман.
— Вы очень добры, — сказала она, — но я терпеть не могу молока.
— Пейте, говорят вам! — грубо настаивала немка.
Алиса была уверена, что в чашке налито рвотное. Ее стошнит, и выскочит бумажный шарик. Взяв чашку, она, гримасничая, сделала вид, будто пьет. И вдруг начала задыхаться и кашлять. Чашка выскользнула из её дрожащих пальцев, упала и разбилась.
Это было разыграно так мастерски, что немка ничего не заподозрила. Ходить за второй чашкой не стоило. Пока она снова приготовила бы рвотное, естественный процесс пищеварения все равно испортил бы бумагу.
Алиса вырвалась ещё из одной полицейской западни, но кольцо вокруг неё все теснее сжималось. Доброжелатели её предупреждали, советовали отдохнуть, взять заслуженный отпуск, но она высмеивала их тревоги. Оставалось лишь усиленно её охранять.
Алиса вовлекла в свою разведывательную сеть ряд умных и озорных мальчишек. Они оказали немалую помощь, когда немецкая контрразведка начала раскидывать вокруг неё свои сети. Ее агенты, которым приходилось передвигаться в опасных районах, постоянно нуждались во всевозможных паспортах, удостоверениях личности, визах и отметках полиции. Всего этого вечно не хватало, несмотря на усиленную деятельность Бернара и де Гейтера. Благодаря своим мальчуганам Алиса, Шарлотта и ещё несколько агентов имели возможность использовать один и тот же пропуск в один и тот же день на нескольких контрольных постах, отделенных порядочным расстоянием. Дети играли, резвились, их редко останавливали или расспрашивали. У них был столь нищенский вид, все они были так оборваны, что прусские фельдфебели считали ниже своего достоинства их обыскивать. Это было очень ценно, ибо ребенок мог быстро пронести обратно пропуск агенту, дожидавшемуся по эту сторону кордона.
В одной бельгийской гостинице, куда Алиса или Шарлотта обычно приходили несколько часов отдохнуть, жили трое ребят, оберегавших разведчиц от ареста. Алиса спала здесь всегда в одной и той же комнате. Тревоги, налеты полиции случались очень часто.
Полиция! У входа в гостиницу раздавался громкий стук, слышались настойчивые требования открыть. Хозяйка, муж которой находился в армии, тотчас бежала к Алисе и будила её.
— Они пришли, мадемуазель.
Пояснять, кто «они», было излишне.
Алиса быстро вскакивала с постели и закутывалась в тяжелый темный плащ. Поднявшись по внутренней лестнице на чердак, она вылезала в окно, на крышу. Узелок с необходимыми вещами прятала за большую дымовую трубу. Здесь она и пережидала визит полиции. А в комнате, смежной с той, в которой спала Алиса, будили детей. Старшему мальчику нужно было занять постель, только что покинутую Алисой. Все они прикидывались спящими, пока полиция осматривала эту часть дома. Они даже были приучены не вскрикивать, а только прятаться в испуге под одеяло, если к ним обращались с вопросами.
Немцы с карманными электрическими фонариками с бесцеремонным шумом переходили из комнаты в комнату, но ничего подозрительного обнаружить не могли. Во всех постелях были спящие. Немцы с ворчанием удалялись. Когда они уходили, мать опять укладывала ребят в их общую постель, а Алиса спускалась с крыши.
В один роковой день Шарлотта получила два письма. Первое было подлинное, от Алисы, только что переправившейся в Голландию; в нем простым кодом сообщалось, что она в безопасности. Но другое, чужим почерком, просило Шарлотту немедленно явиться в одну захолустную гостиницу — «ради Алисы».
Шарлотта забеспокоилась. Что это значило? Только одно: агенты контрразведки уже пронюхали о тесной связи между главными фигурами организации Дюбуа. Но Шарлотта смело отправилась в указанную гостиницу, боясь выказать трусость или недоверие. Незнакомец, встретивший её там и выдавший себя за беженца-бельгийца, не был ни бельгийцем, ни слишком умным немцем. Отказ девушки говорить с ним доверительно не смутил его, и он продолжал засыпать её вопросами.
— Я не знаю никакой Алисы Дюбуа, — твердила она. — Я вообще ничего ни о ком не знаю! Вы принимаете меня за кого-то другого.
Ее отпустили. Однако на другой день ранним утром три агента с револьверами в руках ворвались в квартиру Шарлотты. Они произвели самый тщательный обыск и, хотя не нашли ничего подозрительного, все же увели Шарлотту в тюрьму.
В Голландию было послано предупреждение. Алиса должна оставаться там, игра раскрыта! Но предостережение нашу героиню не застало. Она уже направлялась в обратный путь. Имя Алисы было названо при допросе только одним лицом, ранее занимавшим весьма незначительное место в её разведсети. Но эта мелкая улика, в сущности, решила дело.
Немцы не удивились, что Дюбуа появилась опять, ибо в их многочисленных донесениях о деятельности Алисы она всегда выглядела человеком исключительной отваги. «Пусть она несколько дней побудет на свободе, — решили контрразведчики. — Улик против неё вполне достаточно. Но не беда, если она ещё больше запутается».
Прервав даже косвенную связь со своей помощницей, попавшей за решетку, Алиса несколько дней вела себя с величайшей осмотрительностью. Однако на фронте шло большое сражение, и поэтому разведку нельзя было прекращать. Из Франции и Англии продолжали поступать обычные срочные запросы. Она с особой осторожностью отправилась, наконец, в Турэ; но там её остановил патруль, и она была арестована.
Алису и Шарлотту предали суду под их настоящими именами. По-видимому, германская секретная служба узнала о них все. Обе были приговорены к смерти. Выслушав приговор, каждая просила помилования для другой.
Негодование, вызванное во всем мире казнью Эдит Кавелль, заставило германские власти отказаться от казни этих двух женщин. Смерть им была заменена тюремным заключением: Алисе — на 27 лет, Шарлотте — на 15. Обе мужественно встретили новый приговор, уверенные, что переживут ужасную войну.
Шарлотта, или Мария-Леони Ванутт, действительно пережила её и, выйдя из тюрьмы, была осыпана почестями и орденами. Но Луиза де Беттиньи не выдержала лишений и скончалась в Кельне 27 сентября 1918 года, всего за 45 дней до перемирия, которое бы её освободило.
Глава сорок вторая
Мата Хари
Маргарита-Гертруда Маклеод, урожденная Зелле, своей сценической карьерой и псевдонимом «Мата Хари» («Глаз утра») обязана была Востоку. Ее известность как шпионки первой мировой войны явилась, в сущности, продолжением её сценической репутации «яванской храмовой танцовщицы». Этой интересной женщине посвящены целые тома романтического вздора, в котором правду трудно отделить от вымысла.
Знаменитость европейского полусвета, она никогда не была ни крупным шпионом, ни активным работником германской разведки. Перед французским военным судом, о котором всегда было известно, что приговоры в нем составляются заранее и выносятся по заготовленному тексту, Мата Хари энергично защищалась, доказывая, что была вовсе не активной шпионкой, а лишь высокооплачиваемой содержанкой нескольких германских чиновников. Правда, некоторые из этих господ оплачивали проведенное с ней время из фондов разведки. Когда это преступление было раскрыто, те же господа спокойно предали её в руки французов.
Она родилась в Леувардене, в Голландии, 7 августа 1876 года; стало быть, ей было за сорок, когда контрразведчики в Париже решили, что она является угрозой для республики. Родители её были почтенные голландцы, Адам Зелле и Антье ван дер Мёлен. В годы своих сценических успехов она выдавала себя за уроженку Явы, за дочь европейца и яванки; в то же время она утверждала, что училась танцам в одном из храмов Малабара. Знание Явы и в самом деле стало результатом основательного изучения острова, ибо в марте 1895 года она вышла замуж за капитана голландских колониальных войск, который вскоре после свадьбы уехал из Голландии на Яву, забрав с собой жену. Капитан Маклеод был по происхождению шотландцем, человеком надменным и грубым, и вдобавок пьяницей. Редко бывая трезвым, он колотил жену и таскал её за волосы. В 1901 году она вернулась, наконец, в Амстердам с дочерью Марией-Луизой и невыносимым супругом. В Демаранге у неё родился и сын Норман, в младенчестве отравленный туземным слугой, желавшим отомстить Маклеоду. По слухам, Мата Хари будто бы собственноручно умертвила убийцу, но вряд ли она могла сделать это на Яве. Решительный характер развился у неё позднее.
Муж тиранил её, изменял, и она, чтобы забыться, читала эротическую литературу и ходила смотреть ритуальные танцы яванских танцовщиц, которым начала подражать и сама. Она так хорошо изучила это искусство, что, выступая на сцене, сумела убедить парижан — даже знакомых с Востоком, — что она с детства была храмовой танцовщицей и священной храмовой блудницей Шивы.
