Немцы сократили расходы на секретную службу, и даже такие центры германской разведки, как антверпенский и бернский, это почувствовали. По всей линии был отдан приказ об экономии; ослепительная Мата Хари, безнадежно скомпрометированная и всеми подозреваемая, была непомерной роскошью, содержание которой германская разведка фон Калле разрешить не могла. Ему послали радиограмму с требованием направить «Н-21» во Францию. Телеграмма была зашифрована кодом, уже известным французам.
Фон Калле передал приказ, объявив для приманки, что она получит 15 000 пезет за свою работу в Испании от дружественного ей лица в одной нейтральной миссии. Мата Хари вернулась во Францию, в Париж, где немедленно направилась в отель Плаза-Атенэ на авеню Монтень. На следующий день её арестовали.
После предварительного допроса её препроводили в тюрьму Сен-Лазар и поместили в камеру, ранее занятую мадам Кайо, застрелившей известного редактора.
24 и 25 июля Мата Хари предстала перед военным судом. Председателем суда был полковник Санпру — полицейский офицер, командовавший республиканской гвардией. Он высказал убеждение в её виновности. Майор Массар и лейтенант Морне также не питали сомнений на этот счет. Единственным человеком, думавшим об оправдании её, был её адвокат Клюне. Будучи защитником по назначению, он стал её преданным другом и, говорят, великолепно вел это безнадежное дело.
Председатель Санпру начал с обвинения Мата Хари в близких отношениях с начальником берлинской полиции и особенно напирал на 30 000 марок, которые она получила от фон Ягова вскоре после начала войны. Мата Хари утверждала, что это был дар поклонника, а не плата за секретные услуги.
— Он был моим любовником, — оправдывалась Мата Хари.
— Это мы знаем, — возражали судьи. — Но и в таком случае сумма слишком велика для простого подарка.
— Не для меня! — возразила она.
Председатель суда переменил тактику.
— Из Берлина вы прибыли в Париж через Голландию, Бельгию и Англию. Что вы собирались делать в Париже?
— Я хотела последить за перевозкой моих вещей с дачи в Нейи.
— Ну, а зачем было ездить в Виттель? — Хотя в полицейских донесениях указывалось, что она самоотверженно и любовно ухаживала за потерявшим зрение капитаном Маровым, тем не менее, она сумела там свести знакомство со многими офицерами-летчиками.
— Штатские мужчины меня нисколько не интересовали, — следовал ответ. — Мой муж был капитан. В моих глазах офицер высшее существо, человек, всегда готовый пойти на любую опасность. Если я любила, то всегда только военных, какой бы страны они ни были.
Когда ей напомнили о предложении сделаться шпионкой в пользу Франции, она слегка заколебалась; но затем сказала, что ей нужны были деньги, так как она хотела начать новую жизнь.
Получала ли она гонорары как знаменитая кокотка или жалованье как высоко ценимая шпионка — в обоих случаях деньги ей посылались на имя «Н-21». Этот номер значился в перехваченном французами списке германских шпионов!
Показания свидетелей носили драматический и одновременно трогательный характер. Мата Хари позволили слушать все, что приводило в своих доводах обвинение. В её пользу оказывали сильнейшее давление на суд влиятельные частные лица; но Франция в то время ещё была под впечатлением агитации пораженцев и волнений на фронте. Поэтому считалось необходимым не церемониться со шпионами. В иной обстановке Мата Хари отделалась бы тюремным заключением. Президент Пуанкаре отказался помиловать её или смягчить вынесенный ей приговор. В Гааге премьер-министр ван ден Линден безуспешно умолял королеву подписать обращение в её пользу.
Утром 15 октября Мата Хари, как обычно, поднялась с постели и оделась. Тюремный врач подал ей рюмку коньяку. В последнюю минуту она отказалась надеть повязку на глаза. Раздался залп двенадцати винтовок, и все было кончено.
Прошло около восьми лет после казни Мата Хари. Летом 1925 года два французских писателя Марсель Надан и Андре Фаж опубликовали статью (в «Пти журналь» от 16 июля 1925 г), в которой впервые открыто высказывалось сомнение в виновности танцовщицы Полные отчеты о её процессе хранились втайне. В 1922 году майор Массар в «Парижских шпионках» на основании документальных данных пришел к выводу о полной виновности Мата Хари. Но для беспристрастных людей, даже во Франции, этот вопрос все же остался открытым.
Жорж дю Парк рассказывает в своих воспоминаниях, что Мата Хари просила его записать её мемуары. Познакомился он с ней в бытность свою парижским журналистом, и знакомство это длилось не один год, он навестил её и в тюремной камере на правах старинного друга, а не чиновника Второго бюро генерального штаба французской разведки, каким в ту пору стал. Частными литературными делами он уже не имел права заниматься; но когда он доложил о желании осужденной «рассказать все», его начальник граф де Леден рекомендовал ему принять это предложение, при том, однако, условии, что все его записи будут переданы. Второму бюро, если что-нибудь из сообщенного танцовщицей представит интерес для контрразведки.
Дю Парк сообщает, что Мата Хари в течение трех часов диктовала ему свои «откровения», явившиеся «обвинительным актом против многих высокопоставленных чинов как английской, так и французской армии». Впоследствии эти воспоминания были погребены в тщательно охраняемых архивах секретной службы в Париже. Сам дю Парк обязан был хранить тайну в силу данной клятвы и особенно ввиду своей связи с разведкой. «Признания» Мата Хари останутся необнародованными, вероятно, целое столетие, пока будущий Ленотр не раскопает их и не предаст огласке.
Между тем в деле Мата Хари французская военная юстиция показала всю свою предубежденность и склонность к крючкотворству. Во время процесса танцовщицы французская секретная служба провокационно объявила, что некий член кабинета министров, подписывавшийся «М… и», отправил немало писем знаменитой куртизанке. Генералу Нивелю и его коллегам нужно было оправдаться перед общественным мнением в провале наступления в Шампани и в других своих бездарных действиях. Козлом отпущения, по-видимому, сознательно, был избран Луи Мальви, тогдашний министр внутренних дел, хорошо знакомый с секретной службой, расследованием и надзором, осуществлявшимися гражданским бюро политической полиции. Вполне возможно, что какой-нибудь из агентов Мальви столкнулся с генералом, связь которого с поставками на армию носила скорее политический, чем патриотический характер. И в виде возмездия французская секретная служба не только допустила, но и поощрила распространение слуха:
Мальви — тот самый министр, который предавал Францию немцам при посредстве шпионки-куртизанки! … Мальви — единственный «М…и» во французском кабинете!
Дело кончилось тем, что министра внутренних дел предали суду. Среди свидетелей, выступивших по этому делу, были четыре бывших премьера Франции. Каждый удостоверял, что Мальви честный и преданный слуга Республики. Тем не менее, военное руководство все же требовало его осуждения. Франция воевала, армия главенствовала во всем; поэтому последнее слово в деле Мальви также принадлежало военным.
Сенат приговорил его с семилетней высылке за пределы Франции. Если учесть обстановку, то можно утверждать, что Мальви должен был считать себя счастливым, поскольку ему удалось избежать смертного приговора или ссылки в Кайенну. Но когда раны, нанесенные войной, начали затягиваться, «измена» Мальви была забыта, а его самого амнистировали. Премьер Эдуард Эррио вернул его к общественной жизни и даже предоставил ему место в своем кабинете.
Наступил день, когда Мальви должен был предстать перед палатой депутатов для реабилитации. Когда он поднялся и заговорил, голоса оппозиции оборвали и заглушили его. «Мата Хари! — с издевкой вопили оппозиционеры. — Мата Хари!.. Мата Хари!» Мальви пытался говорить, но ему не дали сказать ни слова. Здоровье его было подорвано годами испытаний, и он рухнул на пол без чувств. Его унесли и привели в чувство, а тем временем вопли политиканов, травивших его, сменились презрительным хихиканьем. Эррио уверил Мальви в своем неизменном к нему доверии. Но Мальви был нравственно разбит и подал в отставку.
Прошло ещё несколько лет, и произошло событие, ещё раз ярко осветившее все мелкое лицемерие и всю гнусность французской военной клики. В деле Мальви — Мата Хари появилась ещё одна пленительная женщина, не танцовщица, не куртизанка и не шпионка, а умная и талантливая журналистка. Она добыла запоздалое признание у одного из тех самых людей, которые погубили министра внутренних дел Мальви.
На этот раз сознался настоящий «М…и» — генерал Мессими, бывший военным министром в начале войны 1914 года. Мессими — пожилой жуир и претенциозный невежда, которого сбросила с министерского поста первая битва на Марне. Этот Мессими являлся близким другом Мата Хари. Несомненно, он и был назван и «разоблачен» в воспоминаниях, которые Мата Хари диктовала дю Парку. Так генерал Мессими в конце концов реабилитировал Мальви, признавшись ловкой журналистке, что он был членом кабинета, писавшим глупые и компрометирующие письма шпионке-куртизанке. Но Мессими принадлежал к той самой военной клике, которая затравила Мальви; никто не отправил его ни в ссылку, ни тем более на венсеннский полигон.
