Казалось, его замечания делались безо всякой цели. На самом деле это были прямые указания его подчиненным. Высказывания Мао были подобны внутренним дворам Запретного города, каждый из которых вел все дальше вглубь. Общий смысл композиции крылся в совокупности целого, и понять его можно было только после долгих размышлений.
Все помнили, как когда-то Мао произнес фразу, ставшую знаменитой: «Пусть расцветают сто цветов». Тогда подумали, что вождь — сторонник свободы мысли, и ошиблись. Мао писал стихи, любил читать, но собственную интеллигенцию — гуманитарную (ядерщики и ракетчики были необходимы) — считал ненужной. Эти слова были ловушкой для инакомыслящих. «Как бы мы изловили всех змей, если бы не выманили их из нор? — говорил потом Мао. — Мы хотели, чтобы эти сыны черепах выползли из своих убежищ, и запели и засмердели. Лишь тогда мы смогли отловить их всех».
Иностранцы не всегда могли уловить смысл его высказываний.
— Китай — очень бедная страна, — вдруг сказал Мао Киссинджеру. — Мы располагаем немногим. Но что у нас имеется в излишке — это женщины.
Решив, что вождь шутит, Генри Киссинджер ответил в том же духе:
— На их экспорт не распространяются квоты и тарифы.
— Если они вам нужны, можем выделить вам небольшое число — несколько десятков тысяч, — предложил Мао.
— Разумеется, на добровольной основе, — уточнил присутствующий при беседе глава правительства Чжоу Эньлай.
— Пусть они поедут к вам, — продолжал понравившуюся ему мысль Мао. — Они натворят у вас дел. Так что вы сможете облегчить наше бремя.
И он громко рассмеялся.
Но Мао, видимо, почувствовал, что американский гость, скорее всего, его не понял. Исходя из того, что американцы известны своей несообразительностью, он вернулся к этой теме:
— Вам нужны наши женщины? Мы можем позволить им уехать и причинить вашей стране неисчислимые беды.
Тут Киссинджер, наконец, понял, что Мао пытается сказать ему что-то серьезное. Позднее работающие в Пекине американские дипломаты объяснили: радикально настроенные женщины — имелась в виду жена Мао Цзян Цин — весьма раздражали вождя.
Мао в письме предупреждал честолюбивую жену: «Не позволяй победе отравить тебя. Думай чаще о своих слабостях, недостатках и ошибках. Я говорил это тебе десятки раз…» Он, похоже, видел, что саморазрушительная культурная революция обрекала страну на бессилие и ставила под угрозу главное — независимость Китая. Коммунистическое государство не должно превращаться в бюрократическое царство, считал Мао. Но на старости лет почувствовал, что невозможно управлять государством с помощью идеологической экзальтации. Изоляция от мира вела к бедствиям. Мао меланхолично говорил иностранным гостям: «Нам придется отправиться на выучку за границу».
Если бы Мао мог жить вечно, Китай, возможно, и по сей день сотрясали все новые революции и «большие скачки». Но даже великие вожди не властны над природой.
Мао, пишет его биограф профессор Александр Панцов, страдал бронхитом, потому что выкуривал по две пачки в день. В последние годы предпочитал сигареты «Северная полярная звезда», которые набивались в Кантоне из импортного табака.
Спать ложился очень поздно, иногда под утро. Ел два раза в день — в два-три дня и в восемь-девять вечера. Любил жареную свинину, приготовленную в остром хунаньском соусе с красным перцем. Живую рыбу ему везли со всей страны. Рис для него выращивали в специальном хозяйстве.
Пил он мало и редко. Спал плохо. Пристрастился к снотворным. Он принимал в десять раз больше пилюль, чем необходимо. Такой дозой можно убить обычного революционера. Но Мао много лет употреблял снотворное, и у него выработалась невосприимчивость к барбитуратам…
Пока Мао был здоров, он пренебрежительно замечал, что чрезмерно большое внимание к собственным болезням носит классовый характер. Говорил: «Китайские органы здравоохранения стремятся перещеголять советские. Я же лишь наполовину следую советам врача. Если мы будем выполнять все требования врачей, то болезни увеличатся и жизнь станет невыносимой».
Но в 1970-е годы он стал серьезно болеть. В 1974-м Мао перестал бывать на заседаниях политбюро. Он практически ослеп, не мог читать даже с лупой — из-за катаракты на обоих глазах. У него развилась редкая болезнь Лу Герига — боковой амиотрофический склероз: отмирание нервных клеток спинного мозга ведет к параличу рук и ног, потом человек лишается возможности глотать, говорить и дышать. Мао не мог глотать твердую пищу, его поили бульонами. Он мог их пить только лежа на левом боку, чтобы жидкость проходила через горло в пищевод. Иногда пища попадала в трахею. «Ненависть, бессилие и жалость к себе, — пишут его биографы Юн Чжан и Джон Холлидей, — были главными чувствами, которые испытывал Мао в последние дни жизни».
А в его окружении шла закулисная борьба за власть между двумя группами. Условно говоря, идеологи, которые возвысились в годы культурной революции, противостояли технократам, озабоченным бедственным состоянием экономики. Идеологов возглавляла жена председателя — Цзян Цин. Самым опасным технократом она считала Дэн Сяопина, отправленного в ссылку, но еще живого.
У парализованного сына Дэн Сяопина оказались золотые руки. Он собрал радиоприемник. Из передач иностранного радио Дэн узнал о том, что второй человек в стране министр обороны маршал Линь Бяо пытался бежать из Китая и объявлен предателем. 8 ноября 1971 года Дэн написал Мао письмо с критикой Линь Бяо, чтобы напомнить о себе. «У меня нет никаких просьб, — скромно писал опытный Дэн, — надеюсь, что я еще смогу что-то сделать для партии — конечно, я имею в виду работу технического характера. Я еще здоров, могу работать несколько лет до пенсии. Я всей душой желаю Председателю долгих лет жизни! Здоровье и долголетие Председателя — самое большое счастье для всей партии и всего народа!»
Мао прочитал письмо. Культурная революция уже отошла в прошлое. У вождя были иные заботы. Дэн Сяопин мог еще пригодиться. И отношение к нему изменилось. А тут Мао Цзэдуну доложили, что у главы правительства Чжоу Эньлая рак. «Оставьте пациента в покое, — сказал врачам Мао, — и позвольте ему закончить жизнь счастливым. Если бы я был болен раком, я определенно не стал бы лечиться».
Подобная история произошла, когда рак диагностировали у Кан Шэна. «Существовало неписанное правило, — свидетельствует личный врач Мао, — ни один из высших руководителей или сотрудник личного аппарата Мао не мог быть подвергнут хирургическому вмешательству без разрешения председателя. Мао операцию не разрешил. Рак неизлечим, заявил он. Чем больше рак лечат, тем скорее больной умрет».
Чжоу Эньлай больше боялся Мао, чем смертельной болезни. Этот страх преследовал его всю жизнь. А ведь именно Чжоу, по существу, основал китайскую Красную армию, когда 1 августа 1927 года возглавил мятежные армейские части в городе Наньчан! Он учился в Японии и Франции, пользовался успехом у женщин и авторитетом в партии. В октябре 1932 года на совещании в городе Нинду Мао сместили с должности. Его место занял Чжоу Эньлай, за что впоследствии принужден был постоянно каяться. Аппаратчик до мозга костей, партийный служака, он все терпел от Мао. Глотал все обиды и унижения. «Чжоу Эньлай, — считает историк Джон Холлидей, — оставался запуганным рабом. А для всего мира он был виртуозным политиком, который очаровывал иностранных гостей. Многие считали его самой влиятельной фигурой в Китае и самым привлекательным человеком, которого они когда-либо встречали…»
«За шесть десятилетий в политике, — писал Генри Киссинджер, — я не видел более интригующей фигуры, чем Чжоу Эньлай».
Как оценить его деятельность?
Дэн Сяопин так сказал о Чжоу: «Без него культурная революция была бы еще хуже. Но без него же культурная революция не продолжалась бы так долго…»
Доктор исторических наук Виктор Николаевич Усов в своей книге «Советская разведка в Китае: 30-е годы XX века» пишет, что летом 1928 года в Москве, где проходил VI съезд компартии Китая, учредили особый комитет по контрразведке. В него вошли три члена политбюро под руководством Чжоу Эньлая, будущего главы правительства КНР. Задачи комитета: охрана руководителей партии, информация о противнике, спасение арестованных товарищей, уничтожение предателей, связь с резидентурой советской разведки… При комитете образовали особый отдел (из четырех секторов), который занимался контрразведкой и охраной вождей. Им руководил Гу Шуньчжан, доверенное лица Чжоу Эньлая.
Гу когда-то был охранником Михаила Марковича Бородина (Грузенберга), который в 1920-е годы был главным политическим советником гоминьдана. Гу прошел спецподготовку в Советском Союзе, ему поручили выявлять провокаторов и предателей. В начале 1931 года он получил приказ поехать в Ухань и убить Чан Кайши. Но 25 апреля 1931 года гоминьдановская полиция его арестовала. Он дал показания: назвал конспиративные квартиры партии, систему организации связи, выдал нескольких руководителей партии.