«Ответственного дежурного зовите. Всем соединениям ВВС Западного фронта. Немедленно. Всеми силами эшелонированно группами уничтожить танки и переправы в районе Бобруйск».
Телеграмма подписана командующим фронтом Павловым и Таюрским, вступившим в командование воздушными силами Западного фронта после гибели застрелившегося в первые дни войны генерала Копец.
Среди этих же бумаг подшита другая телеграмма, прямо связанная с первой:
«Немедленно передать приказ командирам 42-й, 52-й, 47-й (очевидно, авиадивизий. — К. С.), 3-му корпусу дальнего действия, 1-му и 3-му тяжелым авиаполкам».
Далее в ленте переговоров следует вопрос:
«— Это входит в задачу 42-й, 52-й дивизий?
— Кто спрашивает?
— Оперативный дежурный 42-й.
— Всем частям, которые размещаются на аэродромах… (Далее в документе идет длинное перечисление аэродромов. — К. С.). Немедленно передайте всем. Исполнение доложите сюда.
— Кому и куда?
— Передано. Все. Выполняйте. О вылетах докладывать немедленно. Все. Ясно?
— Ясно. Передаю».
На бланке переговоров помечено: «30, 12.50».
Речь, несомненно, идет о передаче телеграммы Павлова и Таюрского.
Надо думать, что по этой категорической телеграмме штаба фронта было поднято в воздух и брошено на Бобруйск все или почти все, чем располагала к тому моменту бомбардировочная авиация Западного фронта и приданный ей Ставкой 3-й дальний бомбардировочный корпус.
Я не располагаю полными сведениями о том, сколько бомбардировщиков ТБ-3, о которых идет речь в записках, действовало на Западном фронте к утру 30 июня. Но всего за сутки до этого их было 85, а через двадцать дней после этого их осталось в строю только 35.
Из целого ряда донесений видно, что эти мощные, с большим радиусом действия тяжелые бомбардировщики, которые когда-то успешно высаживали на Северный полюс Папанина, а уже в 1939 году на Халхин-Голе из-за своей тихоходности (180 километров в час) использовались только ночью, здесь, на Западном фронте, входили если не исключительно, то главный образом в состав 1-го и 3-го отдельных тяжелых авиаполков, подчинявшихся командиру 3-го дальне-бомбардировочного авиакорпуса.
Тридцатого июня, как видно из донесений, по переправам, немецким танковым колоннам и тылам в районе Бобруйска наносили удар не только ТБ-3, а и другие бомбардировщики, в том числе СБ и Пе-2.
В сводке о потерях материальной части авиацией Западного фронта говорится, что за 30 июня нами было потеряно на Западном фронте 88 самолетов, в том числе 24 сбиты в боях, 18 — зенитной артиллерией и 40 не вернулись с выполнения боевых заданий. В той же сводке сказано, что 30 июня 3-м авиакорпусом, в составе которого действовали оба полка ТБ-3, была потеряна 21 машина. Из них 5 сбиты в воздушных боях и 16 не вернулись с боевых заданий.
В число этих потерь за 30-е, очевидно, входят и те восемь ТБ-3, гибель которых я своими глазами видел над шоссе Могилев — Бобруйск.
Относительно более современные самолеты, в том числе СБ, использовались для бомбежки переправы и немецких танков в районе Бобруйска еще в предыдущие дни. В сводке за 29 июня сказано, что утром этого дня двадцать девять СБ вылетели для бомбардировки немецких танков в район Бобруйска, а в середине того же дня СБ сделали еще пятьдесят девять самолето-вылетов тоже в район Бобруйска для уничтожения переправ через Березину.
Очевидно, тяжелые потери, понесенные летавшими на бомбежку СБ в предыдущие дни, и опасное положение, создавшееся после переправы немцев через Березину, заставили 30-го утром командование фронта принять то отчаянное решение, которое содержится в его телеграмме, звучащей буквально как «SOS», — поднять в воздух и тут же, немедленно, днем бросить в район Бобруйска на немцев все, что было под рукой, в том числе и тихоходные ночные бомбардировщики ТБ-3.
Не берусь оправдывать это решение, но хочу обрисовать обстановку, в которой оно было принято.
Целый ряд документов говорит о том, что 30 июня наша авиация, в том числе и ТБ-3, нанесла немцам под Бобруйском чувствительные удары и по крайней мере частично выполнила свою задачу. В донесениях летчиков говорится о бомбежке скоплений немецких танковых частей на переправе и в лесу севернее Бобруйска, о бомбежке Бобруйского аэродрома, о том, что выполнено задание зажечь лес в районе другой переправы, южнее Бобруйска, говорится о том, что в Бобруйске пожары, а мост через Березину взорван, о бомбежке механизированных частей немцев юго-западнее Бобруйска и немецких тылов на дорогах Глуша — Бобруйск.
Эти донесения летчиков подтверждаются рядом донесений с земли. В одном из них указывается, что начатая немцами через Березину переправа прервана налетом нашей авиации, в другом сообщается, что семь наших бомбардировщиков бомбят переправу противника… Есть и другие донесения такого же характера.
Таким образом, летчики сделали все, чтобы выполнить задачу, поставленную перед ними категорической телеграммой штаба фронта. Другой вопрос, чего это стоило в условиях, когда немецкая истребительная авиация безраздельно господствовала в воздухе.
В ряде сообщений, следовавших одно за другим, авиаторы доносят, что во время выполнения заданий непрерывно подвергаются атакам немецких истребителей, что на Бобруйском аэродроме находится около двадцати «мессершмиттов-109», что немцы посадили на ряде других ближайших аэродромов много «мессершмиттов-109». Все это дополняется целым рядом донесений об ожесточенном огне немецкой зенитной артиллерии, действия которой в дневных условиях были особенно сокрушительны по тихоходным ТБ-3.
Трудно сказать, гибель каких именно ТБ-3 я видел тогда, 30-го в середине дня, над Бобруйским шоссе. По донесениям, в этот день сюда ходили и понесли потери 1-й и 3-й тяжелые бомбардировочные полки, летавшие на ТБ-3.
Входивший в тот же 3-й авиакорпус 212-й бомбардировочный полк, судя по донесениям, примерно в это же время — с 15.30 до 16.30 — бомбил немецкие мехчасти юго-западнее Бобруйска и переправу через Березину.
Из этого полета из двадцати шести машин не вернулось на аэродром девять, причем два экипажа с погибших машин, как впоследствии выяснилось, спаслись.
Таким образом, то, что я видел тогда, двадцать пять лет назад, было лишь частью общей трагической картины, которая развернулась в этот день в небе над Бобруйском.
Приведу несколько отрывков из документов, дающих представление о разных подробностях этой картины.
«Из четырех кораблей, не вернувшихся с боевого задания 30-го, прибыл вчера зам. командира эскадрильи старший лейтенант Пожидаев, который официально доложил следующее:
а) корабль Пожидаева произвел взлет с аэродрома Шайковка в 16.18. Задание выполнено. Время бомбометания 18.05. с высоты 1000 м. В районе цели корабль был атакован истребителями типа „мессершмитт-109“. Корабль сгорел. Командир корабля Пожидаев выпрыгнул на парашюте, получив ранение в ногу и ожог лица. Остальной состав экипажа погиб.
По докладу командира корабля Пожидаева, второй ведомый корабль был также сбит истребителями. Корабль сгорел. Четыре человека из экипажа выпрыгнули на парашютах. Последствия неизвестны. Остальной состав экипажа погиб.
О двух последних кораблях, не вернувшихся с задания, никаких сведений нет».
«…30.VI лейтенант Тырин получил боевое задание разрушить речную переправу у города Бобруйск. Вылетев на боевое задание днем, экипаж встретил в районе цели сильный огонь артиллерии. Несмотря на это, командир корабля упорно шел на выполнение задачи. Получив сильное повреждение, экипаж все же боевую задачу выполнил… Капитан Прыгунов, несмотря на сильный огонь зенитной артиллерии и преследование истребителей противника, вывел горящий самолет на свою территорию и посадил его. И этим спас жизнь всему экипажу».
Кто знает, может быть, какой-то из этих документов составлен на основе доклада одного из тех летчиков, которых мы везли на своей полуторке в Могилев? Не берусь утверждать, что это так, но похоже. Во всяком случае, у капитана Прыгунова, как это видно из его боевой характеристики, тоже был орден Красного Знамени за финскую войну, как и у того летчика-капитана, которого мы везли…
В донесениях бомбардировочных авиаполков, действовавших над районом Бобруйска, встречается несколько упоминаний о сбитых «мессершмиттах». Как ни велико было неравенство в силах между «мессершмиттами», имеющими скорость 540, и ТБ-3, имеющими скорость 180 километров, все-таки в этой разыгравшейся в воздухе трагедии не все немецкие истребители остались безнаказанными. Очевидно, это следует объяснить мужеством хвостовых стрелков на наших бомбардировщиках: даже в безнадежном положении, с горящих самолетов, они продолжали вести огонь и иногда сбивали тех немцев, которые, рассчитывая на полную безнаказанность, приближались вплотную к подбитым, дымящимся бомбардировщикам.
