Ознакомительная версия.
В процесс Холокоста были вовлечены сотни тысяч немцев: эсэсовцы из Главного административно-хозяйственного управления СС (руководитель – обергруппенфюрер СС и генерал войск СС, министериальдиректор в имперском министерстве внутренних дел Освальд Поль), строители, возводившие бараки, газовые камеры и крематории, чиновники обычной полиции, составлявшие списки евреев данного района, служащие железных дорог, перевозившие несчастных к месту их гибели, многочисленные охранники и офицеры администрации лагерей из частей СС «Мертвая голова», государственные служащие (не из числа гестаповцев), оформлявшие разного рода документацию, служащие банков, принимавшие на особые счета и в хранилища изъятые у жертв деньги и драгоценности, вплоть до вырванных изо ртов трупов платиновых и золотых зубов.
Иначе говоря, на протяжении ряда лет функционировала хорошо отлаженная государственная машина массового уничтожения людей, где каждое звено, каждый винтик был на своем месте. К приведенному выше далеко не полному перечню можно добавить квалифицированных инженеров, конструировавших те же газовые камеры, печи крематориев, «костедробилки», «газвагены» (в России их называли «душегубками»), химиков из «ИТ Фарбен», создателей сильнейших отравляющих веществ «циклон» и «зарин», дипломированных врачей, проводивших бесчеловечные, чудовищные эксперименты на еще живых людях…
Сотни тысяч не могли появиться на свет патологическими садистами. Совсем недавно они были обыкновенными, трудолюбивыми немецкими рабочими, крестьянами, бюргерами, мирными гражданскими специалистами.
Как показали допросы после войны бывших сотрудников и охранников лагерей смерти, никто из них не испытывал по отношению к жертвам ни ненависти, ни сожаления. Они работали так же спокойно и деловито, как крестьяне пропалывают огородные грядки от сорняков. Потому что нацистская пропаганда сумела и успела вбить в их головы, что если, к примеру, славяне были «унтерменшами» («недочеловеками»), то евреи вообще не принадлежали к роду людскому.
Председатель высшего партийного суда НСДАП, рейхслейтер и обергруппенфюрер СС Вальтер Бух (близкий друг Адольфа Гитлера и тесть Мартина Бормана) высказался в этой связи предельно сжато и выразительно: «Еврей – не человек, а просто некое явление, носящее характер разложения».
Теперь понятно, что никто из сотен тысяч, причастных к убийствам евреев, не ощущал, не осознавал и тем более не признавал себя преступником. Их страшное дело было освящено нацистской партией, государством, фюрером и рейхсканцлером Адольфом Гитлером.
О своем принципиальном антисемитизме Гитлер открыто заявил еще в программе НСДАП – пресловутых «Двадцати пяти пунктах» и развил эту тему в своей книге «Моя борьба». Разумеется, о физическом истреблении евреев в этих документах не было и намека. Пока речь шла всего лишь об избавлении Германии и немцев от «еврейского засилья» в банковском деле, торговле, иных сферах деятельности. До Освенцима и Треблинки должно было пройти время, созреть будущие исполнители кошмарного замысла. Действительно: одно дело – малевать на витринах магазинов, принадлежащих евреям, «звезды Давида» и оскорбительные надписи и совсем другое – хладнокровно убивать малолетних детей, их родителей, бабушек и дедушек.
Необходимо сделать одно важное разъяснение, хотя для автора и малоприятное. Целые послевоенные поколения западных обывателей, особенно в США, убеждены, что чуть ли не единственным преступлением Гитлера и нацистов было «плохое обращение с евреями».
Между тем Адольф Гитлер и его клика подготовили и развязали самое страшное побоище в истории человечества – Вторую мировую войну, которая унесла жизни, по самым скромным подсчетам, около ПЯТИДЕСЯТИ ПЯТИ МИЛЛИОНОВ человек, из которых около СОРОКА ДЕВЯТИ МИЛЛИОНОВ были не евреи. Люди всех национальностей, в том числе и несколько миллионов немцев. И большая часть из них погибла не на поле брани, а в тех же концлагерях, при бомбардировках, при массовых расстрелах мирных жителей на оккупированных немцами территориях.
Именно это и было основным обвинением, предъявленным главным немецким военным преступникам на Суде Народов в Нюрнберге.
Это, конечно, нисколько не уменьшает непреходящую боль еврейского народа. Но нельзя сбрасывать со счетов, что германский нацизм нес гибель от пуль палачей, голода, холода, болезней всему человечеству. По хорошо просчитанному и продуманному плану только славянское население Советского Союза должно было быть сокращено на ТРИДЦАТЬ МИЛЛИОНОВ человек. В той же Республике Беларусь каратели кроме местных евреев столь же безжалостно уничтожили каждого четвертого белоруса. Оставшиеся в живых (точнее, оставленные) должны были стать рабами новых господ – германских поселенцев, большей частью – эсэсовцев.
…Но вернемся к еврейской проблеме. Примечательна уже сама хронология событий.
1933 год. Первые несколько недель после назначения Адольфа Гитлера рейхсканцлером нацисты заняты реальным захватом власти и расправами над своими политическими противниками. Логично. Вроде бы им не до евреев. Действительно, не до евреев. Целых два месяца. Но уже 1 апреля мелькнула первая ласточка: нацисты успешно провели общегерманский бойкот магазинов и предприятий, принадлежащих евреям. Несколько десятков профессоров-евреев были изгнаны из университетов.
Ровно через неделю – 7 апреля – был введен в действие «Закон о государственной службе», иначе называемый «Арийским законом». Отныне евреям не было места на государственной службе даже в качестве курьеров.
1934 год. 15 сентября. В один день два важных события. Между собой тесно связанных.
Как часть германского национального флага официально утверждена свастика. Отныне национальный флаг – один из символов государства – стал также и символом арийской расы.
В тот же день были приняты Нюрнбергские законы о гражданстве и расе. Первый из них вводил различия между «гражданами рейха» и «лицами, принадлежащими к государству». Гражданами признавались только лица, способные документально подтвердить, что в их венах течет незамутненная немецкая кровь. Гражданам предоставлялись все права, которые еще сохранялись в Германии после прихода нацистов к власти. Евреи оставались «лицами, принадлежащими к государству», то есть бесправными.
Второй закон – «Об охране немецкой крови и немецкой чести» – запрещал не только браки между немцами и евреями, но даже внебрачную интимную близость.
На основании Нюрнбергских законов было принято множество подзаконных актов и правил, унижающих и оскорбляющих немецких евреев. Однако речи о физическом уничтожении полумиллиона человек еще не шло.
Многие евреи, прежде всего зажиточные, уже начали покидать страну. Но не свободно, а за деньги. И немалые. Еврейские предприниматели, владельцы магазинов, какой-либо недвижимости, эмигрируя, лишались большей части своего имущества. Оно безвозмездно «огосударствливалось».
Главные события стали разворачиваться в последние месяцы 1938 года. В приграничных с Польшей районах Германии издавна проживало довольно много польских евреев, в основном мелких ремесленников и торговцев. В октябре польское правительство издало постановление, по которому все польские паспорта объявлялись недействительными, если их владельцы в течение ближайших примерно трех недель не получат в них какие-то особые отметки. Германский МИД решил (возможно, не без оснований), что таким образом Польша хочет избавиться от польских евреев, проживающих в Германии.
Но решительные меры в качестве ответа полякам предпринял не МИД, а Рейнхард Гейдрих. По его приказу 17 тысяч польских евреев были арестованы, посажены в поезда и отправлены к границе. В ночь с 28 на 29 октября эсэсовцы ударами плетей заставили первую партию депортируемых, успевших взять с собой только самые необходимые вещи, перейти границу. Вначале несчастные попали под пулеметный огонь польских пограничников, когда же они, естественно, кинулись назад, то попали под огонь уже пограничников немецких.
Под перекрестный огонь попал и погиб (по другой версии, только тяжело ранен) портной Грюншпан, проживавший в Ганновере с 1911 года. Узнав о семейной трагедии, семнадцатилетний сын Грюншпана Хершель, учившийся в Париже, купил пистолет, направился к посольству Германии и пятью выстрелами в упор убил первого же попавшегося ему на глаза немецкого дипломата. Им оказался третий секретарь посольства Эрнст фон Рат. По злой иронии судьбы Рат, как выяснилось позднее, придерживался оппозиционных, антинацистских взглядов.
Это был тот самый случай, какого только и ждал один из самых влиятельных нацистов, гаулейтер Берлина и министр пропаганды Геббельс. Его огромная пропагандистская машина сразу же заработала на полный ход. Ведущая берлинская газета «Фелькишер беобахтер» («Народный обозреватель») уже на следующий день напечатала многозначительную фразу: «Вполне очевидно, что немецкий народ сделает из этого события соответствующий вывод».
Ознакомительная версия.
