Ознакомительная версия.
Особенно высокая смертность пленных как в немецком, так и в советском плену объяснялась тем, что и вермахт, и Красная Армия сражались на пределах своих возможностей и испытывали острую нехватку продовольствия. Численность германской сухопутной армии на Восточном фронте в 1941 года составляла 3,3 млн человек, и она захватила в плен 3,9 млн красноармейцев. Прокормить такое количество людей на протяжении хотя бы нескольких месяцев, до переброски их в тыловые лагеря в Польше и Германии, немцы не могли. Существовал приказ Главного командования германских сухопутных сил о том, что коменданты пересыльных лагерей могли забирать на нужды пленных до 20 % продовольствия у проходящих немецких частей, но в условиях резкого дефицита продовольствия у вермахта этот приказ остался на бумаге. Оккупированные советские территории также испытывали острый дефицит продовольствия, характерный для многих из них еще в довоенное время и усугубленный изъятиями, осуществленными германскими оккупационными войсками для нужд армии и Рейха. Быстро же перебросить пленных в тыл не позволяло то, что транспорт использовался прежде всего для нужд фронта. В результате пленные в массовом количестве умирали от голода и эпидемий, а также во время непосильных пеших переходов, особенно в условиях зимы. В результате из 3,9 млн советских пленных к весне 1942 года в лагерях находилось только 1,1 млн выживших. Несколько сотен тысяч было освобождено из лагерей и зачислено на службу в вермахт или оккупационные органы, некоторое число пленных бежало, а более 2 млн погибло. Поскольку Советский Союз не подписал Женевскую конвенцию об обращении с военнопленными, Германия отказалась распространить ее действие на советских пленных. В начале войны советская сторона заявила, что будет придерживаться правил обращения с пленными, за исключением пунктов об обмене списками пленных и получении пленными посылок через Красный Крест. Германия на такое выборочное использование конвенции не согласилась и заявила, что не считает себя связанной условиями Женевской конвенции в обращении с советскими пленными, и, в частности, широко использовала их подневольный труд, не соблюдая установленные конвенцией нормы снабжения продовольствием. Только к лету 1943 года калорийность пайка советского военнопленного, занятого в металлургической или горнорудной промышленности в Германии, достигла 2100 килокалорий. А в августе 1944 года нормы снабжения военнопленных и иностранных рабочих были уравнены с нормами снабжения немецкого населения. Но до этого времени дожило уже не так много советских пленных.
Чистый призыв в Красную Армию, за вычетом возвращенных в народное хозяйство, можно оценить в 42,9 млн человек. В Германии, включая армию мирного времени, общий призыв составил 17,9 млн человек. Из них примерно 2 млн человек были отозваны обратно, в первую очередь для работы в промышленности, так что чистый призыв составил около 15,9 млн человек, или 19,7 % от общей численности населения Рейха в 80,6 млн человек в 1939 года В СССР же доля чистого призыва могла достичь 20,5 % от населения на середину 1941 года, оцениваемого в 209,3 млн человек. Официальные данные о числе мобилизованных в Красную Армию были значительно занижены за счет того, что значительная часть красноармейцев была мобилизована непосредственно в части и не попала в данные централизованного учета мобилизованных. Например, только Южный фронт в сентябре 1943 года призвал непосредственно в части 115 тыс. человек. Этот призыв продолжался вплоть до последних дней войны – за счет освобожденных «остарбайтеров» и военнопленных. Среди таких необученных призывников, многие из которых призывались с оккупированных территорий и считались как бы людьми «второго сорта», безвозвратные потери были особенно велики, и учет их – наиболее плохим.
Количество погибших красноармейцев можно также оценить на основании банка данных при Музее Великой Отечественной войны на Поклонной горе. В середине 1990-х годов он содержал персональные поименные данные на 19 млн военнослужащих, погибших или пропавших без вести в ходе войны. Сюда были включены не все погибшие, о чем свидетельствуют и неудачи десятков граждан, обратившихся в первые дни существования музея с запросами о судьбе своих без вести пропавших родных и близких, и в то же время многие люди были упомянуты в банке два и более раз. Практически невозможно поименно установить всех погибших на войне, полвека спустя после ее окончания. Из примерно 5 тыс. погибших советских военнослужащих, чьи останки были найдены поисковиками России в середине 90-х годов и чью личность удалось установить, около 30 % не числились в архивах Министерства обороны и не попали поэтому в компьютерный банк данных. Если предположить, что 19 млн попавших в этот банк составляют примерно 70 % всех погибших и пропавших без вести, их общее число должно достигать 27,1 млн человек. Из этого числа надо вычесть примерно 2 млн выживших пленных и примерно 900 тыс. вернувшихся к своим окруженцев. Тогда общее количество погибших солдат и офицеров можно исчислить в 24,2 млн. Однако данный подсчет неточен, поскольку нельзя сколько-нибудь точно определить как долю безвозвратных потерь, не попавших в банк данных, так и число записей-дуплетов. Поэтому более близкой к истине следует считать цифру в 26,9 млн погибших в рядах советских вооруженных сил. Следует сказать, что это лишь вероятностная оценка и ее точность составляет плюс-минус 5 млн человек. Однако вряд ли мы когда-нибудь сможем подсчитать потери Красной Армии точнее.
Эта цифра получается, если взять официальную цифру всех безвозвратных потерь, включая уцелевших пленных и окруженцев, в 11 144 тыс. человек и принять, что эта и есть та треть от реальных безвозвратных потерь, которая состояла на персональном учете. Из них надо исключить 1 658 тыс. умерших от ран, болезней и несчастных случаев и расстрелянных трибуналами и покончивших с собой. Если полученное число умножить на 3 и вычесть 2776 тыс. вернувшихся пленных и пропавших без вести и опять прибавить 1658 тыс. погибших, то получится, что всего погибло около 27 340 тыс. военнослужащих Красной Армии. Отсюда надо вычесть примерно 250 тыс. советских военнопленных, оказавшихся в эмиграции. Общее число погибших уменьшится до 27 090 тыс., что почти совпадает с нашей оценкой в 26,9 млн погибших советских военнослужащих.
Общие же потери – и военного, и гражданского населения СССР – можно оценить в 42,7 млн человек, исходя из оценки ЦСУ, сделанной в начале 50-х годов, численности населения СССР в конце 1945 года в 167 млн человек, из естественного и механического прироста населения в 1945–1946 годах, в том числе за счет увеличения советской территории, благодаря чему численность населения должна быть уменьшена до 166,6 млн человек, и из оценки ЦСУ, сделанной в июне 41-го, населения СССР на начало 1941 года в 198,7 млн человек. Принимая во внимание повторный пересчет, который успели сделать только по Молдавии и Хабаровскому краю, это последнее число следует увеличить на 4,6 %. Следовательно, численность советского населения к началу войны можно считать 209,3 млн человек. Потери мирного населения можно оценить в 15,8 млн человек, вычтя из 42,7 млн человек военные потери в 26,9 млн человек. Эти люди стали жертвами репрессий германских властей (только в ходе «окончательного решения еврейского вопроса» было уничтожено около 1,5 млн советских граждан), погибли в ходе боевых действий, а также от голода и болезней как на оккупированной, так и на неоккупированной территории, в частности в блокадном Ленинграде. Также некоторая часть мирных жителей стали жертвами репрессий со стороны советских властей. Число жертв во время депортации «наказанных народов» и смертность в ГУЛАГе можно оценить не менее чем в 1 млн человек. Следует указать, что цифра потерь Красной Армии определена нами с большей степенью точности, чем общая величина советских потерь и, соответственно, величина потерь мирного населения. Если когда-нибудь численность населения СССР на середину 1941 года будет определена меньше, чем 209,7 млн человек, на соответствующую величину уменьшится и число жертв среди мирного населения.
Следует также подчеркнуть, что в Красной Армии число убитых и число раненых были близки друг к другу. Точное число раненых в советских вооруженных силах установить довольно затруднительно, поскольку в разных источниках фигурируют разные цифры, и не всегда понятно, к какой категории раненых относится та или иная цифра. Возможно, что ближе всего к истине цифра в 19,7 млн раненых. Она получается, если мы возьмем данные о том, что в результате ранений было уволено из армии 16 % раненых. Эти данные содержатся в отчете 1946 года о работе тыла в годы войны. Если взять данные о числе уволенных по ранению красноармейцев из «Грифа секретности снят» в 3050,7 тыс., то получится общее число раненых в 19 066,9 тыс. Правда, если мы возьмем данные «Грифа» о числе умерших от ран – 1104,1 тыс. человек и предположим, что умершие от ран составляют 6,5 % от общего числа раненых, как это показано в отчете 1946 года, то общее число раненых получится всего лишь 16 986,2 тыс. Но мы предполагаем, что цифра уволенных инвалидов более надежна, так как если занижали, то в первую очередь – число умерших от ран. При этом речь фактически идет о числе ранений, а не раненых, так как многие бойцы были ранены более чем один раз. Число больных, показанное в «Грифе секретности снят» в 7 641,3 тыс. человек, из которых 86,7 % вернулись в строй, кажется мне близкой к истине (по данным отчета 1946 года, в строй вернулось более 85 % больных). В этом случае общее число раненых и больных можно оценить в 26 708,2 тыс. человек. При этом число раненых оказывается даже меньше числа убитых на поле боя, составившего, по нашей оценке, 22,34 млн человек. Соотношение получается не 3:1, как традиционно считается, а 0,85:1. Этот парадокс легко объясним. У раненых было мало шансов, что их вынесут с поля боя, и большинство из них умирало, так и не дождавшись помощи. Как отмечается в отчете 1946 года, «потери санитаров-носильщиков в некоторых соединениях достигали 80–85 % убитыми и ранеными от огня противника». Ясно, что при таких потерях среди санитаров не меньшие потери были и среди атакующих, так что большинство раненых не могли вынести с поля боя. К тому же, в отличие от вермахта, в Красной Армии значительную часть санитаров-носильщиков составляли женщины, которым очень трудно было вытащить на себе раненого бойца. Женщин направляли в санитарки для того, чтобы высвободить мужчин в качестве активных штыков для участия в атаках.
Ознакомительная версия.
