Ознакомительная версия.
И вот на следующий день я повез Машу и Ваню в школу. Маша откровенно торжествовала. Она, кажется, до самого последнего момента не верила в свою удачу.
– Послушай, Маша, – сказал я. – Валера этот свое, конечно, получит. Но неужели тебе его даже ничуточки не жалко? Может, он хороший? Ну бывает, ошибся. Поправим…
– Нет, мне его не жалко, – сказала Маша. – Я ему даже списывать не даю.
– А кому даешь?
– Ну… – замялась она. – Одному мальчику даю.
Я не стал расспрашивать еще и про этого мальчика, чтобы, во-первых, не расстраиваться еще больше, а во-вторых, чтобы не пришлось разбираться еще и с ним.
Валеры еще не было. Но была учительница. Я спросил ее, кто это – Валера.
– А-а-а, – сказала она, – пойдемте поговорим. Мы зашли в пустой полутемный кабинет, я сел на учительское место, и она рассказала, что Валера и правда очень сильно влюбился в Машу.
– Он ничего не скрывает от родителей, – сказала она. – У него хорошие родители. Они никогда, например, не настаивают, что их мальчик во всем прав. И он им рассказал, что он любит Машу. Он не знает, что ему делать.
– Он знает, – сказал я. – Он ущипнул Машу за попу. Учительница приняла это известие очень близко к сердцу, так что я даже был ей сильно благодарен. Она сказала:
– Я поговорю с ним, обязательно.
– Да нет, – сказал я, – не надо, я сам с ним поговорю.
– Может, лучше я? – спросила она. Я не согласился.
Как только мы вышли из кабинета, ко мне подбежал Ваня с известием о том, что он сию секунду прошел четвертый уровень новой версии «Пиратов Карибского моря». Он потребовал, чтобы я пошел с ним – он хотел показать, как это делается. А я хотел посмотреть.
Когда я вернулся к тому кабинету, все было кончено. Учительница выходила из него, там оставался мальчик в желтом свитере, в очках, коротко стриженный, немного лопоухий, мне показалось. Я все-таки собирался сказать ему все и даже еще чуть-чуть прибавить.
Он сидел, уткнувшись глазами в парту. Когда я вошел, он поднял глаза – и плечи его стали вздрагивать.
– Вы Машин папа, да? – спрашивал он сквозь слезы. – Я понял… Я понял все…
Он положил локти на стол, голова упала на руки.
– Держись, парень, – сказал я ему.
– Я держусь, – еле слышно ответил он.
«Разве ты не видишь закат?»
В школе у Маши объявили праздник осени. Осень и правда была в самом разгаре. Я совершенно не понимал, почему, как утром ни выйдешь на улицу – там все еще ранняя осень. Уже вообще-то ноябрь был по календарю, и приближался праздник Великого Октября, который я помню в лучшем случае по подмороженным лужам, а в худшем – по хлещущему в подмороженное лицо мокрому снегу.
Я не понимал, что это за осень такая, и только радовался ей. Маша должна была радоваться на празднике. Им сказали, что праздник будет состоять из огромного количества конкурсов: рисунка, поделок из природных материалов, изготовления осеннего салата, осеннего букета, чтения стихов про осень, ну и все, кажется. А, еще конкурс Мисс Осень-2008, как же я мог забыть.
Сначала Маша нарисовала осенний рисунок: море, солнце и огромного кита, заслоняющего собой солнце.
– Маша, – спросил я, – а почему ты думаешь, что это осенний рисунок?
– Потому, – ответила девочка, – что все это происходит на закате. Разве ты не видишь?
Я долго ругал себя за то, что заката-то и не заметил. А он ведь и в самом деле был. И правда, был закат.
Картину Маша с мамой сделали из листьев. Это были разные листья – клена, ясеня, березы. Рамка – в виде еловых веточек. Трава – из маленьких листочков кипариса. На это ушли два или даже три вечера. За это время некоторые листья существенно подсохли, и общее впечатление от картины, на которой вообще-то неясно было, что изображено, кроме этих листьев… такое, в общем, было впечатление, что хотелось трагически вздыхать. Да еще эта рамка из еловых веточек… В общем, это была картина с настроением. И это было такое настоящее тоскливое осеннее настроение.
Потом наступила очередь осеннего салата. Маша придумала, что его надо назвать тортом. Она сделала свой первый в жизни салат или уж торт, я не знаю. Там были, значит: слой картошки – слой майонеза, слой моркови – слой майонеза, слой яичного белка – слой майонеза… И желтком надо посыпать сверху.
– Маша, – говорю я, – зачем столько майонеза? Отравиться же можно таким количеством майонеза.
– Потому что это слоеный торт, – говорит она. – Надо много слоев. По-другому не получится. Я уже думала над этим.
– А почему не сметаны, например? – спросил я. – Натурального продукта. Ты же сметану любишь, по-моему.
– Нет, папа, я давно уже люблю майонез, – расстроенно ответила Маша.
Расстройство было связано, естественно, не с тем, что она вдруг полюбила майонез, а с тем, что я и не подозревал об этом.
Из коры дерева Маша сделала вазу и поставила в нее голые осенние веточки. И снова что-то такое накатило на меня при виде этих веточек… Не по-детски осеннее. Вернее, уже даже из осенне-зимнего сезона. В общем, вазу я хотел оставить дома, чтобы кручиниться при ее виде. Но Маша и ее унесла в школу.
Платье на ней было бежевое, я привез из Италии года два назад. Очень велико тогда оказалось – к счастью. Его теперь обшили какими-то бантиками, тоже осеннего вида.
На голове у Маши был венок из осенних листьев. Ну, кажется, все. Ничего больше нельзя было сделать, чтобы при одном взгляде на Машу не начать думать об осени даже лучше, чем она заслуживает.
Учительница по сценической речи сказала Маше, что она – фея утренней росы. Это было убедительно. Потому что это было как-то обтекаемо.
Стихотворение она мне прочитала утром. Перед тем как пойти в школу. Главное, что без единой запинки, решил я. А ведь это было длинное стихотворение, даже очень. Мне показалось, что в нем не хватает души, но о душе еще очень рано было думать: половина восьмого утра была.
Маша заняла третье место. Ее обошли одна девочка и один мальчик. У них был только конкурс чтецов. Все остальное у них просто приняли, так сказать, к сведению. Особенно салаты.
Я сказал Маше, чтобы она не расстраивалась, не убивалась, чтобы держала себя в руках. Что дальше и не такое будет, что это жизнь…
– Папа, ты о чем? – переспросила меня Маша. Она была искренне удивлена.
– Ты что, не расстроилась? – спросил я.
– Нисколько!
– А почему?
– Потому что за это домашнее задание оценок в школе все равно не ставили, – сказала она.
У Вани был день рождения. Этот светлый праздник он решил отпраздновать в своем любимом развлекательном центре. Он долго и придирчиво выбирал анимационную программу, а из пожеланий ко мне у него появилось только одно: позвать Настю Добрик. Эта девочка сутью соответствует своей фамилии, они дружат много лет, с изумлением находят друг друга в разных детских садах, но все-таки я сомневался, когда звонил Настиной маме, чтобы позвать ее с дочкой на этот день рождения.
Дело в том, что до этого я попытался позвать еще одного мальчика, которого тоже – правда, как-то вскользь – упомянул Ваня. Но я хотел, чтобы моему мальчику было хорошо, я позвонил его маме в уверенности, что ее мальчику тоже будет неплохо.
И она сразу спросила, откуда у меня ее телефон, разговор оборвался, и больше я к нему возвращаться никогда не буду и Ване, который погорячился, тоже не посоветую.
Впрочем, Ваня тут, конечно, совершенно ни при чем – он имеет дело не с мамой приятеля, у которой сработали все материнские инстинкты и уже не отпустили а со своим приятелем и, слава богу, никогда не узнает про этот короткий телефонный разговор.
По крайней мере, понятно, почему я нервничал, когда звонил маме Насти Добрик.
– Боже! – сказала она. – Спасибо! Они так любят друг друга! Что же ему подарить-то?!
Тут как раз никакой загадки не было. В одном детском магазине лежали еще пока, я точно знал, два лазерных меча героев «Звездных войн». Один такой меч у Вани уже был, мы выбирали его вместе, и я видел его дрожащие руки, какими он принимал этот меч из моих дрожащих рук.
И на следующий день Ваня получил второй меч из дрожащих рук Насти Добрик. К этому времени он был уже в развлекательном центре и весь был уже в этих картонных коробках, которые должен был немедленно открыть, но у него не было времени, у него катастрофически не было времени. Уже надвигались на него люди в американском камуфляже, которые должны были взять Ваню и его гостей в плен и не выпускать из зала игровых автоматов, пока не стемнеет, то есть часа по крайней мере два.
Они набросились на детей, скрутили их и увели в развлекательный центр. И больше мы их не видели. Я пошел в какой-то момент искать Ваню и их, нашел всех, но Ваня таинственным образом исчез. Парень вырвался из плена и пропал где-то там же в зале. Он не участвовал в общих играх в его честь, и его отсутствие не сразу, между прочим, было замечено, и даже Настей Добрик.
Ваня, этот парень, опять вдруг выросший… Это я вдруг опять в этот день увидел, как он вырос, и мне стало опять грустно, потому что я понимаю, как стремительно уходит лучшее время в его жизни, да и в моей тоже, когда он еще может с разбегу с расстояния в пять шагов прыгнуть на меня, не думая о том, что может и не долететь и расшибиться, – а зачем ему думать об этом, если об этом думаю я? – и потом, обняв так, что дышать вообще-то нечем, и вжавшись в меня, повторять и повторять: «Папочка, папочка…» И всего-то вы три дня не виделись… или неделю.
Ознакомительная версия.
