Ознакомительная версия.
Почти такая же картина получится, если сравнить количество офицеров из дворянских семей в эти два выбранных года. В 1860 году в армии служило 4286 офицеров-дворян (в 1843 году их было 4230), а после того, как офицерский состав был увеличен почти вдвое, к 1869 году их должно было бы стать около 8400. Однако в действительности их было только 5455. Сразу же после увеличения численности и реорганизации армии в 1860—1861 годах командиры полков, которые «закостенели в своих устарелых взглядах на отбор молодых офицеров, противились расширению социальной прослойки, к которой могли принадлежать кандидаты». Воинские части должны сделать все от них зависящее – такое мнение высказал генерал фон Ведер, командующий I армейским корпусом, в своем письме к Мантейфелю. И как показывают цифры, именно этим они и занимались. Результат был таков, что даже Вильгельм I, который был инициатором реорганизации, приведшей к столь далеко идущим последствиям, пожаловался в начале 1870 года, что «во многих гарнизонах поведение молодых офицеров заметно испортилось», и посчитал своим долгом обратить внимание на то, что ничто не может заменить полученного в семье воспитания, врожденной порядочности и, по возможности, традиций офицерства, передающихся сыновьям от отцов и дедов. «Это унижает армию, которой он обязан всем, поскольку, принимая недостойных офицеров-кадетов, полковой командир подрывает репутацию офицерства как класса».
Подобные призывы были, разумеется, пустой тратой времени. Потребности превысили то количество, которое мог обеспечить «старый прусский контингент», и полковым командирам ничего не оставалось, кроме как «делать все от них зависящее», прибегая к нетрадиционным источникам офицерских кадров. Во время войны 1870—1871 годов даже Вильгельм I признал, что не может требовать от армейского командования, чтобы они «взяли офицеров из ниоткуда». В результате ему оставалось лишь возложить на Верховное командование «ответственность за строгое соблюдение офицерами кодекса чести». В то время Пруссию больше всего заботило, как заполнить вакантные офицерские должности. Для этого использовали офицеров ополчения и тех, кто ушел в отставку, но среди них было много таких, «чье прошлое, а также обстоятельства, при которых они оставили службу, делали их кандидатуры неприемлемыми».
В отдельных случаях подобные опасения были оправданны, но, тем не менее, победоносная война 1870—1871 годов показала, что новое, не принадлежащее к социальной элите офицерство способно сражаться и побеждать. Война увеличила потребность в офицерах, что привело к дальнейшему разбавлению прусского офицерского корпуса буржуазией. Однако старомодная фраза «благородное сообщество офицеров» по-прежнему продолжала использоваться – позже мы узнаем, были ли для этого какие-либо основания, – и точно так же в последующие десятилетия постоянно раздавались жалобы на снижение качества молодых офицеров как в социальном, так и в нравственном плане.
Однако каждое из этих требований – «рыцарственности» и продвижения более низких социальных групп – получило определенное признание императора Вильгельма П. В самом начале его правления – характер которого был обусловлен рядом известных деклараций в области социальной политики – он издал приказ, датированный 29 мая 1890 года, в котором говорилось: «Подъем уровня образования нашего народа позволяет расширить социальный слой, из которого можно набирать пополнение для офицерского корпуса. Сегодня на право стать офицером могут претендовать не только лица благородного происхождения – благородство характера во все времена было отличительной чертой офицерского сословия, и так должно остаться и впредь. Но это возможно лишь в том случае, если молодые офицеры будут набираться из тех слоев общества, где честь ценится превыше всего. Будущее моей армии я вижу не только в отпрысках дворянских семей и сыновьях офицеров и государственных служащих, которые по давней традиции служили оплотом нашего офицерского корпуса, но также и в сыновьях достойных буржуазных семейств, воспитавших в своих детях любовь к родине и королю, глубокое уважение к армейской службе и христианскую нравственность».
В действительности император не объявлял о новом источнике для набора офицеров: этот источник использовался уже тридцать лет – со времен Фридриха-Вильгельма III (1808). Существенным было то, что этот источник снова и навсегда признавался безупречным. Важно было также, что монарх из династии Гогенцоллернов заговорил таким демократичным языком не тогда, когда трон под ним пошатнулся, а в момент наибольшего материального благополучия. В этом смысле Вильгельм II действительно объявлял о новом курсе, и его слова были ясно поняты командирами частей и офицерами в целом по всей стране. Дальнейшее увеличение армии и формирование новых подразделений, происходившие в последующие двадцать лет, не оставляли никакой другой возможности для набора необходимого количества офицеров, кроме как обращения к тем социальным классам, которые теперь получили одобрение императора. Был тут и еще один фактор. Зачастую сыновья потомственных военных не хотели продолжать семейную традицию, а предпочитали искать счастья в коммерческой деятельности. В свою очередь дети богатых «выскочек» становились армейскими офицерами, поскольку презирали любой другой вид деятельности, в то время как молодые джентльмены старого типа поступали во флот, где в то время было больше возможностей сделать карьеру.
Поэтому позднее позиция Вильгельма II в определенной степени изменилась, и он снова заговорил о необходимости тщательного отбора кандидатов на офицерские должности. Так, например, в 1902 году его озаботил тот факт, что почти половина принятых на службу унтер-офицеров «принадлежали к тем классам, представительство которых в армии ранее было весьма немногочисленно. В то же время с каждым годом все меньше сыновей офицеров и поместного дворянства идет на службу в пехоту». Лучше иметь небольшой по составу офицерский корпус, состоящий из представителей высших классов, чем присваивать офицерские звания людям, чье происхождение и воспитание делает их непригодными для службы в армии. Такая идея содержалась в каждом приказе о наборе офицеров, что вступало в противоречие с потребностями, которые невероятно возросли вследствие значительного увеличения численности армии.
Хорошим подтверждением этому может быть таблица в приложении 2 из неопубликованного ежегодного отчета инспекторов военных училищ, показывающего социальное происхождение учащихся в последние одиннадцать лет до начала Первой мировой войны. Добавленные к этому сравнительные данные за 1888 и 1899 годы дают общую картину изменений, происходивших в этой области с момента вступления на престол Вильгельма II и до начала войны.
Единственное, что не претерпело никаких изменений, – это количество сыновей фермеров-арендаторов и управляющих имениями. Среди учащихся стало меньше сыновей офицеров и землевладельцев. Количество же тех, чьи отцы имеют университетское образование (группа 3), напротив, увеличилось, особенно после 1911 года, и такой же рост наблюдается для сыновей купцов и предпринимателей, а также мелких чиновников (группа 7) и просто частных лиц, под которыми наверняка подразумеваются торговцы, ремесленники и им подобные, сколотившие себе небольшой капитал и отошедшие после этого от дел. Чтобы дать должную оценку большому увеличению количества отцов с университетским образованием, необходимо знать, какую часть от общего числа составляли государственные чиновники. В документах, к сожалению, мы не находим сведений по этому вопросу, а это позволило бы показать (с учетом статистических данных за 60-е годы), что резкое увеличение числа учащихся, чьи отцы имели университетское образование, происходило не за счет чиновников, а главным образом за счет представителей «свободных» профессий – врачей и юристов. Такие профессии в большей степени принадлежат к миру свободной конкуренции, чем государственная служба, и значительный рост благосостояния и численности населения, наблюдавшийся после образования империи, привел к тому, что количество такого рода профессионалов, равно как купцов и промышленников, сильно возросло.
Но для различных социальных или профессиональных групп вопрос о том, посылать ли им своих сыновей на службу в армию, не всегда определялся их свободным выбором. В действительности, как мы уже видели, экономическая ситуация всегда служила мощным стимулом, и это особенно ясно видно в XIX веке, после того как свободная конкуренция разрушила старые узы сословных ограничений. В течение почти всего века, но особенно в 50-х и 60-х и даже 80-х годах, уровень доходов от крупной сельскохозяйственной собственности рос только с тем, чтобы снова упасть вследствие конкуренции с заграничными производителями, особенно с Россией. Торговля и промышленность также бурно развивались в течение всего XIX столетия, и, несмотря на существенное снижение темпов роста в последние его годы, в начале XX века была достигнута вершина благополучия. Если провести на графике линии, соответствующие развитию этих отраслей, то они окажутся параллельны линии роста количества офицеров. И это не случайное совпадение, а прямое следствие. Если пренебречь влиянием различных противоречащих друг другу факторов, то экономический подъем в конкурентных сферах деятельности должен привести к тому, что профессия офицера – «первого сословия на земле» – станет хотя и не слишком прибыльной, но, тем не менее, почетной. Мотивом для такого выбора могут послужить этические, социальные, патриотические соображения или просто традиция. Экономическое давление ослабляло или полностью исключало подобные мотивы, в зависимости от того, насколько они были сильны. Данные, отражающие социальное происхождение офицерского корпуса Пруссии, где социальные и экономические сдвиги, произошедшие в XX веке, оказались особенно заметными, позволяют сделать выводы, существенно отличающиеся от тех, которые можно сделать, рассматривая этот вопрос лишь под нравственным или политическим углом.
Ознакомительная версия.
