— Не болтайте глупостей. Что они знают?
И тут в припадке отчаянного раскаяния Торчинский поведал о случае в трамвае.
— Вы — законченный идиот, Торчинский, — подвел итог Наум Львович, — вам было жалко рубля, чтобы заплатить штраф.
— Да, но у меня же был билет, — заныл Торчинский. — Я точно помню, что я его покупал. Я еще бросил пятачок, а потом стоял и ждал, кто даст мне две копейки сдачи. Там даже были свидетели, но они почему-то за меня не заступились…
— Эх вы, миллионер задрипанный! Вам только мухоморами торговать на Зацепском рынке. Вы же на большее и не способны. Кретин! Завалить такое дело! Это же надо уметь!
В этом Мулерман был прав: дело, начатое акционерами, разрослось и было поставлено действительно на очень, казалось, прочную основу. В рамках социалистического предприятия — сначала одного, а потом нескольких — существовали самые настоящие капиталистические, частнособственнические мастерские, функционировавшие по всем законам, изложенным в первой части учебника политэкономии.
Для начала в полное соответствие с требованиями была приведена система учета. В лечебно-трудовых мастерских появились новые накладные строгой отчетности. Накладные двух форматов: книжечки побольше и книжечки поменьше.
Доверенное лицо — счетовод Тараканова, племянница главбуха Портнова выписывала представителю магазина товар на накладных старого образца. А после они переписывались на бланках из книжки поменьше. Фиктивные накладные слепо подписывались заместителем начальника мастерских Святским. Начальники цехов, состоящие в акционерном обществе, имели право отпускать товар прямо из цеха, минуя склад и бухгалтерию. Таким образом, скрывались фиктивные акты раскроя.
Акционеры окружали себя проверенными людьми— или уже зарекомендовавшими себя, или родственниками.
Своим человеком был в мастерских некто Бубнов Александр Петрович, родственник Торчинского. Представляя его компаньонам, Торчинский объяснил, что Александр Петрович нигде пока не работает, но что это очень стойкий человек.
— Что значит стойкий человек? — спросил Мулерман.
— Он хорошо держал себя на следствии.
И вскоре Бубнов стал приезжать за товаром в мастерские и развозить его по торговым точкам. Этим же занимался и Вадим, личный шофер Мулермана, отсидевший в свое время за спекуляцию автомашинами и за аферы.
Подбор нужных кадров велся акционерами даже во время отдыха. Бывая в Крыму, на Кавказе или на Рижском взморье, они искали и здесь тех, с чьей помощью можно расширить и сырьевую базу и рынок сбыта. В санатории «Новые Сочи» Мулерман познакомился с Ильей Александровичем Говорухиным. И это знакомство, как и их встреча с Поздницким, оказалось счастливым. Знакомство началось со взаимных похвал местным чебурекам, а закончилось так же — общим интересом к трикотажу. Выяснилось, что Илья Александрович руководит несколькими торговыми точками на Курском вокзале — одном из самых бойких мест в столице. А главное, что Говорухину очень недостает дефицитного трикотажа — свитеров, шарфов, кофточек.
Через знакомых трикотажников Мулерман навел справки о новом приятеле. Ему доложили:
— Имеет дачу в Мамонтовке, автомашину «Волга» шоколадного цвета. Но мечтает о черной «Волге».
— Этот нам подходит, — решил Мулерман.
Трикотажные цехи организуются в других лечебных
мастерских, где акционеры ставят преданных людей. В эти дочерние предприятия продается шерстяное полотно, а доход делится между всеми акционерами. Постепенно трикотажный цех Мулермана перерастает в перевалочную базу. Отсюда идет снабжение оборудованием и сырьем почти всех мастерских психоневрологических диспансеров, больниц, где вырабатывали трикотаж. Снабжение пряжей они также взяли в свои руки. В своем цехе они поддерживали железную дисциплину. «С больных надо строго спрашивать, иначе нельзя», — требовал Торчинский.
Вот, например, докладная записка от механика Губанова на имя Торчинского:
«Прошу удержать с мастера цеха Ворониной за пропажу косынки из цеха во время штопки 52 (пятьдесят две) коп.».
С Ворониной деньги удержаны.
Зачем это нужно, если цех выпускает десятки тысяч неучтенных косынок? К чему вся комедия?
— Люди работают, они могут ошибиться, — строго говорил Торчинский. — Пусть у нас числится недостача одной косынки, все должны видеть, что мы не потерпим разболтанности и разбазаривания продукции.
Акционеры устанавливают связь с предприятиями, которые производят окраску, отделку шерсти, выделяя им соответствующую долю.
— Не экономьте на компаньонах, — учил Мулерман, — не наживайте себе врагов. Лишняя сотня рублей — лишний узелок, который нас с ними вяжет в одно целое.
Мойка шерсти, например, шла через Могилев из артели «30 лет Горсовета». Могилев обеспечил мойку 210 тонн и получил за это пять тысяч рублей. Уже знакомые читателю предприниматели Стацюк и Соловьев за шерстяную и полушерстяную пряжу получили девять тысяч.
Свыше ста сделок Мулерман и Торчинский совершили с работниками магазинов Поздницким и Говорухиным. Мулерман взял на этих операциях семьдесят шесть тысяч, а Поздницкий и Говорухин — около тридцати.
Все рассчитали предприниматели, все учли, обо всем подумали, начиная свое дело. И все-таки они просчитались. И дело здесь вовсе не в этой дурацкой трамвайной истории, в которую по своей жадности влип Торчинский. И не в том клубке шерсти, которую перехватил следователь Крапивин. Просчитались коммерсанты потому, что они открыли свое дело с пятидесятилетним опозданием. Мулерман верно подметил тот факт, что изменился ритм жизни. Но он не увидел или не хотел видеть, как изменились сами люди.
Продавцы трикотажных магазинов, няни из диспансера, уборщицы из мастерских приходили в милицию, в ОБХСС и сообщали о ненормальном положении, о темных махинациях компаньонов.
Мулерман и компания летали на курорты на самых современных самолетах, они покупали новейших марок телевизоры и холодильники. А рассуждали так же, как рассуждали их допотопные предки. Им казалось, что и в наши дни за деньги можно сделать все. Что все покупается и все продается. И действительно, за деньги один из компаньонов, Стацюк, продает, буквально так, свою жену Мулерману.
Деньги он хранил в стеклянных бутылях. Их было четыре. Нашли эти бутыли. Они запечатаны сургучом и стеарином. В чемодане — пачки двадцатипяти и десятирублевок.
Но оказалось, что Мулерман скупал золотые монеты, валюту, ценности. Следствием установлено, что золотых монет, ювелирных изделий с бриллиантами, слитков Мулерман скупил на пятнадцать тысяч рублей. И эти сокровища у экономически подкованного Мулермана не лежали мертвым капиталом. Он то и дело пускал их в оборот, продавал, как только складывалась благоприятная конъюнктура.
Тысячу двести рублей уплатил Мулерман за платиновое кольцо с бриллиантами в девять карат. Пусть полежит, придет и для него время. Шестиконечная звезда с жемчужиной, удивительные золотые серьги. Почему не купить? Пусть полежат. Покупаются золотые монеты царской чеканки. Они задерживаются у Мулермана ненадолго. Сегодня покупает — завтра продает, лишь бы была выгода.
Мулерман относится к числу тех, кто всю жизнь знал только одно — деньги. Трудно найти что-то светлое в его биографии. Правда, когда-то он учился, окончил четыре курса института. Но бросил учебу, стал искать легкую жизнь. Был осужден за крупное хищение государственных ценностей к 10 годам лишения свободы. Освобожден условно-досрочно. Государство предоставляет ему возможность исправиться и встать на правильный путь. А он снова возвращается на тот же путь спекуляции и наживы.
При обысках у него изъято следственными органами тридцать тысяч рублей наличных денег, 23 килограмма золота в слитках, монетах и изделиях. Мулерман только в мастерских вместе с Торчинским и другими лицами присвоили свыше двухсот тысяч рублей.
— Зачем вам столько денег? — спросил его следователь на одном из последних допросов.
— Видите ли, гражданин следователь, я давал себе торжественную клятву: будет сто тысяч, я остановлюсь и выйду из игры. Можете спросить Торчинского, я ему об этом говорил. Я получил эти сто тысяч, но остановиться уже не смог. Вы знаете, как ловят обезьян в Африке для зверинцев? В узкую трубу кладут банан. Обезьяна просовывает туда лапу и хватает плод. К ней подходят люди и берут ее. Вот так и я.
— Ну вот, видите, вы сами пришли к тому, как низко вы деградировали, Мулерман. Вы снова вернулись в первобытное состояние.
— Очевидно, вы правы.
Правосудие свершилось.
Все участники хищений осуждены. Мулерман приговором Верховного суда осужден к высшей мере наказания с конфискацией всего имущества.
В конце марта 1966 года в город Калинин из Ивано-Франковской области приехали на колхозном грузовике Михаил Антосяк и Андрей Костенко. Они привезли в этот северный край полную машину ароматных яблок. Чтобы не стоять, не маяться на рынке, колхозники продали почти весь свой товар тресту столовых и ресторанов. Продали выгодно: выручили без малого тысячу рублей. Выдали им, правда, половину, за остальными просили заехать завтра. Потому и пришлось им задержаться еще на день в Калинине. Из-за одной ночи они не стали даже устраиваться в гостиницу или искать квартиру.
