несколько дней, и её присутствие, казалось, выбивало Деллу из колеи; это был один из немногих случаев, когда Делла проявила хоть какую-то эмоциональную реакцию.
Сосредоточившись на присяжных, Шерил почувствовала утешение в поддержке своего мужа Гэри, который сидел прямо за спинами прокуроров в переполненном зале суда. Она признала, что записала на плёнку два телефонных звонка в феврале 1996 года, потому что опасалась, что Делла может попытаться использовать её "в качестве алиби", а также в надежде, что Делла может "в чём-то признаться" ей. По просьбе полиции она передала две кассеты.
Присяжные услышали, как звонит телефон и обе стороны начали разговор; было жутко подслушивать разговор Деллы. Делла отрицала Шерил какую-либо причастность к наркотикам, была совершенно уверена, что с неё снимут это обвинение, и утверждала, что она действительно не знает, что случилось с Дэррилом. По её словам, приехала полиция, и если бы в то утро она вынесла мусор с кухни, то знала бы, что машина Дэррила стоит в гараже. Как бы то ни было, она понятия не имела, что он всё это время был дома, мёртвый в подвале.
Она пожаловалась Шерил на то, как подлые полицейские допрашивали её часами и не отпускали, хотя у неё болела спина и ей было очень больно. Она считала, что Дэррил покончил с собой в 10:00 утра в воскресенье, но не была уверена. На протяжении всего разговора Делла, казалось, не думала логически или рационально. Она смутно представляла подробности того уик-энда, когда Дэррил якобы застрелился.
Затем присяжные прослушали другую запись; это был разговор сестёр 24 февраля 1996 года, в котором Делла настаивала на том, что она хороший человек, что ей просто нужно, чтобы кто-то её любил. Она рассказала о том, как Бет позвонила в полицию в тот день, когда была готова совершить самоубийство, и упомянула старую женщину в соседнем квартале, которую только что убили. Это было жутко, подумала Шерил, и Делла согласилась. Может быть, убийца ходит на свободе.
Делла жаловалась на то, что СМИ плохо обращаются с ней — без всякой причины выставляют каким-то монстром. Она разглагольствовала, как Ольга позвонила в полицию, просила Шерил не вмешивать в это мать, и недоумевала: почему Ольга так сильно её ненавидит?
— Мой адвокат считает, что у меня нормальная семья, — прошептала Делла, — а я сказала ему, что они не будут мне помогать. Они все только и ждут, чтобы усадить меня на электрический стул. Им всё равно, жива я или мертва.
— Тогда что ты собираешься делать? — голос Шерил затих.
— Вряд ли я представляю угрозы для общества, я же не серийный убийца, — сказала Делла. — Я и мухи не обижу. А они просто говорят, что это сделала я. Но я не представляю опасности для общества. Даже если я убила мужа, это совсем не означает, что я буду грабить банки и убивать других. Если они думают, что я убила мужа, то лучше так не думать. Надеюсь, они не собираются называть меня серийным убийцей.
— Ну, тебе не предъявили никаких обвинений.
— Знаешь, весь день я был как в тумане. Я думала: Боже, я сама едва не умерла. Если бы я не приняла две таблетки, я бы не сидела сейчас здесь и не разговаривала с тобой. Я была бы мертва.
— Это Ольга прервала ваш разговор? — спросил хриплым голосом Кросвелл на перекрёстном допросе.
— Да, — ответила Шерил.
— Итак, позвольте мне прояснить ситуацию. Вы с матерью решаете между собой, совершила ли ваша сестра преступление, верно?
— Нет. Мы этого не решали.
— Значит, вы случайно подключили диктофон к телефону?
— Нет.
— Это ваша мать, очевидно, звонила доктору Суториусу, верно?
— Мне кажется, он звонил ей.
— Да. Ваша мать страдает от помешательства. Не так ли?
— Я так не думаю.
— Итак, она звонит и рассказывает доктору Суториусу Бог знает что, верно?
— Меня там не было. Я не знаю.
— Как звали вашу сестру, которая на днях давала интервью по телевидению? Она сейчас здесь? Та противная на вид, с длинными волосами. Как её зовут?
— Донна.
— Донна. Она прилетела из Калифорнии, чтобы дать интервью на телевидении, верно?
— Я не знаю. Спросите у неё.
— Я должен её спросить, — фыркнул Кросвелл. — А где ваша мать?
— Она в Англии.
— Когда она звонила и спрашивала, что сказала Делла по телефону, откуда она звонила?
— Из Флориды.
— Флорида. Другими словами, ваша мать, которая страдает от помешательства, живёт во Флориде, но решает ради этого судебного процесса уехать в Англию, верно?
— Нет.
— Что она делает в Англии? Держу пари, её посвящают в рыцари? — усмехнулся он. — Она собирается получить какую-то награду от короля, верно?
— У неё брат умер. Она на его похоронах.
— У неё брат умер. Это вы так говорите, верно? И каким же дерьмом она напичкала доктора Суториуса?
— Я не знаю.
— Она звонила и говорила, что за Деллой 25 трупов или что-то в этом роде, говорила ему, чтобы он вёл себя осторожно. И знаете, на что я готов поспорить? Держу пари, если Делла не смогла довести доктора Суториуса до ручки, то ваша мать точно бы довела.
Скотт Кросвелл подробно разобрал записи разговоров и попросил Шерил объяснить каждое утверждение, описав контекст комментария о "я сама едва не умерла" как отождествление Деллы с самоубийством Дэррила. Кросвелл интерпретировал эту фразу так: Дэррил покончил с собой, и теперь Делла тоже может покончить с собой. Но с Шерил это не сработало.
Он пытался привлечь к разбирательству Ольгу и Шерил, но последняя не собиралась защищаться. Сейчас в суде разбирается дело Деллы, а не Шерил. Её ответы были краткими, а сама она была хладнокровной, спокойной и собранной, независимо от того, насколько унизительным становились вопросы Кросвелла.
При допросе Кункель спросил Шерил о сострадании Деллы к смерти мужа. Шерил сказала, что сестра, похоже, вообще не думала о смерти Дэррила; её больше волновало, как почистить зубы.
Процесс отправления правосудия, полностью запечатлённый телеканалом "Court TV" и его командой нетерпеливых аналитиков, не занял много времени в деле "Государство против Деллы Данте Суториус".
В перерывах между репортажами из трибунала по военным преступлениям в Боснии, между звуковыми фрагментами рекламных роликов "Dirt Devil" и "Red Lobster" комментаторы судебного телевидения
