Соколов. – Вы упоминали, что получили секретное поручение расследовать дело о покушении Ржевского на Распутина. Какие-нибудь секретные поручения вы получали…
Штюрмер. – Из того же источника?
Соколов. – Из того же источника или из другого.
Штюрмер. – По вопросам политическим не могу вспомнить.
Соколов. – Какие вопросы?
Штюрмер. – Их было много.
Соколов. – Те, которые были.
Штюрмер. – Я начал с того, что я знал.
Соколов. – Кроме этого секретного поручения, были еще другие?
Штюрмер. – Опять таки мне это трудно сказать; что вы называете секретным? В Министерстве Внутренних Дел все секретно. Я не могу иначе сказать, чем секретно. Например, оценка какого-нибудь чиновника выдающегося, который непосредственно к государю императору имеет отношение, это опять таки секретно; но тем не менее я никогда не получал секретных отношений относительно его.
Соколов. – Вы считаете секретным отзыв о тех чиновниках, которые имеют непосредственное отношение к государю. Так вот, какие отзывы приходилось вам давать о лицах, имеющих непосредственное отношение к государю?
Штюрмер. – Их было немного.
Соколов. – Тем легче вам будет перечислять, если их было немного.
Штюрмер. – Я бы просил опять таки, чтобы это осталось, не оглашалось, если возможно, тут по поводу Ржевского.
Председатель. – Относительно этого, тут уже оговорка есть. Значит, вам известно, что просьба о каком-нибудь сохранении секретов между нами совершенно неуместна.
Штюрмер. – Я бы хотел, чтобы это не попало в газеты.
Председатель. – Позвольте, без деталей. Обратите внимание на то, что между нами не может быть никаких договоров относительно секретов. Я вам уже объявлял несколько раз о целях Комиссии и из этих целей вы уже сами можете сделать известный вывод относительно того, насколько это подлежит оглашению.
Соколов. – Вы начали о Ржевском.
Штюрмер. – Из этого дела о Ржевском возникла переписка между «Биржевыми Ведомостями» и другой какой-то газетой. Изложена была беседа корреспондента с Белецким, сенатором, который был назначен иркутским генерал-губернатором. Я счел своим долгом доложить государю императору, как это было.
Соколов. – Когда вы доложили, какое последовало распоряжение?
Штюрмер. – Он не был назначен генерал-губернатором.
Соколов. – Чем вы мотивировали, почему он не был назначен?
Штюрмер. – Отсутствие служебного такта.
Соколов. – В чем Белецкий проявил отсутствие служебного такта?
Штюрмер. – Он рассказывал свои интимные отношения служебные с бывшим императором, то, что тот ему сказал, что он ему ответил. Это такого рода служебная тайна, которую разглашать не дозволялось.
Соколов. – Вы говорите о том интервью, где Белецкий говорит, что Хвостов, вместе с Ржевским, имел замысел убить Распутина? Вы считали, что это интимная вещь, которую нельзя оглашать.
Штюрмер. – Нельзя оглашать, потому что я убедился, что это неправда, а он напечатал. Он не должен был писать против министра.
Соколов. – Он не был назначен генерал-губернатором, но остался сенатором?
Штюрмер. – Это дело министра юстиции.
Соколов. – Вы не возбуждали вопроса о его служебном преступлении, что он, пользуясь званием товарища министра и сенатора, распространяет заведомую клевету о министре внутренних дел?
Штюрмер. – Это послужило поводом…
Соколов. – К тому, что он не получил должность генерал-губернатора?
Штюрмер. – Да.
Соколов. – А сенатор он оставался. А о том, чтобы возбудить служебное расследование…
Штюрмер. – Я сообщил министру юстиции.
Соколов. – Кто был министром юстиции?
Штюрмер. – Хвостов.
Соколов. – Что же вам ответил Хвостов?
Штюрмер. – Что он очень возмущен, отрицательно относится к этому и остановился на мысли о том, что он не должен оставаться сенатором.
Соколов. – Это осуществилось или нет?
Штюрмер. – Нет.
Соколов. – И вы терпели, как председатель Совета Министров, что лицо, с заведомой клеветой выступившее в печати, оставалось на этой должности?
Штюрмер. – Я был по должности министра внутренних дел, а в должность, касающуюся министра юстиции, я не вмешивался.
Иванов. – Скажите, когда вы получили сведения о неблаговидной деятельности Манасевича-Мануйлова, то вы изволили содействовать расследованию его деятельности. В чем-нибудь выразилось это содействие?
Штюрмер. – Нет, я его специально назначил заведывать охраной Распутина, никаких других поручений я ему не давал. Это было гораздо раньше.
Иванов. – Вы не сделали распоряжения, чтобы было быстрое расследование?
Штюрмер. – Я должен был сделать, но не сделал, не успел. Нужно бы это сделать, я передал это Хвостову, который заменил меня и сказал, что все подробности он получит от директора департамента. Прошу помнить, что Манасевич-Мануйлов оставался у меня в роли наблюдателя за деятельностью Распутина.
Завадский. – Вам было известно, что министр юстиции А.А. Хвостов был родным дядей министру внутренних дел А.Н. Хвостову. Вам Алексей Николаевич Хвостов не говорил, чтобы вы докладывали государю об увольнении Белецкого, потому что тот может подумать, что дядя мстит за племянника, и потому он, при всем желании выгнать Белецкого, не может об этом доложить государю и предпочитает, чтобы это сделал председатель Совета Министров?
Штюрмер. – Я не помню подробно, я бы скорее сказал, что это было так: докладывал сначала я, а потом Хвостов.
Завадский. – Тем не менее он от сенаторства не был уволен.
Штюрмер. – Я не просил об этом; А.А. Хвостов писал после личного словесного доклада, из которого он вынес впечатление, что он остается.
Соколов. – Господин Штюрмер, вы начали говорить, что у вас были секретные поручения относительно назначения и увольнения всех чиновников, которые имеют непосредственное отношение к государю, упомянули о случае с Белецким. Еще какие были секретные поручения?
Штюрмер. – Простите, я не припомню, может быть и были.
Соколов. – Вы сейчас не вспоминаете? Нет, секретные поручения другого характера, относящиеся не к назначениям.
Штюрмер. – Нет.
Соколов. – Вы сказали, что вам давали другие. Одно было секретное поручение расследовать вопрос о том, действительно ли Ржевский покушался на жизнь Распутина, затем ваш доклад о личности Белецкого – это не по поручению, а по вашей личной инициативе. Какие еще поручения вам давались секретного характера?
Штюрмер. – По какому отдельному вопросу определенно сказать не могу. Какие поручения? Вроде этих?
Соколов. – Хотя бы и вроде. Вы секретные другие поручения не вспоминаете?
Штюрмер. – Т.-е. то, что под рубрикой секретных поручений; они у меня не являются, я их не вспоминаю.
Председатель. – Разрешите сделать маленький перерыв.
Штюрмер. – Позвольте обратиться к вам с просьбой. Дайте мне какие-нибудь указания о том, что на войне делается, потому что я, как русский человек, очень близко этим интересуюсь, и мне никто ничего не говорит.
Председатель. – Это потом.
После перерыва.
Завадский. – Комиссии очень важно знать, не были ли вы знакомы с Манасевичем-Мануйловым в бытность вашу ярославским губернатором ?
Штюрмер. – Нет.
Завадский. – Никакими постройками не занимался Манасевич-Мануйлов в Ярославле?
Штюрмер. – Я его увидел, когда был директором общих дел, уже после Ярославля. Я перешел сюда в 1902 году.
Завадский. – А о деятельности Манасевича-Мануйлова при святейшем престоле в Риме и Париже вы что-нибудь слышали?
Штюрмер. – Слышать-то я слышал от директора, бывшего одновременно со мной директором духовных дел, А.Н. Мосолова. Он сам был при святейшем престоле, и он говорил о Манасевиче-Мануйлове в самых восторженных отзывах об его уме и таланте. Манасевич потом сейчас же уехал, и я не видел его многие годы до встречи у Витте, но я помню, что он отзывался о нем с очень хорошей стороны. Может быть теперь, нет, я думаю раньше, кто-то из родных Мосолова, кажется, вдова его брата рассказывала, что он в Риме вынес самое отрадное впечатление о деятельности Манасевича. В записках Мосолова, которые должны быть изданы, он очень высоко о нем отзывался. Вот все, что я помню.
