Одним из первых пришел в отряд Васильев Алексей. Молодой врач, ему нет еще и тридцати лет. Неплохой специалист, трудолюбивый, упорный, но со слабым характером. Это в будущем сослужило ему плохую службу. Но первое время он очень хорошо выполнял взятые на себя добровольно обязанности. Практически жил на нашем медпункте, во многом помогал Юрию, вместе с бойцами‑защитниками ОГА ходил на патрулирование города.
Каждый день происходило столько событий, что дни казались просто спрессованными. Как пел Олег Митяев: «Лето — это маленькая жизнь», так и у нас, каждый день как маленькая жизнь. На тот момент у нас уже было большое стационарное помещение медпункта с мини‑операционной, складом и комнатами отдыха для персонала. Коллектив сложился, и постоянно приходили на дежурство человек двадцать. Их нужно было кормить, поить, и давать возможность отдохнуть. Многие медики приходили после ночных дежурств. Мне нравилось заниматься бытовыми вопросами нашего маленького отряда. Приятно было накормить чем‑то вкусненьким, принести какие‑то бытовые мелочи. Постепенно быт налаживался. Несколько комнат на этаже оборудовали под жилье для сотрудников. Решился вопрос с душем и стиркой. В нашем медотряде была санитарный врач Юлия. Очень ответственная и умная женщина. Тщательно следила за санитарным состоянием здания. На этажах были свои дежурные и каждый день делалась уборка. В таком огромном здании, где 90 % мужиков, это довольно сложно сделать, но у неё это получалось. После того, как здание ОГА опять стало выполнять свои административные функции, Юлия начала работать на складе медикаментов, поступающих по линии гуманитарной помощи. Мы часто с ней виделись в этот период.
Помощь мы на том этапе оказывали самую разную — от обычного измерения давления до небольших хирургических вмешательств. На тот момент здание ОГА стало символом сопротивления народа Донбасса киевской хунте. Там сосредоточились все самые активные и смелые люди. Ситуация на тот момент была очень неоднозначная. Уже возникли ЛНР и ДНР, был назначен референдум о независимости. Но киевские власти еще имели рычаги влияния на местных руководителей, и те не знали, к какому берегу примкнуть. Это касалось и правоохранительных органов и медицины. Город был нашпигован вражескими ДРГ, и те, вооруженные, в отличие от нас, не дубинками и арматурой, совершали диверсии под самым носом у защитников ОГА. К нам часто приводили раненных ребят, и мы оказывали им помощь. Не все больницы решались принимать у себя таких пациентов. Все зависело от руководства. От того, какую гражданскую позицию занимал главврач. Это был период принятия решения — с кем ты, с народом или против него.
Особо хочу выделить одного из врачей нашего отряда Андрея Викторовича. Он пришел в здание ОГА в первый же вечер 7 апреля после работы. Работал он на тот момент детским анестезиологом‑реаниматологом. Очень спокойный и уравновешенный человек. Отличный диагност и вообще специалист. Нам приходилось с ним часто дежурить по ночам в палатке на улице, потом уже в стационарном медпункте. Были случаи, когда от его решительных действий зависела человеческая жизнь. Мы стали не просто сослуживцами, мы стали друзьями и в дальнейшем не раз выручали друг друга в тяжелых жизненных ситуациях.
15 апреля в день святой для верующих людей, в день Пасхи киевские власти показали своё истинное отношение к населению Донбасса. Начался штурм Славянска и первые жертвы. А началось всё с того, что фашисты из «Правого сектора» начали из пулемётов, установленных на джипах, расстреливать крестный ход на Пасху. В принципе, от евромутантов ничего другого ожидать и не приходилось. Наши ребята сожгли два джипа вместе с нелюдями, сидевшими в нём, — троим удалось уйти. Пути назад уже не было. Наш Юрич, очень умный и дальновидный человек, не зря натаскивал нас по военно‑полевой медицине. Мы готовили сумки с наборами для первой неотложной помощи, инструктировали ребят.
Запомнился случай, когда принесли с улицы раненного ножом мальчишку. Море крови — ранение в паховую область. На его счастье в тот день дежурил молодой доктор Евгений. Его специализация хирург‑уролог. Операцию делали прямо у нас в «малой операционной». К тому времени у нас уже были и все необходимые инструменты, и одноразовое белье, и все, что необходимо для проведения экстренных вмешательств. Из настольных ламп смастерили бестеневую, c помощью вешалок — штативы для систем переливания. Операция шла долго. Все работали четко и слаженно, как одна бригада. Все понимали, что от наших действий зависит жизнь молодого парня. Женя — просто молодец! Все сделал правильно, приехавшая «Скорая» забрала мальчишку в больницу, но его жизнь была уже вне опасности. Когда Евгений вышел из операционной, его костюм был мокрый от пота и крови. От большого напряжения пот катился градом и лицо бледное, но руки не дрожали. Это была первая, но, увы, не последняя операция в нашем медпункте.
В один из дней Ю.Ю. поймал меня в коридоре и как бы между прочим спросил: «А вы не смогли бы поехать в Краматорск? Туда нужно отвезти сумки с медикаментами и наладить контакт с местными медиками?». Я сразу же согласилась. К тому времени обязанности сестры‑хозяйки, взятые на себя добровольно, уже немного поднадоели и хотелось чего‑то другого. Экстрима и опасности. Ехали мы втроем, водитель, он же «человек из спецслужб» Вадим, наш фельдшер Женя и я. Нужно пояснить. что на тот момент город Краматорск был практически на передовой. Рядом Славянск, в Краматорске — военный аэродром, на котором базировались украинские ВВС. Интересная была поездка. Прибыли мы туда под вечер, на поле возле аэродрома толпа людей в несколько тысяч. Мы вышли из машины и пошли искать кого‑то, кто руководил всем этим процессом. Люди были настроены довольно агрессивно. Не понимали, для чего мы к ним приехали, и кто мы такие. Видимо приняли за укровских провокаторов. На тот момент это была распространенная ситуация, так что ничего удивительного. Особенно их взбесило то, что на мне поверх белого халата был броник, легкий, 2‑го класса, но сам факт… А Женька был одет в военную форму натовского образца с каской. Начали объяснять, кто мы и откуда. Не верят. Показали наши пропуска из ОГА. Тоже не поверили: «Таких можно где угодно напечатать». Спрашивают, где живешь. Отвечаю — в Донецке. А какой район? Ответила. Нашлись люди, знающие эти места, пытались поймать на мелочах, но мне же врать смысла нет. Да и прожила я там сколько лет. К тому моменту мы с Женькой уже стояли спина к спине, и было очень даже неуютно. Агрессивно настроенная толпа, даже «классово близкая», это я вам признаюсь, штука неприятная. Толпа, собравшаяся возле аэродрома с неясными целями, никем не управляемая и не контролируемая, становится источником опасности сама для себя. Перепалка с местными затягивалась и грозила перерасти в неприятный и непредсказуемый скандал. Мне надоело, я выдала сложное военно‑морское ругательство. Народ замер. «Вот что мат животворящий делает!» В этот момент из‑за забора послышалась реальная автоматная очередь. Выражение лиц сразу же у всех поменялось. На место тупой агрессии выступил страх и растерянность. До некоторых наконец‑то дошло, что мы медики и приехали не просто так. Через толпу к нам приблизилась немолодая пара — муж и жена лет 65. Мужчина представился отставным офицером. Его жена — медик. Уже с ними проще было наладить контакт. Люди адекватные и в теме. Попытались мы с Женей провести хотя бы элементарный ликбез по оказанию помощи в экстремальной ситуации, но столкнулись с непониманием.
— А зачем нам это знать? Вон же стоит «Скорая».
Объясняю — вот сейчас из‑за забора выстрелят в толпу и ранят тебя же в шею. И «Скорая» просто не успеет. Пока мы пытались хоть как‑то отработать задачу, наступила темнота. Так и не найдя никого, с кем можно было бы предметно наладить контакт, собрались обратно. Сумки с лекарствами на тот момент у нас элегантно увел какой‑то ушлый местный. Видимо, думал, что там будет наркота. Представляю его разочарование — там только перевязка, перекись и противошоковое. Ситуация была неприятная — дорога к аэродрому единственная, сплошь заставленная машинами. Людей около тысячи. Многие с детьми (страна непуганых идиотов!). Если бы на тот момент противник предпринял какие‑либо действия, в панике эта толпа ломанулась бы во все стороны, сметая на своем пути слабых и упавших. Только отъехав на приличное расстояние, вздохнули спокойнее. Позвонили Юричу. Он был очень обеспокоен.
На «БАЗУ» я приехала около полуночи. Вся дежурная смена во главе с Юричем сидела в комнате, служащей нам и приемной, и кабинетом. С напряженным вниманием выслушали, по глазам было видно, что каждый примерял ситуацию под себя, каждый думал, как бы он поступил. Уже потом Юрий мне сказал, что я оказалась единственной женщиной, которая сразу же согласилась ехать. Ничего сверхъестественного и героического я не совершила, и было как‑то неудобно перед ребятами. Ну, надо было — я и поехала. А через несколько дней Юрич собрал весь личный состав во дворе возле наших палаток медицинских и торжественно вручил мне грамоту: «За проявленные мужество и героизм при выполнении боевой задачи». И я, принимая её, автоматически выдала: «Служу России». Потом поправилась — Новороссии. Это может показаться кому‑то смешным и наивным сейчас, после того, что уже успело произойти за этот год. А для меня эта грамота очень дорога. Это признание того, что меня ценят и я не зря делаю свою работу.
