После того, как космический корабль коснулся воды, Лоувеллу, Суиджерту и Хэйзу помогли перебраться в спасательный плот - сначала пилоту ЛЭМа, потом пилоту командного модуля, а затем командиру - и подняли в парящий вертолет. Приземлившись на палубе «Айво-Джима», покачиваясь, с бледными улыбками они вышли из вертолета под приветственное «Ура!» моряков и их спустили вниз. Потом подвергли послеполетным обследованиям, которые не выявили ничего удивительного, кроме почти хорошего здоровья. В дополнение к инфекции и лихорадке Хэйза, все трое испытали обезвоживание. У всех троих обнаружились типичные для усталости симптомы: легкое головокружение и нарушение ориентации. Все трое значительно убавили в весе. Весивший 77 кг перед полетом Лоувелл потерял больше всех: шесть с половиной килограммов за шесть дней.
После обследований Лоувелла и Суиджерта перевели в гостевые номера, а Хэйза поместили в изолятор. В этот же вечер оба ходячих астронавта отобедали вместе с офицерами «Айво-Джима»: салат с креветками, жареные ребрышки и лобстеры, безалкогольное шампанское. Кто-то сделал копию того меню, в котором есть и такие экзотические десерты, как «Лунный фрукт Мельба» и «Печенье Аполлон». В целом, эта еда, возможно, и не соответствовала мировым стандартам, но казалась божественной для двух человек, которые почти всю неделю питались холодными пайками из пластиковых пакетов.
На следующий день все трое астронавтов, одетые в свежее выглаженные синие костюмы летчиков с эмблемой «Аполлон-13» на левом рукаве, вылетели на вертолете в Американское Самоа, где они пересели на борт транспортного самолета «Си-141» для короткого перелета на Гавайи. Как им сказали, там их будет ждать борт номер один (ПРИМ.ПЕРЕВ.- «борт номер один» (Air Force One) - радио-позывной самолета Президента США).
Сдержав свое слово, Президент Никсон рано утром вылетел в Хьюстон, а оттуда вместе с Мэрилин Лоувелл, Мэри Хэйз, доктором Леонардом Суиджертом с женой - родителями Джека - отправился в Гонолулу встречать возвращающийся экипаж. В соответствии с протоколом Президент со своим окружением должен приземлиться первым, чтобы лично поприветствовать героев. Однако, когда «Си-141» приблизился к Гавайям, борт номер один нигде не был виден, и люди, которым пришлось провести последнюю неделю в полете на Луну, тратили воскресенье, кружа над Гонолулу и ожидая прибытия Президента. «Си-141» приземлился лишь, когда самолет Президента остановился на взлетно-посадочной полосе и вышли сопровождающие его лица. И тут Никсон неожиданно изменил протоколу.
– Почему бы вам не выйти вперед? - спросил он у членов семей, - Ведь это будет очень личная встреча.
Мэрилин Лоувелл, Мэри Хэйз и Суиджерты побежали через полосу к изумленным астронавтам.
Тем не менее, сентиментальность Никсона длилась недолго: остаток дня и весь следующий день были очень далеки от личной жизни. Все сорок восемь часов пребывания экипажа в южной части Тихого океана пресса неотступно следовала за ними, освещая торжественный прием на весь мир. Их репортажи были однообразно позитивными, чуть ли не раболепными. И только когда астронавты вернулись в Хьюстон, пресса стала потихоньку язвить. На 6:30 вечера понедельника, через неделю после инцидента на борту, «НАСА» назначило пресс-конференцию, на которой астронавты впервые после запуска предстанут перед журналистами. После вступительного слова офицера пресс-службы один журналист задал вопрос, которого боялись и Лоувелл и «НАСА»:
– Капитан Лоувелл, - спросили из толпы, - что вы имели в виду, когда во время экспедиции сделали такое замечание: «Боюсь, это может оказаться последней лунной экспедицией на долгие годы»?
Лоувелл немного помолчал. На пути с Гавайев он уже пытался подготовить ответ на этот трудный, но неизбежный вопрос. С одной стороны, это значило именно то, что он тогда и произнес. Когда почти без воздуха, энергии и шансов возвращения на Землю несешься к обратной стороне Луны, это не внушает уверенности в перспективах будущих полетов. И сомнения Лоувелла были глубоки и искренни. Но рассказать такое можно лишь друзьям, жене и своему экипажу, а не полному залу репортеров. Нужно было взвешивать каждое слово, прежде чем им отвечать, и Лоувелл, запинаясь, начал говорить.
– Хороший вопрос, - польстил журналисту Лоувелл, - Прежде всего, вы должны представлять наше положение в тот момент. Мы облетали Луну, мы не знали, что с нашим кораблем, и пытались успеть сделать фотографии, пока не понесемся в обратном направлении. В тот момент, я, возможно, думал, что надо сделать побольше снимков, так как наш полет к Луне мог оказаться последним на годы вперед. Но, оглядываясь назад и вспоминая, как «НАСА» спасало нас, я больше так не считаю. Думаю, мы должны разобраться в возникших проблемах, и предвижу, что мы их преодолеем и пойдем дальше. Это временное затруднение не должно нас пугать.
Лоувелл замолк и осмотрел зал. Это был не лучший ответ. Будь у него время подумать, он бы сказал по-другому. Но он понимал, что сказал истинную правду, и надеялся, что кто-нибудь быстрее задал очередной вопрос.
Теперь ему удружил другой репортер:
– Джим, возвращаясь к той же теме, к полетам. Вы сказали нам, что это ваш последний полет. Но перед стартом вы собирались ступить на Луну. Что вы теперь думаете по этому поводу? Собираетесь ли вы вернуться и попытать счастья на «Аполлоне-14», «15», «16», или, если Мэрилин…
Репортер осекся, и слово Мэрилин» повисло в воздухе. Народ это оценил: по всему залу захихикали. Лоувелл рассмеялся вместе с ними и подождал, когда наступит тишина.
– Ну, сказал он, - как и Фред с Джеком, я очень расстроен, что нам не удалось завершить экспедицию. Несомненно, мы хотим высадиться на Луну. Мы считаем, что Фра-Мауро того стоит. Но для меня это был уже четвертый полет, а многие в нашей организации не летали ни разу, хотя, безусловно, талантливы и заслужили это. Они имеют право на полет. Если «НАСА» посчитает нужным, чтобы наш экипаж вернулся на Фра-Мауро, я, конечно, соглашусь. В противном случае, я считаю, это могут сделать и другие.
В отличие от предыдущего ответа, Лоувеллу не пришлось много думать. Но, произнося эти слова вслух, он понимал, что и внутри себя тоже так думает. Четыре полета - это достаточно. Это больше того, о чем может мечтать любой другой из двадцати пилотов. Как и намекал тот репортер, это был вопрос к Мэрилин. После Пакс-Ривер и «Океании», «Джемини-7» и «Джемини-12», «Аполлона-8» и «Аполлона-13» жена человека, налетавшего в космосе больше часов, чем любой другой американец, имела право надеяться, что этот список больше не продолжится. Джим Лоувелл был пилотом от природы, тренированным и опытным, но не собирался обманывать ее ожидания.
Однако путь на Луну был закрыт лишь для командира «Аполлона-13» но не для «НАСА». На заводах «Грумман» и «Норт Америкэн Роквелл» и в сборочных корпусах Космического Центра все еще стояли стрелы ускорителей «Сатурн-5», и флотилия «Аполлонов» была готова к запуску. Но прежде, чем «Агентство» начнет даже думать об отправке в космическую пустоту очередного экипажа, необходимо установить причину последнего инцидента, чуть не погубившего последний экипаж.
Было несколько мыслей по этому поводу. После изучения изображений, переданных на Землю экипажем «Аполлона-13», «НАСА» заключило, что корабль разрушил не метеорит и не другое подобное тело. Было ясно, что повреждение корпуса «Одиссея» не имеет ничего общего с ударом каменной глыбы, пробившей борт корабля и разрушившей по пути кислородный бак, а связано с каким-то взрывом внутри самого бака, который вырвал оболочку корабля изнутри. 17 апреля, всего через несколько часов после спуска командного модуля в океан, руководитель «НАСА» Томас Пэйн создал Комиссию по расследованию причин случившегося.
По решению Пэйна ее возглавил Эдгар Кортрайт, директор Исследовательского Центра Агентства в Лэнгли, штат Вирджиния. Вместе с Кортрайтом работали еще четырнадцать человек: по-прежнему знаменитый Нейл Армстронг, двенадцать инженеров и официальных лиц «НАСА» и, что более важно, независимый наблюдатель не из Агентства. В «НАСА» понимали, что Конгресс, по-прежнему, помнит, как расследовали пожар на «Аполлоне-1», не вынося сор из избы, и захочет иметь в Комиссии такого наблюдателя. Продолжая получать окрики из Вашингтона после того секретного расследования, «НАСА» было готово к сотрудничеству.
Комиссия Кортрайта быстро приступила к работе. Хотя никто из ее участников и не знал, какую причину взрыва «Аполлона-13» они обнаружат, но они понимали, чего они точно не обнаружат - одиночную причину. Еще со времен деревянно-брезентовых бипланов летчики и пилоты-испытатели знали, что катастрофа самолета почти никогда не бывает вызвана одной фатальной неполадкой оборудования: неизбежно случается целая серия отдельных мелких поломок, каждая из которых в отдельности не способна причинить ощутимого вреда. Но со всеми вместе взятыми не справится даже самый опытный пилот. Члены комиссии догадывались, что «Аполлон-13» почти наверняка стал жертвой вереницы подобных мини-неисправностей.
