Другим результатом этого всплеска активности Фуко станет проект, возникший летом 1983 года, написать небольшую книгу против социалистов. Он был поражен и задет хорошо организованной шумихой вокруг «молчания левых интеллектуалов», затянувшейся на два месяца: июль и август. На страницах газеты «Le Monde» шли дебаты о нежелании подписантов поддерживать левые петиции. Дебаты начались с публикации статьи Макса Гало[513], пресс-атташе правительства, довольно взвешенной и сильно смахивавшей на предложение помириться. Тем, кто спрашивает, куда подевались Мальро, Алены, Ланжевены, тем, кто вглядывается в трибуны, подсчитывая количество присутствующих интеллектуалов, Гало отвечает попыткой анализа:
«Май — июнь 1981-го, тесно связанные с маем 1968-го, могут восприниматься как победа левых, в борьбе за которую интеллектуалы как группа, играющая символическую роль, не принимали особого — по крайней мере активного — участия. Это является причиной сложностей в отношениях между интеллектуалами и новым правительством. Взаимное непонимание, разочарование и обращения институтов к созидателям, которые формально вовсе не обещали власти политической поддержки и не являлись самыми „продвинутыми“ в делах, стоявших на повестке дня. Не удивительно, что у многих интеллектуалов возникло ощущение, что их забыли, или недооценивают, или призывают лишь для того, чтобы они воспевали и прославляли власть. Эта ситуация имеет тяжелые последствия».
Статья заканчивается фразой, которую можно понимать как признание правоты интеллектуалов, подвергшихся нападкам со стороны Социалистической партии за полтора года до этого:
«Страна нуждается прежде всего во включенности выдающихся людей в размышления, требующие независимости и стремления к истине, не в том, чтобы они демонстрировали свою политическую ангажированность»[514].
За этой статьей последовала целая серия откликов и пререкательств. Но Фуко молчит. И иронизирует в кругу своих: «Когда в 1981-м я хотел говорить, мне велели молчать. Когда я молчу, никто не одобряет моего молчания. Это означает лишь одно: они признают за мной право говорить лишь в том случае, если я с ними согласен». Но у него был и более серьезный аргумент — сотрудничество с Французской демократической конфедерацией труда: «Пока вы обсуждаете молчание интеллектуалов, я размышляю вместе с профсоюзными лидерами над проблемой общественной безопасности». Но в глубине души писатель не одобрял то, что представлялось ему окриком, призывом к порядку, выражением «ползучего петенизма» — этот термин он использовал довольно часто. «Миттеран — это Петен», — говорил он всем, кто был готов его слушать. В одном из последних опубликованных за месяц до смерти интервью он указал на это противоречие:
«Когда мы подталкивали вас к смене дискурса, вы осуждали нас, применяя ваши расхожие лозунги. Теперь, когда вы вынуждены перейти на другие позиции под давлением реальности, которую ранее не способны были разглядеть, вы просите нас предоставить вам не концепцию, позволяющую справляться с ситуацией, а дискурс, маскирующий изменения, произошедшие с вами. В том, что интеллектуалы перестали быть марксистами, когда коммунисты пришли к власти, нет никакой беды, как уже было сказано. Беда в том, что, колеблясь в выборе союзников, вы не смогли в надлежащий момент объединиться с интеллектуалами в деле мысли, в силу которой были бы способны управлять страной»[515]
В конце лета 1983 года Фуко задумал написать книгу на тему «Управлять по-другому» — реплику по поводу своего пресловутого молчания. В ней он хотел проанализировать глубинные причины ряда ошибок, совершенных левым правительством во Франции. «Социалистам не хватает, — полагал Фуко, — искусства управлять». И намеревался доказать это положение, обратившись к истории. Он приступил к работе — и прежде всего перечитал тексты Блюма[516]. Было придумано название книги: «Мозг социалистов». Ибо Фуко предполагал исследовать ментальные особенности партийцев. Тем более что он был вне себя от бесконечных итоговых исследований, посвященных феномену тоталитаризма, расплодившихся в последние годы. Он говорил: «Понятие „тоталитаризм“ абсолютно не релевантно. Такое грубое спрямление не может способствовать пониманию. Исследовать нужно партии, их функции». Фуко предполагал, что книга будет написана в форме диалога. Его собеседником должен был быть я[517]. Книгу ждали в маленьком издательстве Поля Очаковского-Лорана, которое даже прислало в помощь Фуко библиографа. Но, как мы знаем, она так и не вышла. Работа была тут же приостановлена: едва начав, Фуко понял, что к такой сложной и животрепещущей теме, обросшей солидными томами, можно подступиться, лишь посвятив ей несколько лет. Ждали другие, более важные дела. Шла работа над «Историей сексуальности», и он не терял надежды поставить точку через несколько месяцев.
Осенью 1983 года Мишель Фуко, Бернар Кушнер, Андре Глюксман, Пьер Бланше, Клер Бриер и Мишель Бовильяр организуют теоретическую группу, которой, проявив самоиронию, они дают имя «Академия Тарнье» — по названию больницы, где проходят их заседания. Это попытка собрать на внепартийной основе людей, которые хотели бы обратиться к задачам, сформулированным Фуко в тот момент, когда он выступил в поддержку Польши: сбор информации и поиск возможностей публичных действий. Каждое заседание посвящается конкретной проблеме: Ливан, Афганистан, Польша (в присутствии Ива Монтана) и т. д. Одно из заседаний Фуко предполагал посвятить проблемам левых во Франции. Мишель Фуко и Бернар Кушнер хотели также публиковать материалы обсуждений в специальном журнале, который должен был также носить название «Академия Тарнье».
Группа ненадолго пережила Фуко. «Он объединял нас, — говорит Клер Бриер. — Он был для нас моральным и интеллектуальным авторитетом, и это сплачивало нас. После его смерти не имело смысла продолжать работу. Что касается меня, то я даже и не помышляла об этом».
* * *
Из долгих бесед Фуко и Пьером Бурдьё родились другие проекты. «Если правые вернутся к власти, нам не простят того, что мы бездействовали», — часто повторял Фуко, как свидетельствует Бурдьё. Они решают, обсуждая различные проблемы, держаться как можно ближе к «логике левых», обращая внимание на те сферы, в которых социалисты работают мало, плохо или вовсе не работают. Возникает идея создания «Белой книги» — коллективного труда специалистов, посвященного проблемным областям. Предполагалось, что, помимо описаний, книга будет содержать конкретные предложения по улучшению ситуации. Культура, образование, наука… Вот каким должно было быть наполнение книги-акции, которая также не увидела свет.
Те же проблемы ставились перед комиссией под председательством Симона Нора, которую намеревался создать Мишель Рокар, в то время — министр планирования. Пьер Бурдьё и Мишель Фуко согласились участвовать в работе комиссии. Заметим, что Мишель Рокар являлся одним из немногих чиновников-социалистов, с которыми связи не были порваны. Жан Даниэль организует обеды в ресторане, расположенном неподалеку от площади Виктуар. На них присутствовали Мишель Рокар, Мишель Фуко, Эдмон Мер, Пьер Бурдьё и представители журнала «Le Nouvel Observateur» — Франц-Оливье Жисбер и Жак Жюллиар. Однако окончательное примирение «подписантов 1981 года» и социалистического правительства произойдет позже, после двух лет пребывания у власти правых, когда Мишель Рокар в мае 1988 года станет премьер-министром. Бернар Кушнер получит пост государственного секретаря по вопросам гуманитарных акций, Пьер Бурдьё возглавит комиссию по образованию, которую создаст Лионель Жоспен, в то время министр образования. Пьер Бурдьё полагает, что «несостоявшиеся встречи» отложились в сознании руководителей Социалистической партии. Болезненный разрыв изменил их концепцию взаимоотношений власти с интеллектуалами. И они, видимо, восприняли преподнесенный им урок. Кто знает, будь Фуко жив, быть может, он возглавил бы комиссию по реформе Уголовного кодекса?
В 1984 году Фуко попросил Бернара Кушнера доверить ему одну из акций в рамках миссии «Врачей мира». После долгих дискуссий и рассмотрения разных возможностей Кушнер предложил ему взять на себя организацию «корабля для Вьетнама». Фуко согласился. Было решено, что акция состоится сразу после того, как Фуко окончит работу над «Историей сексуальности».
Глава восьмая
Дзен и Калифорния
«Кардинал в красной мантии вел церемонию, — рассказывал Мишель Фуко. — Он вышел к верующим и поприветствовал их: „Шалом, шалом“. Вокруг кишели вооруженные полицейские, а в храме — полицейские в гражданском. Полиция отступила, она ничего не могла сделать. Должен сказать, что все выглядело величественно и внушительно; чувствовалась тяжелая поступь истории». В октябре 1975 года Фуко приехал в Бразилию, чтобы прочесть курс лекций. В это время некий журналист, член подпольной коммунистической партии, был убит в полицейском участке. Он был евреем. «Но еврейская община, — поясняет Фуко, — не осмелилась организовать торжественные похороны. И тогда архиепископ Сан-Паулу провел межконфессиональную церемонию памяти журналиста в соборе Святого Павла. Тысячи людей пришли на площадь к храму»[518].
