Девяносто пять семей дали деньги на покупку пришедшей в упадок гостиницы, которая когда-то была самым большим и самым дорогим швейцарским отелем. В конце войны в этом отеле размещали беженцев. Швейцарцы устроили нечто вроде большого субботника, чтобы привести здание в порядок. Бросили все свои дела и занялись ремонтом. Они отремонтировали дом, купили мебель и спальные принадлежности. Восемь поваров из разных стран приехали в Швейцарию, чтобы готовить участникам первой послевоенной конференции движения «Моральное разоружение». Все делали это бесплатно, более того, вкладывали свои деньги.
Первая конференция открылась в июле 1946 года. Фрэнк Букмэн решил устроить встречу между недавними врагами. Он настаивал: время поладить с немцами. Прошел всего год после окончания войны. Европа лежала в руинах. Слова Букмэна вызвали шок, изумление и несогласие. Самые вежливые промолчали.
В те времена немцам не разрешалось выезжать из страны без разрешения оккупационного командования. Букмэн попросил американское командование выпустить в Швейцарию немцев, которых он знал и которым доверял. Среди них был будущий канцлер Западной Германии Конрад Аденауэр. Здесь Аденауэр познакомился с премьер-министром Франции Робером Шуманом, человеком, который многое сделает для объединения Европы.
На следующий год, летом 1947 года, в Швейцарии встретились уже пять тысяч человек. Из них сто пятьдесят были немцы: их встречал французский хор. Французы исполнили песню на немецком языке. Это был акт прощения и понимания.
В течение последующих пяти лет три с лишним тысячи немцев перебывало в Горном доме на берегу Женевского озера. Здесь они знакомились и подолгу беседовали с французами, англичанами и американцами. Немцы, приезжавшие в Швейцарию, не ждали теплого приема. Они думали, что им скажут: «А что здесь делают эти военные преступники?»
Во Франции всегда были сторонники франко-германской дружбы. Но любовь к немцам, Германии, немецкой культуре испарилась, когда танковые дивизии вермахта перепахали Францию.
В Швейцарию на встречу с немцами приехали люди, чьи близкие участвовали в Сопротивлении и погибли в гестапо. Среди них была французская социалистка Ирен Лор. Ирен оказалась за одним столом с немкой. Это была вдова известного немецкого дипломата Адама фон Тротта, который участвовал в заговоре против Гитлера. Его повесили, а их детей отдали в приют под новыми именами. Она нашла своих детей только после войны. Немка попросила прощения у француженки. Ирен Лор предложила ей помолиться вместе. Они хотели, чтобы Бог освободил их от ненависти.
– Я научилась прощать, хотя это очень непросто, – признавалась Ирен Лор. – Но от ненависти можно умереть. Ненависть – это большая сила.
Ирен и ее мужа Виктора пригласили в Германию. Они выступили на двухстах митингах. Дискуссии о моральном перевооружении развернулись в самой Германии. Можно сказать, что это движение произвело поразительное действие на многих немцев. Проявилось все, что было лучшего в немецком народе. Цвет нации принял на себя вину за содеянное нацистами.
Так встретились немцы и люди, которые еще недавно так ненавидели Германию, что хотели, чтобы эта страна навсегда исчезла с карты мира. И немцы просили прощения за то, что совершили нацисты.
Европейцы начали понимать, что основой для создания новой Европы, для объединения народов должно стать прощение. Движение за моральное разоружение никогда не вмешивалось в политические процессы, но духовное влияние этого движения на новую Германию было огромным. Трудно переоценить значение тех встреч в Швейцарии для немцев, которые должны были начинать жить заново.
Есть люди, которые простили своих палачей.
Молодой человек во время Второй мировой был участником антифашистского Сопротивления. Его предал друг. Последовал арест, пытки, смертный приговор. Но 19-летнему норвежцу Лейфу Ховельсену повезло. Немецкая оккупация Норвегии закончилась раньше, чем его успели убить.
В один день все переменилось. Гестаповцев посадили в тюрьму, а бывшие заключенные охраняли своих палачей. Измученные пытками люди издевались над гестаповцами. Это была месть. Но Лейф Ховельсен не хотел уподобляться своим недавним мучителям. Он вдруг понял, что должен простить своих палачей.
Но можно ли простить врага?
– Я считаю, что можно, – говорил мне Лейф Ховельсен, когда приезжал в Москву в середине 90-х. – Я жаждал справедливости, но не мести. Я понял, что во мне тоже сидит зло, которое породило национал-социализм, и понял, что должен избавиться от этого зла.
Лейф Ховельсен добился свидания с бывшим гестаповцем, который избивал норвежца так, что у него лопнули барабанные перепонки. Сказал своему мучителю, что прощает его.
– Тюремный священник потом передал мне, что гестаповец обратился к Богу. И перед лицом Бога он перестал быть грешником. Я понял, что ненависть и месть – это совсем не то, что должно двигать человеком.
С того дня норвежец Лейф Ховельсен посвятил себя одной цели – примирению вчерашних врагов.
Когда милые норвежцы рассказывали мне, что можно и нужно прощать врага, что это несложно и полезно, это звучало красиво. Но применимо ли к России? Может ли Россия простить немцев, которые искалечили полстраны и убили миллионы? Или все эти разговоры из области благих намерений? Не кощунственно ли говорить о прощении?
Есть и другая проблема. Если мы прощаем преступника, значит, разрешаем ему и дальше совершать преступления. Не опасно ли всепрощенчество? Не подрывает ли отказ от ненависти идею справедливого наказания за содеянное?
– Судья выносит приговор без ненависти, он просто соблюдает закон, – говорил мне участник войны и философ Григорий Померанц. – Отказ от ненависти не означает отказа от права.
– Наш норвежский друг простил гестаповца, но того все равно судили и по приговору суда казнили, – сказал Брайан Хэмлин, руководитель движения «Моральное разоружение». – Так что справедливость восторжествовала. Но Лейф Ховельсен все-таки дал этому немцу шанс спасти свою душу.
Григорий Померанц:
– Функции священника, судьи и палача разделены. Священник всегда приходит к осужденному, а вдруг он обратится к Богу.
Следовательно, прощение – это прежде всего религиозный акт. И простить могут только люди верующие?
Брайан Хэмлин:
– Вовсе не обязательно. Это может быть даже политический акт. Вторая мировая война была как бы повторением Первой мировой, потому что раны Первой мировой не были залечены. Поэтому после Второй мировой были предприняты усилия, чтобы помочь проигравшим, дабы в них не копилась ненависть к победителям.
Григорий Померанц:
– Прощение – не чисто религиозный акт. Это акт нравственный.
Лейф Ховельсен:
– Я и не подозревал, как много во мне ненависти. Но я сумел от нее избавиться, и благодаря этому мне удалось впоследствии помочь восстановить добрые отношения между моим народом и немцами. Немцы доверяли мне…
Так в чем же значение того, что норвежец Лейф Ховельсен простил мучившего его гестаповца?
Григорий Померанц:
– Это был один из тех шагов, которые привели к объединению Европы… Иначе во всей Европе происходило бы то, что произошло с сербами и хорватами, когда они стали вспоминать, кто кого убивал столетиями.
Сейчас, когда существует Европейский союз, когда люди свободно переезжают из одной страны в другую, трудно представить себе, что сделать первые шаги было фантастически трудно.
Канцлер Западной Германии Конрад Аденауэр написал Фрэнку Букмэну, что организация «Моральное разоружение» сыграла невидимую, но важную роль в начинающемся объединении Европы. Французское правительство признало заслуги Букмэна, наградив его орденом Почетного легиона. Немецкое правительство тоже отметило его орденом за заслуги в налаживании взаимопонимания между народами. Когда Букмэн в 1961 году умер, в Бонне в последний путь его провожали словами, что он вернул Германию в сообщество цивилизованных государств.
Ведь европейское единство носит не только экономический и политический характер, но и духовный. Мирное сосуществование наций может быть основано только на принципах сотрудничества и диалога.
Прощение и примирение – в этом нуждаются не только европейские государства. После Второй мировой Япония должна была вновь установить отношения со странами, которые она оккупировала, и с Соединенными Штатами, которые сбросили на нее две атомные бомбы.
Многие считают, что японцы так и не пожелали извиниться за жестокость императорской армии на оккупированных территориях. Мало кто знает, что еще в 1950 году семьдесят видных японцев приехали в Горный дом, дабы разделить эти идеи прощения и примирения. Они говорили, что Япония выплатит репарации тем, кто пострадал от ее агрессии, но репараций недостаточно:
– Прежде всего мы должны извиниться за то, что мы совершили.
