впаривания время он занимался написанием порнографических рассказов и выкладывал их на специфических порталах, пряча свое имя под логином своей же электронной почты.
Так он был выявлен и сдан мне с потрохами и своим творчеством бдительной клиенткой г-жой Альфиёй из Республики Казахстан.
Ознакомившись бегло с фантазиями юного продажника, я брезгливо изгнал его прочь из своей корпорации, заменив робкого порнографа на яркую и ленивую девочку Надю…
…наша жизнь висела на волоске, а я провалился куда-то в 2012 год, смотря не столько на клон порнографа-гидравлиста, а сколько сквозь него.
Надо было что-то решать.
Правда Берша была мне понятна и очевидна, она недвусмысленно проступала на его лице.
Этой правде мне нечего было противопоставить.
В отличие от Берша, ни у меня, ни у тех, кто был со мной, своей правды не было. Мы же реально были просто сраные пятисотые, которые ещё и пулемёты хотели спиздить, чтобы прикрыть свои жопы.
Но я уже был в игре, и вне зависимости от правды или неправды я должен был её доиграть.
Есть такие вещи, которые лучше не делать.
Есть такие вещи, которые лучше не начинать.
Но нет ничего более нелепого и тупого, чем, начав, осадить. Просто сдаться.
Я шагнул вперёд, спокойно, без суеты подошёл к Бершу:
— Нет, Берш, мы не готовы выполнять задачи.
Он с любопытством посмотрел на меня. Забавная зверушка однозначно заинтересовала его.
Очкастые зэки с интеллигентной внешностью нечасто попадались на его суровом жизненном пути. А этот ещё и осмелился говорить какие-то дерзкие вещи. Он определённо был заинтригован и ждал продолжения.
Он привык к тысяче «апатамушта» и готов был парировать любое из них.
Поэтому я не делал ход, медленно вытаскивая сигарету из пачки.
Он не выдержал:
— Почему?
— Ну а с кем идти, Берш? У нас двое трёхсотых. Тот вон, — я пренебрежительно мотнул головой в сторону Гагика, — съебётся по дороге.
— А что он мне не говорил про трёхсотых? — Берш указал на Горностая.
— Апатамушта он долбоёб.
Берш был готов к тысяче «апатамушта», но сейчас я попал прямо в точку, выдав то, чего он не ожидал.
Я выждал паузу, чтобы слово «долбоёб» как можно глубже провалилось в его сознание, прежде чем продолжать.
Перед Бершем больше не стоял зэк из «Шторма», перед ним стоял человек из небольшого офиса на СК «Ресурс», втоптавший в жир коммерсанта, с неожиданно проступившей крышей в лице спортивного телосложения ребят и навестившей его на рабочем месте, и мозг этого человека решал привычную некогда задачу: выкрутиться, вылавировать здесь и сейчас, выпрыгнуть, как лиса с курицей в зубах, в окошко курятника под носом злющих сторожевых собак. Мозг разархивировал нужные файлы и работал, как по скрипту.
— Нарик, хуле. Он вообще не понимает, где находится.
В прошлой жизни у меня для этих целей был некто Стас. Стас был общеизвестный косепор, и формула «во всём виноват Стас» неоднократно меня спасала. На Стаса можно было валить всякие немыслимые вещи, которые никак не повесить на кого-то другого, и люди, хорошо его знавшие, недоверчиво, но всё-таки соглашались: «Ну да, блядь, этот может…»
— Не, ну то, что он долбоёб, это я уже понял. И то, что нарик, по нему видно. А что с трёхсотыми?
Мне не надо было придумывать.
Позавчера, когда мы сидели в окопе с мистером Грином, по нам отработал танк, и Джобс, неосторожно поднявшийся с пола траншеи, получил лёгкую контузию. Но не настолько ощутимую, чтобы проситься в госпиталь или что-то ещё.
Ну а Ваня сейчас был мне просто на руку.
Едва выползший из объятий Диониса, он реально был как контуженый. В этом плане его состояние было просто идеальным.
Я так и ответил, что у них обоих контузия. Ничего не слышат и плохо соображают.
— Поэтому, Берш, мы уходим на эвакуацию.
— Ну ты же слышал, что Имбирь вас отдал мне.
— Я обосную, почему мы ушли.
Берш помолчал. А потом сказал так:
— Смотри. Мне на хуй не нужны люди, на которых я рассчитываю, а они поведут себя непонятно как. Будь мы сейчас на передке, разговор был бы другой. Но у меня сейчас просто нет свободного человека вас туда палками гнать. Хотите пятисотиться — валите на хуй, куда шли, объясняйтесь там, увязывайте. Мне до пизды. Но имейте в виду, что всё про вас будут знать. Я позабочусь.
Я кивнул и повернулся к нему спиной. Махнул рукой своим, мы пошли на выход из лесополки.
Я делал каждый шаг как во сне, когда убегаешь от опасности, а ноги становятся непослушными.
Слышал, как Берш у меня за спиной снова взял пулемёт.
«Блядь, щас ебанет очередью в спину».
Шаг. Второй. Шаг. Второй.
До дороги вдоль лесополосы метра четыре.
Каждый шорох сзади заставляет напрячься, сжаться в предчувствии… Чего? Как это ощущается, когда тебя полоснут очередью в спину?
Вышли на дорогу и, ускоряя шаг, пошли дальше, в сторону точки спешки. Ещё, наверное, метров сто мы ждали окрика сзади, очереди поверх голов.
Пошёл дождь, резко и неожиданно. Сильнейший ливень.
Сухая земля под ногами моментально превратилась в месиво. На кроссовках повисло чуть ли не по килограмму первосортного украинского чернозёма. Вытянувшись в цепочку, мы, промокнув до нитки, растворились в сером дождливом мареве…
Можно и дальше подробно расписывать наш путь домой, но не вижу в этом описании какого-то особого смысла.
Мы вышли на точку эвакуации, вызвали «тайфун», уехали в город Т., где на дурака сдали Джобса и Гагика в госпиталь.
В принципе, как оказалось, вся эта затея с пулемётами не имела никакого смысла с точки зрения целесообразности.
К моему удивлению, Джобса реально положили в госпиталь под капельницу.
Контузия подтвердилась, и она была не настолько лёгкой, как он сам думал. «Шторм Z» так просто в госпиталь по соблазнительной симулянтской статье не возьмут. А его взяли.
Сумел проникнуть в госпиталь и Гагик. Как он это сделал, я не знаю, но Гагик смог.
Таким образом, Горностай получил реальное, железобетонное алиби. Мистер Щит сам всё увязал с мистером Бодрым, это уже были их взаимоотношения, а Горностай, сдав двоих из пяти в госпиталь, абсолютно легально прикрыл свою задницу. И нас всех.
Когда мы вернулись в расположение, от Берша уже знал всё мистер Бодрый. Конечно же, он поинтересовался, на каком основании мы уклонились от прямого распоряжения Имбиря. И Берш не стал врать, указав мою причину отказа.
Волею судеб она подтвердилась двумя записями из госпиталя.
В сухом остатке мы, хитря и юля, едва не надули сами
