попытался, по его словам, «соединить воедино» во многом «противоречивые советские источники о подвигах одного из наиболее грозных противников создания советского режима в Средней Азии» [633] Библиография, как обычно, пестрит названиями советских работ конца 50-х — начала 60-х гг., однако из содержания статьи видно, что «геройские подвиги» Джунаид-хана интерпретировались автором в тогановском духе. Описывая «героическую биографию» курбаши, автор статьи демагогически восклицал: «Национальный герой или бандит, феодальный эксплуататор или платный агент англо-турецкого империализма?» — и сам же отвечал, что оценка советскими историками деятельности Джунаид-хана необъективна, а верным является мнение буржуазных авторов [634]. Бандитские действия главаря хивинских басмачей оправдывались голословным клеветническим утверждением, будто… всем туркменам был присущ «разбой и бандитизм». Так может написать только человек, стоящий на позициях расизма и неспособный объективно оценить многовековую историю народа — труженика и созидателя, народа, давшего поэта и мыслителя Махтумкули, поэта и музыканта Молланепеса и других выдающихся деятелей. В зарубежной литературе отрицается помощь Джунаид-хану империалистическими кругами Запада, не оспаривается только его связь с бухарским эмиром и Энвер-пашой. При этом всячески подчеркивалось, что у басмачей не было согласованного плана и посему их предводитель действовал на «свой страх и риск» [635]
.
Правда, отдельные буржуазные историки (например, Монтей) в отличие от других авторов 50–80-х гг. указывают, что басмачи вначале представляли собой обычных уголовников и «национальными героями они стали в ходе борьбы с большевиками» [636]. В целом же современные французские (как и английские, американские, западногерманские) «советологи» предпочитают умалчивать о социальном облике басмачей, их бандитской сущности [637].
Обвиняя советских историков в «огульном изображении басмачей как бандитов», Олкот подчеркивает их «религиозную образованность», то, что они были членами «Кокандского автономного правительства», выходцами «из семей средних землевладельцев, а некоторые были представителями местной аристократии» [638]. Даже племенные вожди, подобно Ибрагим-беку и Джунаид-хану, лицемерно заявляет Олкот, «были грамотными и уважаемыми людьми» [639].
Современные «советологи», в особенности Олкот, превозносят образованность басмаческих главарей, что не выдерживает никакой критики. Достаточно сослаться на уровень грамотности басмачей, действовавших под предводительством Ибрагим-бека. Сам он был малограмотным, а его ближайшие помощники — К. Амиров, А. Мухамедов, А. Улаев — и вовсе неграмотными [640]. То же самое касается Мадамин-бека, Иргаша и многих, многих других. Большинство из них расписывалось на документах простым приложением указательного пальца правой руки.
Относительно грамотными участниками басмачества были муллы и другие представители духовенства, а также белогвардейцы, примкнувшие к басмачам (генерал Муханов и др.). Но это были единицы среди тысяч и тысяч басмачей.
Обращает на себя внимание и то, что басмаческий разбой и террор Олкот выдает за «эффективную систему обложения налогом и реквизиции», якобы с полным пониманием и одобрением встреченную населением Средней Азии [641].
Полностью замалчиваются реакционными буржуазными авторами массовые убийства представителей местных национальностей — рабочих и коммунистов, дехкан, выступавших против басмачей.
За короткий срок в первой половине 1919 г. басмачи убили 100 коммунистов-узбеков из Андижанской старогородской партийной организации. Была уничтожена половина Кувинской партийной организации. Курбаши Хал-Ходжа вырезал почти всех членов профессионального союза, созданного в 1918 г. в городе Оше. Иргаш в конце 1919 г. убил в Чуете 200 дехкан-бедняков и рабочих, активно поддерживавших мероприятия Советской власти [642]. По приказу «правоверного» курбаши Муэтдина басмачи «беременным женщинам вспарывали животы, выбрасывали плод и набивали животы соломой. Детям разбивали головы о колеса арб или устраивали из них козлодранье, и они разрывались на части. Красноармейцев сжигали на костре» [643].
Таковы истинные «подвиги» басмачей и их главарей.
Цель же всех заявлений «советологов» одна — обелить бандитские действия басмачей, скрыть их «звериную» сущность, заставить народы забыть об их кровавых злодеяниях над мирным населением Средней Азии, над стариками, женщинами, детьми, представить крах басмачества «национальной трагедией».
Рассмотрение причин краха басмачества в реакционной буржуазной историографии перекликается с освещением хронологических рамок его возникновения и развития. И в этом вопросе искажаются причины и время возникновения басмачества, оно считается прежде всего «ответной реакцией» на установление Советской власти в Туркестане [644]. Советские историки начальный момент в организованной борьбе басмачества с Советской властью относят к периоду возникновения буржуазной «Кокандской автономии», правительство которой для формирования своих вооруженных сил использовало басмаческие отряды Иргаша [645].
При общих исходных методологических установках в определении хронологических рамок басмачества у отдельных буржуазных авторов есть и некоторые расхождения: если большинство считает, что наиболее интенсивно оно проявлялось в 1918–1924 гг. и спорадически существовало до начала 30-х гг. (1933 г.) [646], то Хостлер полагает, что «в виде изолированных восстаний» басмачество существовало с «1931 по 1939 год и позднее» [647], а Беннигсен и Уимбуш утверждают, будто басмачество продолжало существовать в отдельных районах до 1936 г. [648] Но доказательств этому у них нет и быть не может.
Известно, что бандитский набег Ибрагим-бека в 1931 г., который Хостлер причисляет к «восстанию», был последней попыткой «возродить» в широком масштабе басмачество.
Отдельные шайки басмачей до начала 30-х гг. скрывались в песках Каракумской пустыни. В 1933 г. были разгромлены их последние остатки на территории Таджикской и Туркменской республик.
Активизация басмаческих шаек в конце 20-х — начале 30-х гг., как известно, была вызвана обострением классовой борьбы в связи с осуществлением коллективизации, призванной ликвидировать эксплуататорские элементы в деревне. Олкот прямо указывает, что цель этих выступлений — сохранить «традиционную экономическую и социальную структуру» [649]. Под этим надо понимать: сохранить старые эксплуататорские порядки. Тем самым Олкот вопреки своей концепции вскрывает классовую сущность басмачества.
Басмаческие банды, действовавшие в Туркмении в конце 20-х — начале 30-х гг., нанесли огромный ущерб республике. Старая истина, гласящая, что гибнущий хищник опасен, получила убедительное подтверждение. Басмачи — «хищники каракумских песков» — оставили после себя долго не заживавшие раны. Сколько мужественных борцов за социализм пало от рук басмачей, сколько детей осталось сиротами!
Среди павших героев — районные руководители из Куня-Ургенча Бердыев и Садыков, активисты из аула Мулик-Язы Векил-Базарского района братья Аннамурадовы, секретарь комсомольской ячейки аула Ходжам-Кала–2 Кара-Калинского района Бекмурад Довлетов, активист из Порсинского района Аманнепес Овезов, активистка из Карабекаульского района Кейик Саметова, бедняк из Чарджоуского района Нобат Овезмурадов, батрак, колхозный активист из Байрам-Алийского района Рахман Ниязов и многие другие.
Большой ущерб басмачество нанесло народному хозяйству. Длинен перечень сожженных складов, разграбленных магазинов, разрушенных предприятий, совхозных помещений, жилых домов. А вытоптанные посевы, уничтоженный сельхозинвентарь!
Огромный урон понесло скотоводство. Только за зиму 1930 г. поголовье скота сократилось на 19 %. Погибло, было разграблено или угнано за границу 375 тыс. каракульских овец. В 1931 г., когда басмачество в Туркмении достигло апогея, поголовье каракульских
